Детство Иоанна Крестителя

      
 

(поэма об Иисусе Христе и Иоанне Крестителе, 
окончание. Начало см. «Рождество»)
19
МОЛИТВА
О светлый дух! Приди и овладей
И сердцем, и душой, и вольности своей
Лиши рассудок, чтоб, покорный раб,
Он потрудился для твоих же благ
И, повествуя о делах святых,
Душа слова переводила в стих,
Чтобы перо, чертя за штрихом штрих,
Поведало о помыслах благих,
Чтоб жили в строчках, триединые навек,
Все, кто в тебе томится, человек.
20
ПРИХОД В ЕН-ГЕДИ ИОСИФА, МАРИИ, 
ИИСУСА, ЕЛИСАВЕТЫ, ИОАННА
И странники спешили поскорее
До родины дойти, до Иудеи.
Тот, кто идёт, обрящет цель. И вот
Почти закончен трудный переход.
Они вошли в окрестности Ен-Геди.
Стояли горы цвета чёрной меди,
Пески шипели, моря шум и всхлипы
Терзали слух. От жажды губы слиплись.
Но, разомкнув их в благостной улыбке,
Пришельцы рухнули в слезах в пустыне зыбкой
И целовали обжигающий песок,
Что манною казался им для ног.
Вот родина! Скитальцы всей земли
Напоминают чем-то корабли.
Чем дальше путь и тяжелее бремя,
Тем вера в возвращение светлее.
Чем злее ветер рвёт им паруса,
Тем ярче родины неброская краса.
Чем радиус длиннее в неизвестность,
Тем ближе к сердцу милая окрестность.
...Они с минуту постояли обнявшись:
Что впереди ещё сулит им жизнь?
Иосиф думал, глядя в даль сурово,
О предсказаниях старинных. Память снова
Перебирала Книгу Бытия.
(«...Куда теперь пойдёт стезя моя?..»)
Но было всё предрешено на небе...
Елисавета поселилася в Ен-Геди,
А он с семьёй пошёл по Иордану
И, покоряясь божественному плану,
Увидел вскоре крыши Назарета
В слепых лучах полуденного света.
21
ЕЛИСАВЕТА И ИОАНН В ПУСТЫНЕ.
ПОУЧЕНИЯ ЕЛИСАВЕТЫ
Жила Елисавета очень скромно,
Как подобает схимнице духовной.
Их пищей с сыном были хлеб из сенны*,
Орехи, мёд, плоды и сок растений.
Скалистый грот стал домом для двоих,
И рок почти не вспоминал о них.
В пещеру в гости заходила лишь Луна
И кудри гладила ребёнка-шалуна,
Заглядывал ненадолго рассвет
Удостовериться, проснулись или нет.
И каждый день они, встав на колени,
Молилися Создателю вселенной.
* сенна – род растений семейства бобовых.
Потом учила сына долго мать,
И он во всём стал Бога узнавать.
Он рос без сверстников, без шумных их забав,
Бродил подолгу по пустыне, не устав.
Весь мир Отца был дан ему игрушкой,
И Иоанну не бывало скучно.
Как он любил пустыню! Солнца шар
Тут в одиночестве струил палящий жар.
День ото дня приветствуя рассвет,
Он видел то, чему подобья нет.
Он созерцал, сторонний наблюдатель,
Творенье света, будто бы создатель.
Вот загоралась медленно черта,
Восток светлел, и ангелы с листа
Трубили с ветром выход на подмостки
Непобеждённого героя дня,
И загорались пламенные блёстки,
И красный сгусток вечного огня
Приподнимал себя всё выше, выше
Над горизонтом, что казался лишним
В ликующем пространстве без границ.
И мир земли пред ним простёрся ниц.
И над пустыней поднимался стон
Сухих песков и, вырываясь вон,
Он походил на тихую молитву
За упокой души, погибшей в битве
Сил света с легионом тьмы...
Пески то собиралися в холмы,
То растекалися морщинами, виясь,
И под ногами плакали смеясь.
Виски пустыни порождали миражи
И мстили путникам. Её ветров ножи
Пронизывали миллионом жал,
И даже воздух перед ней дрожал.
Она, как нищенка, тянула к небу длань
И защищалась с криком: «Перестань!»
И Солнца свет не оживлял её:
Лучи вонзались, будто бы копьё
Во вражескую спину, – и она
Бесплодная лежала, как война.
Просторами тянулись лишь следы
Зверушек малых. С ликом сироты,
Гонимой беспощадною природой,
Она воды просила и свободы...
Никто не ведал, чем она грешна
Перед лицом Господним. Как мошна,
Лежала про запас, навек сокрыв
От взглядов любопытных шум олив,
Останки городов, цивилизаций старых,
Угасших преждевременно в пожарах.
Её песок не уставал молить
Всевышнего коротким словом «Пить!»
В пустыне Иоанна всё вокруг
Пленяло. Маленький паук,
Змея, что, как рассказывала мама,
Была причастною к падению Адама,
И ящерка проворная. Все сами
К нему пришли и ластились друзьями.
Он руки погружал в песок сыпучий,
В правещество камней и гор и, мучим
Неясной тайной, возвращался к скалам
В пещере скрыться, опалённой жаром
Песка и солнца. Моря мёртвый глаз
Вдали виднелся, как большой алмаз.
Но мальчик зрил присутствие Творца,
Безмолвного Учителя-Отца,
Везде, в любом кристалле соли.
И сердце сжалось от неявной боли.
Лет до семи его учила мать,
И он ей стал вопросы задавать:
«Бог справедлив. Скажи, в чём виновата
Земля? За что такая плата?
Она бесплодна, и вода горька,
Нет в Мёртвом море рыбьего малька.
И даже птицы на ночной приют
Не захотят устраиваться тут».
С улыбкой грустной отвечала мать:
«О Иоанн, ты хочешь всё узнать!
О мыслях Божьих ведают пророки,
И в наших книгах сохранились строки
О том, как за грехи пустых людей
Земля та прОклятою стала, как злодей.
Ты знаешь, сын, давным-давно, когда-то
Тут город был, вместилище разврата,
Творились богомерзкие дела,
Не люди жили здесь, а лишь тела.
Два города, Гоморра и Содом,
Собой являли дьявольский притон.
Земля же орошалася водой,
Цвела, как сад Господень, красотой.
И Лот, племянник патриарха Авраама,
С семьёй туда пришёл. Как будто рана,
Как язва от проказы, гнил Содом,
К геенне беззаконием влеком.
Вопль страждущих услышал Бог, и Он
Безбожникам напомнил про Закон.
И как-то вечером у врат содомских Лот
Увидел ангелов, умеривших свой ход.
Два мужа светлых, две звезды небес,
Дорогой шли ему наперерез.
И старый Лот, упав пред ними в прах,
Молил заночевать в его шатрах:
«Государи! Прошу, зайдите в дом!
Опасен ночью мерзостный Содом!
Омойте ваши ноги, отдохните
И поутру на город сей взгляните».
Заря с землёй успела попрощаться, –
Он упросил двух странников остаться.
Хлеб праведника, хлеб его души,
Вкушали, не гнушаяся, мужи.
Но содомлянам чужда святость. Вот
Они стеклись, как будто хоровод
Из чёрных духов, требуя разврата,
Забав для плоти, для убийства брата.
Они кричали: «Старый иудей!
Дай мы познаем двух твоих гостей!»
Лот предложил взамен двух дочерей,
Но только пуще разъярилась чернь,
И содомляне, мал мала, велик,
Ломились в дом, где бедный жил старик.
Но ангелы простёрли руки вверх, –
И отступил пред чистотою грех.
Нечистых поразили слепотою,
И вопль отчаянья стоял над их толпою.
Никто избегнуть кары сей не смог.
Так слепота духовная, сынок,
Затмила их глаза и наяву.
Проклятье снизошло на всю страну.
Когда заря взошла, с земли греха
Семейство Лота увели Два Пастуха.
И, весь любовь, один из них сказал:
«Беги на наивысшую из скал!
Спасайся, праведник, спасайся, младший брат,
Не обернись в своей душе назад!»
Но Лот просил убежища в Сигоре,
Боясь, что кара их настигнет вскоре.
Как только Лот с семьёй вступил в Сигор,
Содому объявили приговор.
Земля дрожала, точно в день Суда,
И за бедой страшнее шла беда.
И дождь из серы пролился с небес.
На месте города огонь стоял, как лес.
И грохот взрывов так сотряс округу,
Что горы наклонилися друг к другу.
Ещё вчера в вечерней тишине
Тут муж слова любви шептал жене,
Ещё вчера тут молодая мать
Ребёнка в люльку уложила спать,
Ещё вчера в окрестностях Гоморры
Вели деревья с ветром разговоры,
И шорох трав, цветов ласкали слух,
И стадо с  пастбищ гнал домой пастух.
Но новый день пришёл. Где это всё?
Здесь больше ничего не прорастёт.
Жизнь грешников всегда есть блуд и страх.
Что было прахом, возвратится в прах.
Супруга Лота оглянулась на Содом –
И стала глыбой, соляным столпом...
А от земли шёл дым, как бы из печки,
И вспыхивали огненные смерчи.
Потом земля разверзлась, под собой
Сокрыв следы позора, и водой
Солёною своей, как будто кровью,
Омыла место зла и суесловья.
И даже нынче видно с берегов
На дне обломки соляных столпов.
Вода мертва, земля мертва – вот плата
За оскверненье душ людских развратом».
Сын слушал молча. Состраданья сила
В нём сердце великана породила.
Что происходит в мире? Почему
Тут верят в идолов и почитают тьму?
Мать даже вздрогнула, взглянув в его глаза:
Там собиралась райская роса...
О слёзы, слёзы, кровь чистейших душ!
Не мальчик поглядел, а зрелый муж.
Она подумала: «Не мне его учить»,
Но продолжала:
                              «Трудно отличить
Тут фальшь от истины, пока ты сам не истинен.
Законы попраны, и знания освистаны.
Народы свыше поучались душами,
Но голоса их временем заглушены.
Единым был до сотворенья мир.
Молчали струны у небесных лир.
Но разбудило их дыхание Творца,
И звуки лились в хаос без конца.
Здесь, на Земле, где множество вещей
Дробится на осколки площадей,
Единых в прошлом, можно ли познать
Отца и Сына и Святую Мать?
Представь, что в мир, где всё звучит как «ля»,
«До» вместе с «ре» вселиться захотят. 
Но стража их не пустит во дворец,
Что предназначен для иных сердец,
Где «ля» царит, где «ля» – ключ и пароль.
Для «до» и «ре» учиться «ми-фа-соль»
Ещё придётся долго в низшем мире.
Для смертных – лик Создателя эфира
Смертелен, словно молнии удар.
Лишь в мире Троицы такой возможен дар.
Об этом ведали народы на Востоке,
Где Дао сохранилися истоки.
Вселенскому Дыханью – «Дао» имя.
Нет формы у него, но им хранимы
Земля – и неба облачная синь,
Творимые совместно с «янь» и «ин».
Нет страсти у Великого, но всё же
Велит Луне и Солнцу, звёздам тоже
Всходить и заходить. На день и ночь
Он делит время, что иным невмочь.
Нет имени у Дао, но даёт
Он рост всему, что на земле живёт.
И Он, Один, становится Двумя,
И Третьим его множится семья.
Из Трёх исходит Семь, мир проявляя.
Дыханье Дао здесь затвердевает.
Благодаря алхимии чудесной
Дух замыкается как бы в тюрьме телесной.
Материя лишает дух – свободы,
Но помнит он небес хрустальных своды.
Из почвы плоти тело злых страстей
Произрастает у дурных людей.
Благословен, чей дух победоносен!
В себе он Бога проявленье носит.
Его душа – как благостный сосуд,
Куда нектар бессмертия нальют.
О, в древности мудрее был Восток!
Он познавал, что есть единый Бог.
Индусы называли Бога «Брама»
И жили мирно, поклоняясь в храме.
И свет души так оживлял их лица,
Что всем вокруг хотелось помолиться.
Добро к ним возвращалось бумерангом.
Они селились у священной Ганги.
Но развратилися индусские жрецы,
И стали люди как живые мертвецы,
Забыт был Брама. Но во тьме эпохи
Осталось несколько Учителей высоких.
Для мира путеводные огни,
Полуживым – светилися они.
И некто свыше двигал их рукой,
Чтоб мудрость – в свитках обрела покой.
Неосквернённой истины родник
И посейчас хранится среди книг.
Упанишады, Веды, Песни Богу
Даны бессмертными всем остальным в подмогу.
Но кто умеет Божие читать?
На строчки те наложена печать.
Казалось бы, полны буквальным смыслом,
Но чувствуешь – тут что-то выше мысли,
И сердце слышит ключиков бряцанье.
Но сохраняет истина молчанье.
И у халдеев почитали Браму.
Наш праотец оттуда, и А-Брамом
Его назвали. Между всеми братьями
Он отличался праведною святостью.
А-Брам ходил по землям Ханаана,
В Египте жил, в долине у Зоана,
И там учился, потому что тайны
Не выдаются никому случайно.
От Авраама мы ведём свой род.
Израиль – богоизбранный народ.
И люди Персии любили Браму как
Первопричину сущего, как знак
Единства. Но, презрев завет,
Обожествили тварей. Как рассвет
Заходит в мрачное жилище ранним утром,
Так в Персии явился Заратустра.
И вся страна была у его ног,
И он изрёк: «У вас единый Бог,
Един народ, единая святыня!»
Но – видеть идолов хотят сердца простые.
И молвил Заратустра: «У Престола
Есть Дух, Ахура Мазда, тот, что волю
Отца проявит в Солнце». Круглый год
Теперь там Солнцу поклоняется народ.
Пророка Заратустры провозвестья
Хранятся в книге Персии «Авесте».
Но вновь утратили благословенье люди.
В горах индийских воплотился Будда.
Он отвернулся от богатства мира,
Хоть царская семья его растила,
Обрёл безмолвие в пещерах и затем
Был Господом учить благословен.
Он проповедовал евангелие жизни
И прославлял небесную отчизну.
И о богах он не учил. Лишь человек,
Который лень безжалостно отверг,
Предметом изученья стал для Будды,
И речи его долго не забудут.
Он говорил, что ненависти нет,
Так как любви победоносен свет,
И милосердие подобно небесам,
Где нет границы праведным глазам.
Добра достаточно для всех. Оно способно
Разрушить зло, оружию подобно.
А зло есть сон, обманчивое действо,
Игра с душой своею в фарисейство.
Он знал законы кармы. Он поведал,
Что называется духовною победой.
Кто победил себя, тот и велик.
Пусть это будет немощный старик,
Но он сильнее войска полководца,
Которое с грехом не расстаётся.
И Дух Святой вещал его устами,
Но люди снова слышать перестали.
Слова пророков – не слова людские.
Не ложь идей иллюзия раскинет.
Что мудрость человека перед Богом?
Она и ангелам покажется убогой.
Слова пророков – это хлеб небесный,
И в печи черепа такому хлебу тесно.
Слова ничто, пока не оживут,
Пока сердца собой не подожгут.
Пылай, огонь, сожги, святое пламя,
Грязь эгоизма, искушенья знамя.
Слова ничто, пока умы не отомкнут,
Не вдохновят на каждодневный труд.
Слова пророков – это тени истин,
В них радуга божественного смысла.
Они нам громом мнятся, камнепадом,
Несуществующих тимпанов ладом.
Как бубны бьют, так сердца ритм неистов
У каждого небесного артиста.
Слова пророков – будто бы ножи.
Пророки – это скульпторы души.
Так камнетёс из глыбы высекает
Фигуру. И нам кажется, она
Ещё в плену скалы заключена,
В объятиях стихии, но разбег
Сил творческих не сдержит человек.
Удар зубил с ударом сердца сочетая,
Он высшую гармонию являет.
Не мёртвый камень. Будто из ларца,
Из камня душу извлекла рука творца.
И только у людей слова без сил.
Творец же словом мир сей сотворил.
Пройдёт совсем-совсем немного лет,
Ты станешь взрослым, сын, и выйдешь в свет.
У брода Иорданского родник
Тебе откроет высший проводник.
Твой будет глас, как львиный рык в пустыне,
Свидетельствовать о Небесном Сыне.
Ну а сейчас, смотри-ка, в небесах
Взошли светила, стала на часах
Луна, давно пустыня спит.
Пусть нас на сон Господь благословит,
И, может быть, во сне, в ночной тиши,
Мы сможем видеть странствия души.
Как с высоты, где ангелы, прекрасен
Нерукотворный этот мир! Как ясен
Узор, сплетаемый, как будто на ковре,
Народами! Как краски на заре
Звучат! Пускай материя жестока,
Но только красоту в ней видит око.
И думаешь, какой станок небесный
Соединил так души! И не тесно
Здесь рядом белым с чёрными. И тонко
Звенит веретено у Пряхи. Ловко
Стригут руно, и золотые пряди
Блестят в ковре, как жемчуга в наряде.
И он похож на Млечную дорогу,
Что тянется к Престолу, к лику Бога.
22
ВСТРЕЧА ИОАННА С МАРФИНО,
ЖРЕЦОМ ИЗ ХРАМА САККАРА
Шли тихо дни, растягивалось время,
Весна зиме дышала прямо в темя,
Луна и Солнце простынь небосвода
Делили поровну. Звезда из хоровода,
Искрясь, под осень осыпалась пылью.
Всё это вместе называлось былью,
И жизнь текла, почти не изменяясь,
Не молодясь, не старясь. Так, играясь,
Ребёнок забывает о часах,
Не ведая о чувстве, что есть страх.
Страх перед временем, пред смертью, пред распадом,
Кому из нас он не казался адом?
Ведь только победители минут
В объятиях у Вечности живут,
В каком-то светлом непонятном мире,
Участвуя с Творцом в вселенском пире.
И по сравненью с ним юдоль земная
Есть сумрачная пещь, где люди стаей
Ютятся и где, будто алчный зверь,
Земное время охраняет дверь,
Что выходом есть в наилучший свет,
Которому и объяснений нет.
Но время шло. И Иоанн один
Бродил подолгу средь песков пустынь,
И скалы, точно туши великанов,
Его воображенье привлекали.
Их магма древняя под детскими руками
Подобием улыбки растекалась.
О, как они любили, эти скалы,
Когда их ноги мальчика ласкали!
Как скалы открывали ему лица!
Он заходил в пещеры, как в глазницы,
И, ударяясь о куски пород,
Катился вниз, в подземный переход.
О недра путешествия! Так в ад
Нисходят, содрогаяся стократ.
И в вечной тьме, ища замену глазу,
Смог сердца зрячесть оценить он сразу.
Влекомый справедливою планидой,
Он вход нашёл в святую пещь Давида
И от смущенья тихо вскрикнул сразу,
Духовному доверяясь только глазу.
Суровый муж, почти что без одежды,
Сидел в пещере, крепко смежив вежды,
Но он не спал. Наоборот, казалось,
Что происходит – всё им отмечалось.
Всё словно до рожденья тишины,
Когда любовью все оглушены,
Когда души глухонемой росток
От света превращается в цветок.
И Иоанн почувствовал толчок...
Стучало сердце, ростом с кулачок,
Но глубь его измерить кто бы мог?
Ведь от рожденья обитал в нём Бог...
И мальчик был вне тела и застыл,
Но муж сказал ему: «Смелее, сын!»
И слышно стало, как каменья дышат
И тёплый воздух холодом колышут.
Звук был как оскорбление, как кара.
Тот муж был жрец из города Саккара,
И дух его признал в ребёнке дух,
И билась кровь согласия у двух
(В тот день созвездья медленно кружились),
И к вечеру они совсем сдружились
И проводили вместе дни и ночи,
И время становилося короче.
Неторопливые беседы, пир души,
Велись под звёздами, в мерцающей тиши.
При них присутствовал незримо кто-то третий,
Как будто за двоих он был в ответе.
23
ПОУЧЕНИЯ МАФИНО
– Мой мальчик, человек – он суть зерно,
Что божеством обронено давно,
И, как зерно, он спрятан в темноту,
Чтоб прорасти, преодолеть черту
Земных страстей, заколоситься в срок
И стать таким, как триединый Бог.
Он сотворён для лучшей, чистой доли.
Такой как есть – он раб, лишённый воли.
Любовь и счастье могут только сниться,
Но есть возможность взять – и пробудиться.
Никто не жнёт того, чего не сеял,
А тот, кто сеял и был пашне верен,
Способен накопить порядком сил,
Чтоб лучший мир к себе его впустил.
Трудна дорога, множество преград.
Напрасно  ждать подмоги и наград,
И лишь в борьбе приобретают мощь.
Так по реке, текущей среди рощ,
Всегда теченьем жизненным гонимы,
Плывут, сопротивляясь, пилигримы.
Кому-то хватит сил доплыть к истоку,
Преодолеть течения жестокость, –
Но полон кто бессильем и обманом,
Навеки растворится в океане.
И каждый сам себе и щит, и меч
И может дух от смерти уберечь.
И, побеждая дней рутину в схватке.
Он, поднимаясь по ступеням шатким,
Уходит вдаль от горестной земли,
Как аргонавтов новых корабли.
Вот он уж странник средь семьи планет,
Вот уже в ткань бессмертия одет,
И ищет дверь, и, выйдя через Солнце,
Он в мире звёзд открыл своё оконце,
И видит Троицу, как ты сейчас меня,
И отблеск вечно сущего огня.
Вот путь окончен. Он пришёл к началу!..
Мафино с Иоанном помолчали.
И было странно. Лестница Иакова
К ним словно опустилась. Небо плакало
Искрящимся потоком метеоров.
Полночные цикады пели хором.
24
КОНЧИНА ЕЛИСАВЕТЫ.
УХОД В ЕГИПЕТ ИОАННА И МАФИНО
И мальчик рос. О, как он рос духовно!
Ему исполнилось двенадцать полных,
И в этом возрасте магическом он слыл
В округе мудрецом. И он им был.
И личность с сущностью в гармонии святой
В его очах сияли простотой.
Он быстро рос и впитывал в сознанье
Далёких звёзд таинственных шептанье,
И капель звук и голоса вершин,
И вечный ход космических машин,
Что без конца вращали небосвод
Над головой уже который год.
Был Иоанн уже отмечен Богом.
Он чувствовал, как наполнялся током,
Что шёл от Солнца, гор и от воды,
И маленькие внутренние льды
В слезах блаженства плавились мгновенно,
И сердце пело боговдохновенно.
Откуда шли потоки сладкой дрожи,
Что пробегали солнечно по коже,
Касались нежно детского лица?
Он пребывал в объятиях Отца,
Забыв о смерти. Но она пришла.
Мать заболела. Вскоре – умерла.
Мир сжался в точку. Боль взяла в кольцо.
Повсюду было мамино лицо.
Он плакал – тщетно. Как он одинок!
Но жрец сказал ему: 
                                «С тобою Бог!
Корыстно звать назад ушедших души,
Их ветер времени в ином пространстве кружит.
Жизнь нереальна здесь, и смерти вовсе нет.
Есть только отраженье, силуэт.
Слезоточиво – сердце у мирян,
А дух не плачет, слышишь, Иоанн?
Вершат над телом ритуалы погребенья,
А вечный дух нигде не знает тленья.
Твой час настал. Тебя зовут Предтечей.
Ты свыше знаком Илии отмечен.
Взойдёт над миром новая заря –
Ты приготовишь сердце для царя.
Лишь чистый сердцем сможет распознать
В другом Христа и истину принять.
Люд любит следовать, однако не вести –
Ты будешь образец для них нести.
Кто указует путь на перекрестье,
Но не идёт вперёд, – уже не вестник,
А суть болван, походный указатель,
Как идол варваров, как горе-предсказатель.
Учитель проторяет сам пути,
И видятся отчётливо следы.
Грех омывают жизни чистотою,
Как тело омывается водою.
И этот символический обряд
Ты узаконишь для людей, мой брат.
А тело станет церковью отныне».
Работа их закончилась в пустыне.
Они пошли в Египет, ибо там
Учение продолжит Иоанн,
И двигались без отдыха, пока
Не заблестела вдалеке река...
То был священный Нил, великая вода.
И вспомнил Иоанн, как приходил сюда,
Как ослик их качал с Исусом на спине,
А рядом мама шла с Марией, и во тьме,
Немного впереди, шагал Иосиф с посохом...
Судьба свершила круг, обратно вновь забросила.
И он теперь один. Но впереди, как снег,
Как лотос на песке, спасительный ковчег,
Белел Саккарский храм. Они вошли в ворота,
В таинственную твердь, обитель бога Тота.
25
ЭПИЛОГ
Когда любовь ещё дитя,
Весёлый несмышлёныш,
Какой загадкой бытия
Ты её струны тронешь?
Какие стены, храм какой
В себе любовь удержат?
О, как неясен ей покой,
Как ей знакома нежность!
Когда заполонит собой
Всё небо и всю душу,
То выдержишь неравный бой,
Ни перед кем не струсишь.
Так детство кончится, душа,
А в небо путь продлится.
Предтечей, вестницей кружась
Над звёздною страницей,
Ты драгоценных строчек лад,
Написанных не мною,
Как позабытый древний клад,
Рассыплешь под луною.
6.12.1999 г.
3 Проголосовало
Избранное: философская поэзия, современная поэма, эзотерические стихи
Автор имеет исключительное право на стихотворение. Перепечатка стихотворения без согласия автора запрещена и преследуется...
В можете поделиться ссылкой на материалы на сайтах и в социальных сетях!

Подборка стихотворений по теме Детство Иоанна Крестителя - Философско-религиозная лирика. Краткое описания стихотворения Детство Иоанна Крестителя из рубрики Философско-религиозная лирика :

Стихи про Иоанна Крестителя, про его детство и обучение. Современная эзотерическая поэма о Предтече. Но время шло. И Иоанн один Бродил подолгу средь песков пустынь. Людмила Десятникова.

Проголосуйте за стихотворение: Детство Иоанна Крестителя

Стихотворения из раздела Философско-религиозная лирика:
  • Елисавета
  • Стихи про Святую Елизавету, про рождение Иоанна Крестителя. Елисавета горя не скрывала, в горе пустынной сокрывая сына. Ему крестить и Господа встречать.
  • «Я тыщу лет не брался за перо...»
  • Стихи о вселенской лжи и фальши, реках крови и равнодушии к чужой беде. Как нам, изнеженным, ленивым и глухим к чужой беде, вселенским рекам крови, искать тернистый путь спасенья?
  • Рождество
  • Стихи о пещере Рождества, об Иисусе, о Вифлеемской звезде. Мария Дева родила Мессию в пещере темной ночью января. ;Горела Вифлеемская звезда. Доставили волхвы дары святые. Пещеру ту найти им не
Философско-религиозная лирика

 
  Добавление комментария
 
 
 
 
Ваше Имя:
Ваш E-Mail: