Сдёрнуть старую кожу привычного

Рецензия на поэтическую книгу Павла Баулина «Возвращение в прошлую жизнь». Свой взгляд. Людмила Елисеева.

О книге Павла Баулина «Возвращение в прошлую жизнь»


Не бывает судьбы по порядку.
Игорь Доминич


Вот и вновь в память утомлённых лет моих вернулись герои русских народных сказок. Вернулись неожиданно и ярко, побуждая задуматься после прочтения книги Павла Баулина «Возвращение в прошлую жизнь», чтобы ответить себе на многие невыясненные вопросы.
Откровенно признаться – люблю работать со стихотворениями, вникать в повороты авторских мыслей, понимать, где произрастает корень метафоры нового таланта. Скажите, коллега-читатель, можете вы мне ответить, к какому направлению относится творчество поэта, если в нём тесно переплетаются лирика с реальностями сегодняшнего дня? Вот вам и загадка, почему вдруг снизошла ко мне сказка. Ну не могу я уложить ни в какие рамки «прокрустова ложа» методику изображения сюжета, воплощения тематики и идей поэта Павла Баулина. Посмотрите и ответьте: каким, если не сказочным, можно назвать оборот художественной речи, где автор мысленно наделяет своего лирического героя воистину богатырскими возможностями, выраженными следующим образом: «Ему б кольцевать просторы и дали вязать узлом...» (ст. «Бомж»); «опали зарницы тревог, премудрость изъедена молью» (с.48)?
Да, о нелёгких временах скрипит философское перо. Но ещё более трудный вопрос для него: что же это такое – сам человек?
Для меня он нов, задумчивый поэт-«доброволец, вернувшийся в прошлую жизнь», вернувшийся спустя двадцать лет с попыткой заново всмотреться в неё, очистить от плевел, вытащить читателя из серпентария зла (вдумайтесь и вглядитесь не только в смысл, но и в иллюстрационный материал книги!). Не захочется ли и вам ощутить: удалось ли самому автору разгадать увиденное? Уверяю: не пожалеете о времени, потраченном на чтение «Возвращения в прошлую жизнь».
Имея странную привычку выделять в книге наиболее понравившиеся или важные с художественной точки зрения места, я оставила эту затею, быстро выяснив: придётся выделять в с ё. Оставила потому, что автор, ратующий за «правду на земле и верный путь во мгле», повторяющий «имена, забытые землёй», вдруг стал близок своими раздумьями.
– Кем ты станешь на этой Земле? Что ты слышал, что ты знаешь? Что запомнит Земля о тебе? – эти вопросы – не риторика. Поэт «Возвращения...» ищет ответы на них, приглашая всех желающих докопаться до загадочной сути (с.120). Страстное желание его авторского эго уместилось в сложносочиненной конструкции одного предложения: «Хочу, чтоб жили, никогда не ссорясь, добром и миром всякий спор верша, как две сестры – моя душа и совесть, как две надежды – совесть и душа» (с.35). Это заветное желание для каждого здравомыслящего человека. Именно такую мужскую поэзию и принимает сердце, осознавая, что за ней – защита многих личных слабостей и незначительных достижений в часто неприемлемых жизненных обстоятельствах, где всё же, как свидетельствует П. Б. Баулин, «...так оглушительно хочется жить, что я попытаюсь воскреснуть» (с.12). Нервная современность жизни смотрит на меня из каждого его стихотворения, пытаясь без ранений сдёрнуть старую кожу привычного бытия:
«С землёй сольюсь! Ни горечи, ни ссадин. И в тишине никто не различит, чьё это сердце, загнанное за день, так страшно и мучительно стучит»...
Вот и прикоснулись мы, уважаемый читатель, к мыслеобразам поэта или его литературного героя, где явственно выражена готовность отвечать за множество созревших и предстоящих вопросов непростого нашего мира. Сердце поэта, неразделимо сливаясь с сердцем многопретерпевшей матушки Земли, не замечает «горечи и ссадин» своих, но вслушивается, стараясь разгадать мучительно-страшные перестуки загнанного собрата... И он полон стремления «сделать то, что не выпало другу»-мечтателю, который там «...задыхался, паря», где «колдовским поднимаются кругом нелетающие тополя» (с. 81). Он признаётся, что «старался подстраивать шаг» «по следам неизвестного друга», «спотыкаясь о ветер и мрак». Столько горечи звучит в признании: «И на этом тропа обрывалась. И упал – обессиленный я».
Значит ли это, что человек, пытающийся что-либо изменить, обречён? Дальнейшие фразы отрицают такой вывод: «И на этом тропа начиналась. И судьба начиналась моя» (с. 17).
Разумеется, в каждой судьбе принимает участие жертвенное сердце матери. В «Новогоднем воспоминании» с одной стороны – глубокая грусть о матери и утраченных мечтах самого поэта, с другой – несказанная материнская грусть о будущем своего чада:

Дворник мёрзлые ёлки кропил из канистры.
Мама взгляд и меня от костра отвела.
Там из чёрных ветвей с треском сыпались искры –
Золотые огни, голубая зола (с.71).

Тема материнской любви звучит и в стихотворении «После», где только мама узнает послышавшийся в ночи чуть внятный странный звук, только мама и умрёт, «не веря, что за мной подведена черта».
Обратите внимание на цветовые параллели «Новогоднего...»: мечтания – золотые огни, оставшийся от них след – голубая зола. Чего-то не случилось, не сбылось, если мама взгляд и его от костра отвела? Что она предвидела, что мучило её в тот момент? Что же осталось, кроме рассыпающихся в полёте частиц голубого спектра? Только материнская недосказанность с тлеющей надеждой, только взгляд, отведённый от костра и сыновней разгадки? Ответ находим на с. 16:
«В коммунальном каменном лесу, Где царят скандалы и пороки, Горний ангел уронил слезу На мои мятущиеся строки. Я как схиму принял жребий свой – Рабскую покорность вдохновенью». Но и она должна находить опору в окружающем поэта мире. А если нет такой опоры? Подожди, поэт, не наломай дров, не торопись с выводами. Найдётся утраченное вдохновение, которому обещана тобой рабская покорность. А выводы рядом, только руку протяни, в реальность. О чём должен писать автор, если не об окружающем его мире? Разве может быть для человека что-либо важнее, чем гонимый жестокими ветрами стронций и кислотные дожди, разрушающие мир, а значит, и человечество? Разве может не только поэт, но любой человек быть равнодушным при неустроенности мира, в которой виноваты его собратья по разуму? Что для Павла Баулина прежние струи жизни с глотком золотого полёта? Вот ответ: это – «Наркотический запах болота! Ностальгический бред камыша!» (с.62), где душа ещё может в состоянии одуряющего болотного состояния о чём-то пошептаться с ним или впасть в состояние бреда с камышом, стойкие стебли которого ещё позволяют держать связь с вышним миром. Почему ...с болотом или камышом? Все вымерли или никому нет дела и до постигшей всех беды? И в таком хаосе мы слышим голос поэта: «Я – один, я, как вихрь, неприкаян. Жизнь вмещающий в пару минут. Мне в лицо ухмыляется Каин, за спиной ошивается Брут» (с. 20). Так вот в чём дело! – продано и предано и то, к чему необходимо было относиться, как к святыни. Это перед глазами. А внутри – живая рана совести, о которой и не рассказать никому:

Мигнёт и сгинет адская черта
за листопадом. И в пространстве голом
так страшно не бояться ни черта,
так горько не делиться с ближним горем (с.18).

Но человек – создание Божье. Жизнь для него свята. И он старается найти выход из любой ситуации. Вот и поэтический персонаж П. Баулина ищет пути отступления от одиночества: «Мой щенок, ожидая ужин, Заливается, как звонок. Значит, я хоть кому-то нужен И поэтому не одинок. ...Среди запахов, щебета, писка Шаг неспешен мой, путь далёк... Фотографии, старые письма... Разве с вами я одинок?» (с. 52 ). К стихотворениям, освещающим тему одиночества, относится и «Искушение», где литературному персонажу предлагается дружба героя адского круга, от которой он отказывается, оставаясь одиноким на Земле (с.103). Мечты о том, что одиночество может быть разрушено, поскольку не вечно, вложены в романтическую просьбу: «Возникни не воспоминаньем, в душе – берёзовым сияньем, на сердце – тяжестью росы» (с.69).
Вкусив прелестей политической борьбы, изнутри оценив её «позитивы», Павел Борисович в стихотворении «Русский узел» констатирует: «Ум дорожает, как вчерашний снег. Дурь обрекли на лавры и успех, Весёлая кровавая година!»(с. 21). И продолжает:
«Народу – кнут, Отечеству – хула. Объедки с заграничного стола, как манну, обещают демократы. Державы нет – кровавые куски, остры национальные клыки! И еле брезжит судный час расплаты. И только ветеран былой войны, не веря ухищреньям сатаны, на пиджаке потёртом носит орден. А ночью бредит (кто тут виноват?)»... (с. 21).
Кажется, допускается напрасное брюзжание. Ан, нет! Только внутренне познавший ситуацию, только близко ощутивший, переживший её может сказать: «Я в ряд становился со сварными стальными «ежами», Чтоб не прошла здесь ни чёрная сила, ни крупповская броня!» (с. 36).
Русский, практически всю жизнь живущий в г. Запорожье, вольном казацком крае Украины, П. Баулин не остаётся равнодушным к вопросам, связанным с проблемами языковыми. Интересно отношение поэта к ним. Вот что отражает чуткое авторское перо:

Высыплю в кормушку старый хлеб да кашу. Сорок воробьёв и пять синиц
Посреди зимы опять докажут, Что на свете нет непевчих птиц.
Что авторитеты? Ведь любая птица, Если пожелает, начинает петь.
Гениев горластость – в генах их породы. Что же прочим делать? Молкнуть?
Падать ниц?..

Провожу невольно параллель с природой, что на свете нет непевчих птиц (с. 23).
Посмотрите на глубину сопоставительных рассуждений: кто не согласится с подобными выводами? Всё верно. Все породы птиц имеют уникальные от природы голоса. И каждая вправе петь по-своему, как, скажем, поэты различных тематико-идеологических направлений и литературных течений. Верно с безусловным соблюдением принципов равенства – без исключений – для всех народов и в любом государстве!
А всегда ли человеку достаточно того, что есть? Почему он ищет зерно истины в себе и других, ищет себя, свои утраченные иллюзии, свои мелькнувшие прозрения, уже ...будучи «ни в чём не уверен, и уже не отступая ни в чём»? В этих поисках созревают мятущиеся и всё же очень глубокие, строки поэта-философа: «Но сквозь все размягчения мозга и притворные мысли не в лад вдруг хлестнёт, будто молнии розгой, стариковский всевидящий взгляд!».
Что уже успел оценить, в чём прозрел литературный персонаж П. Баулина, в чём кается? Почти полностью привожу это стихотворение, чтобы читатель сам трактовал его:

Полусвет, полусвет, полутени. Изнурённых обочин кусты.
На Голгофу – гнилые ступени. На погосте – гнилые кресты.
Ягод краденых горечь-отрава, Сладость затхлая спален чужих,
Чердаков ненадёжная слава. О, трофеи скитаний моих!
Ни кола, ни двора, ни любимой, Ни желаний! Лишь – смутная страсть
Смутной жизни, а может быть – мнимой? Можно б ниже, да некуда пасть.
Сквозь убожества тлена и лени Не ударит огонь высоты.
...Восхожу на гнилые ступени, Обнимаю гнилые кресты (с. 25).

Чуткая читательская душа горько вздыхает, задумываясь над обстоятельствами жизни, толкнувшими человека на гнилые ступени заброшенного жития, в котором нет ни капли необходимого ей света. Осуждая, читатель сожалеет о случившемся и одновременно радуется трудно начавшемуся восхождению, радуется хрупкому исцелению верящей в лучшее души.
А сколько переживаний навалилось практически на каждого из нас, когда разладилось единство великой страны? Не напрасно стало широко известным изречение одного из восточных мудрецов, приписываемых Конфуцию: «Не дай нам Бог родиться и жить в эпоху перемен!». Как бы следуя, вторя ему, Павел Баулин рисует незабываемую картину: «Но дарила распятья вершина Мне пред смертью увидеть сперва: Русь едина, как правда едина. И славянская верность жива!». На поверхности здесь – о верности братству народов Руси. А глубина душевных переживаний вложена в богатство художественного изображения: каждый понимает, о чём речь, когда идёт разговор о вершине распятья, приносящей в подарок перед смертью осуществление мечты о единстве народов и славянской верности.
«Броженье – ещё не рожденье, а только зачатье вина», поэтому поэт выносит на суд как плод многолетний только созревшее вино своей философской лирики, поэзии, в которую нельзя не влюбиться. Его, безусловно, одолевает смятение от того, что всё совершённое – бессмысленно и печально вопреки ожиданиям: «Но, чувствуя горечь и жалость, на пьяный гляжу балаган, где льётся вино, унижаясь(!), в дрожащий гранёный стакан» (с. 64). Почему-то вспышкой образ М. Ю. Лермонтова и его лишний маленький человек...
Стихотворения «Когда я понял, что у вас в чести...» и «Мастер» так волнуют, что хочется их, как и многие другие, заучить наизусть.
«Вольнодумец, сходя со свечи, Своё время спасает, как прежде. И в его несогласье звучит И любовь, и печаль, и надежда. ...Злых веков наползает ледник, Близкий рай (коммунизм – вставка моя) перенесен на позже. И на чёрном кресте еретик не сгорает по милости Божьей» (с.31). И в последующих строфах Павла Баулина тоже высвечивается не только авторское отношение к себе, но и отношение к нему общества, не понявшего его и таких, как он: «И награда иным в назиданье: снисходительность поздних веков и теперешних – непониманье. На костёр. На костёр! На костёр! Нет страшней и любимей спектакля». «…И небо над ширью погостов, над ширью забвенья. Ни славы, ни смысла, ни силы».
А дальше снова всё пройденное когда-то, давно знакомое: «На массовку орёт режиссёр с крестовины Святого распятья», «небо, и землю везёт на хребте, забыв о бессмертии и о Христе, мужик в полудрёме беспечной. А кто управляет надёжной уздой, стоят высоко под кормящей звездой, пяти- ли, шести- ли конечной...» (с.33).
Сравнивая своего литературного героя и отождествляя его и себя с небесным поводырём, П. Баулин сожалеет: «Лик листа полуночно светел, где над рощей чернильных слов пролетает опальный ветер, весь в репейниках злых плевков. Пролетает опальный ветер, уносящий мои слова...» (с. 22). Но человек настолько загадочное существо, что где-то в самых потаённых уголках души теплится островок надежды: «Помножены колбы на тигли, и тьма – на пропащую тьму. Вот-вот – и удастся постигнуть Смысл жизни и смерти ему. Вот-вот, одолея задачу, отвергнутый, злой бородач окупит своею удачей века и века неудач» (с. 65).
А демон сомнения тут как тут: «Заискрилось жемчужно око. Усмехнулась гадюка: – Что ж, каждой мудрости зреть до срока. Слишком близко твоё "далёко". Поумнеешь, когда поймёшь: дальше кладбища не уйдёшь!» (с.39).
И наш философ делает неутешительные умозаключения: «Гляжу в тугую даль... Решителен дурак, стремителен злодей, задумчив гений», «Лишь в одном – в ожидании смерти Есть надежда на светлый Исход» (стр. 19 и 44). Ах, какой определитель дали – тугая, т.е. не так просто её постигнуть, пройти, одолеть... Не каждому по силам!
Отказываясь понимать нелепости происходящего, невозможность его исправления, вконец растерявшись, литературный герой-поэт произносит:
«И только дождь, чьи нити стали штопать Рассвета перламутровый атлас, подвиг поэта на беззвучный шёпот: – Вы не мертвы. Ведь я – один из вас»
(с. 45).
Дух сопротивления злу окутан плотным сплином. Однако сквозящее равнодушие всё же сопровождается вопросами: «...Мягка паутинная лень.
И сердце стучит не надсадно. Досадно за прожитый день? – С чего б это было досадно?» (с.54). Всплески и судорожные вдохи воздуха ещё звучат в выводе стихотворения: «Эти крылья мои, прочь с дороги! – он вскричал, но погасла свеча. И услышал он голос нестрогий: "Эти крылья – с чужого плеча". Как с чужого? Да я же их первый... "Не твои они", – был приговор. Крылья сжёг. Правда, несколько перьев он зачем-то хранит до сих пор» (с. 57).
Что случилось далее с почти утонувшим в житейских стихиях человеком, потерявшим самого себя? Остался в иле? Поднялся? Ответ читаем здесь: «Плавно, будто раздумчиво, книга среди прошлых стихий поплыла – из потёмок минувшего мига. И меня за собой повела. И случайные некто сменялись, и дивились моей немоте. И кричали они, и смеялись, исчезая навек в пустоте. ...Чьи вы, рук долгожданные сети? Чьи вы, краденых губ маяки? И за мною бегущие дети, И глядящие вслед старики? Сдобный увалень, клоун-страдалец – кто вы все, из какой суеты? Грохнул посохом сумрачный старец, возопивши: ”Да это же ты!”» («В лабиринтах ушедшего мига»).
И в самом деле: кто из нас может чётко отречься от того, с чем соприкасается, от того, что и к нему относится, например, признание о навек приручивших его «белых зубах красной акулы»? Что думает человек, попадая в ситуацию, когда «дорогу нужды и печали мотает веретено»? (с. 58) в «кромешном рае» «пропойц и паскуд», где «все меня облобызать спешат. В игольном ушке – пробка из верблюдов», а «в корявой пятке – блудная душа»? Какие бы перипетии ни сопровождали человека, дух сопротивления его остаётся жить и бороться: «Не искушайте, недочеловеки! Вам жизнь дана не тяжелей плевка. – Зачем вы поднимаете мне веки? Сей мир испепелит моя тоска» (с. 118). О чём она, разгневанно испепеляющая? Очевидно и о том, что «подонки мои книги грядущие жгут» (с.20). Думается, её корни и в этой угнетающей картине: «Всё прахом – и любовь, и грёзы. Есть кров, да холоден очаг. Всё меньше чувств, всё больше позы в твоих делах, в твоих речах. И отступленье, хоть не сразу, в свой листопад (по зеленям!) к отрепетированным фразам, к отрежиссированным дням. Но в жизни и на сцене мглистой Досаду вызовет, не боль, претенциозного артиста неподдающаяся роль!» (с.61).
Радости в этом мало, а посему многим приходят мысли об итогах так нескладно прожитого и о том, что даже благополучный конец подобной жизни надо заслужить у Всевышнего, чьи «тайны исповедимы»:
«Стают годы, как снеги легки, И узреет, свернувший с тропинки: Из глазниц моих бьют родники, И сквозь грудь прорастают травинки» (с.15); «Земных страстей един итог: Погибель... Да поможет Бог! Но Бог во гневе» (с.59).
И всё же выход из тупика для ищущего свет неожиданно обнаруживается в прозрении о личных просчётах. Он, гордый и непреклонный, всё же переламывает себя и находит в себе силы сказать: «Простите мне все прошлые ошибки... – Прощаю, – обрывается струна» (с. 91). А в образе струны – Всепонимающий и Всепрощающий. И только сейчас герой наш замечает, наконец, что даже «солнце за скользкие плиты цепляется хрупким лучом» (с. 110). Он находит опору для «цепляния» за жизнь даже с её отупляющими моментами, даже с ненавистными «недочеловеками»... Прозрение его так остро, что теперь он во всём происходящем в жизни считает виноватым себя: «О, как хищно взбирался мох на костра ледяное тело! Я-то знаю, за что оглох. Но за что Земля онемела?» (с.55).
Казалось бы, странно, но именно теперь наш персонаж с сожалением произносит удивительные признания: «Живая нить! – ушедшего причуда моей ладони трепет отдаёт... Так жутко, что сигнал идёт оттуда! Так благостно, что всё-таки идёт» (с.119). «Когда мне всё в жизни покажется прозой, когда со смертью я стану на «ты», пусть кто-то меня оглянуться попросит, и я задержусь у последней черты» (с. 117); «И полночь, и полдень наполнит душой осязаемый свет. И хочется что-то припомнить, да времени, времени нет!» (с. 66).
Грустно, но всё, что он видел, слышал, осязал, чувствовал, всё пройденное и пережитое загорается для него светом ...смятения и даже растерянности или скорее – обречённости: «Минута струится устало. Вернусь! И почувствуешь – ложь. Ведь этот святой полустанок захочешь – и то не найдёшь. Где вкруг вековечного сада ограда из ветра и дней. Церквушка, кресты и – ограда. Что было? Что скрылось за ней? На всё это лягут изломом двух рельсов тугие рубцы. И скроются за окоёмом – буквально, как в воду концы» (с. 67).
Однако почему-то вопреки всему хочется думать словами автора, что жизнь для литературного героя книги «Возвращение...» Павла Баулина – «как радость и печаль – два маленьких растенья, два полюса степей – тюльпаны и полынь» («Романс»). И пусть тяжёл опыт персонажа, но неожиданно он делает позитивный вывод: «Пусть наши пути нелегки – природа нам опыт дала: Не может быть вечной тоски, не может быть вечного зла. ...Как ночь, отступает беда, И слёз не сдержать оттого, что нас разделяет всего Лишь тонкая корочка льда. Природа робка и скромна...» (с.51).
А что же скрывается там, где у Павла Баулина произрастают ...тюльпаны радости? Вот одно из показательных его стихотворений:

Ещё в садах дремало сладко лето,
ночные не ослепли фонари.
Ещё бесшумных тополей ракеты
не стартовали в синеву зари.
Заботы спали и дела большие,
и мелкие – не начали возню.
Забылась зависть – где-то на отшибе,
и тихо злоба сохла на корню.
Будильники – и тех сморила нега,
окраину проспали петухи.
Лишь облачко в себя вбирало немо
тьму, будто наши тайные грехи.
Беспечно спали взрослые, как дети,
касалась радость сердца и лица.
И стало облачко вначале – цвета меди,
А после – цвета бурого свинца.
Но вновь, когда ночная невесомость
нас в лёгкий сад забвений позовёт,
над миром, словно сон, а может – совесть,
то облачко хрустально проплывёт.
(с. 73)

...Чувствуешь, как растягиваются в непроизвольной улыбке губы. За ней мастерство поэта, нашедшего абсолютно знакомые, но никем доселе не употребляемые метафорические тонкости: «ещё... ночные не ослепли фонари», «ещё бесшумных тополей ракеты не стартовали в синеву зари»... За улыбкой этой – плывущее в небе облачко-совесть прозревшего и авторские рассуждения: «Со мною, дожившим до поздних седин, поспорит когда-то мой будущий сын. В сужденьях поспешных он так уязвим... Но слово последнее будет за ним (с. 63). «Наш разговор продлится и приснится о том, что недра осени пусты. Что краток век у полуночной птицы, но долог век у призрачной звезды» (с. 93).
А теперь давайте пройдём в святая святых, чтобы понять: что есть любовь. И снова – устами автора или литературного персонажа книги «Возвращение в прошлую жизнь».
Раскрывается картина отношений любящих наступательно, требовательно: «Прервав мою вечную стужу, не Ты ль мне дозволил, Господь, любить этой женщины душу, познать этой женщины плоть?» («Зов»). Для чего же, дескать, тогда и прервал стужу, если не для любви? С другой стороны, если уже дозволено любить, с какой целью показывать любящему измену его возлюбленной? Кому нужна «на ласковом лезвии бритвы – голодная кровь»?
Размышляя над другими стихотворениями этой тематики, я буквально, как теперь говорят электронщики, «зависла» в произведении «Твоё письмо» и далее по обозначенным страницам. В их шелесте вы обнаружите всё, что может касаться счастья и несчастья в любви двух стихий – мужчины и женщины. К примеру, высокому чувству самоотвержения женщины перед любимым противостоит его холодность: «...застыну упавшей волной. И взгляда не будет бездомней. И ты отшатнёшься, родной» (с..97). Диссонансно звучат ноты задетого мужского чувства в работе «В глухой монашьей тишине...»: «В чужом неотвратимом сне, Бродя меж сфинксов и соблазнов, Зло или нежно, но не праздно, Ты будешь помнить обо мне. Как будто в адовом огне, Спеша к супружеским пределам, Душой, надеждой, жаждой, телом – Ты будешь помнить обо мне». Эта уверенность скорее заговорна, заклинающа, но замешана на силе высокого чувства к женщине. Вспышкой молнии в ст. «Знамение» вынужденно обрываются осенние чувства случайно встретившихся... И посмотрите, как трогательно изображены волнения влюбленной мужской души далее: «Жемчужинка позднего звука дробилась, о чём-то скорбя. И понял я: это – разлука. И так не хватает тебя! Но сватал надежду пустую мой глухонемой телефон... О, Господи, как я тоскую! О, Господи, как я влюблён!» (с.99).
Прекрасная любовная лирика! Пожалуй, не ошибусь, когда выражу мнение, что у Павла Баулина редки по красоте не только исполнение, но и сила изображенных чувств поклонения женщине, которые так не хочется терять. Это без труда прочитывается в великолепных стихотворениях «Три дня», где влюблённые, побуждаемые силой обстоятельств, должны расстаться.
Но в «Учителе», в «Искушении», в «Грехопадении», в эротическом «Свидании» в чувствах главенствует мужчина. А в стихотворениях «Малороссийская глубинка» и «Женщину от века и доныне», где описываются в том числе и соблазнительные пороки, звучит осуждение женской неверности. Сюда же отнесу и стихотворение «Ночь всегда необъяснима» с попыткой понять женскую душу: «Это ведьма или фея в комнате твоей?». А разве не об этом стихотворение «Цена», где при всех ошибках и недостатках женщина остаётся для мужчины субъектом влекущим: «Я уснул... вечным сном. И упрашивал Бога, чтоб приснились хоть раз те года: прошлый мир, где любая дорога лишь к тебе приводила всегда».
Но подходит время «заката» чувств, когда понимаешь, что жизнь готовит иные рубежи, где всё «это уже не твоё». Мотив этот плавно перетекает в «Позднюю акварель» и «Землянина», напрасно прожившего свой век с выводом: «Таких большинство на свете» и ст. «Переход»: «Где ты, родимый? – В капле воды, в гордой травинке, в горькой звезде, в посохе вещем, здесь и нигде. В облачке божьем, в брызге огня... Где ты, родимый? – Нету меня».
Состоялся переход в мир теней, где «души неприкаянно парят и нет преград», в мир, о котором было так много раздумий героя произведений Павла Баулина. И вот «Отринув этот панцирь деревянный», персонаж не видит ни страстей, ни искушений, только мятущийся дух, к которому он обращается: «Скитайся, дух! Без умысла, без толка. Разорвано пространств и лет кольцо Во мгле живой, в которой можно только Лицом к лицу и разглядеть лицо».
Развязка этого поэтического сборника Павла Баулина всё ставит на свои места: «Так о ком я, на этих страницах повествую под лепет дождя, в просветлённых Господних зеницах отраженье своё находя?» (с. 24). Зеркальное отражение персонажа в Господних зеницах – свидетельство о присутствии и влиянии Высшего разума на события, поступки и эмоциональные проявления этого персонажа, их взаимосвязи и взаимовлиянии. Кажется, поиски ответа под лепет дождя на вопрос, что же такое человек в бурно меняющемся мире, закончены: он «паломник», «кумир», «поклонник», «не от мира сего», божественная сущность которого определена, душа освещена всесторонне. Чего же ещё?
А почему-то не хочется закрывать книгу...
Не забывайте делиться материалами в социальных сетях!
Свидетельство о публикации № 6198 Автор имеет исключительное право на произведение. Перепечатка без согласия автора запрещена и преследуется...


Стихи.Про
Рецензия на поэтическую книгу Павла Баулина «Возвращение в прошлую жизнь». Свой взгляд. Людмила Елисеева.
Краткое описание и ключевые слова для: Сдёрнуть старую кожу привычного

Проголосуйте за: Сдёрнуть старую кожу привычного


    Произведения по теме:
  • Новая книга Павла Баулина
  • Литературная рецензия. Рецензия на новую книгу Павла Баулина «Возвращение в прошлую жизнь» (Запорожье, 2011). Маргарита Мыслякова.
  • «Невольник вещего светила»
  • Литературная рецензия на поэтический сборник Павла Баулина «Возвращение в прошлую жизнь». Татьяна Гордиенко.
  • «...Просто паломник в мир манящий, но всё же иной»
  • Литературно-критический разбор книги стихов Павла Баулина «Возлюбленный Смерти» (2014). Проблемы жизни и смерти в поэтическом и философском освещении.

  • Валерий Кузнецов Автор offline 7-12-2013
Прекрасная рецензия! Образец всеобъемлющих раздумий над поэзией ближнего...
Запорожье - заповедник мудрых поэтов-критиков?..
В.К.
  • Вадим Шилов Автор offline 7-12-2013
Валерий Николаевич, если кликнуть по логину автора, то можно перейти на его профиль и прочитать о нем информацию.
  • Валерий Кузнецов Автор offline 7-12-2013
Надеюсь, моя ошибка никого не обидит... Но ясно, что сайт "стихи.про" создан в Запорожье далеко не случайно.
В.К.
  • Людмила Елисеева Автор offline 8-12-2013
Cпасибо огромное, Валерий Николаевич! Откровенно говоря, я боялась его публиковать, подвергать критике из-за внутренних каких-то тонкостей, что отзовутся не так, чем обидят не просто меня, но и Павла Борисовича. У меня есть такие же раздумия о работах других авторов. К примеру, о творчестве Сергея Шелкового. Он включил их в свою новую книгу. Живу в предместье Харькова - Солоницевке. С уважением - Людмила Елисеева (Лындюк).
  • Павел Баулин Автор offline 9-12-2013
Дорогая Людмила Васильевна!
Благодарю Вас за внимание, проявленное к моему творчеству.
Любому автору хочется быть понятым, Вы подарили мне это ощущение...
Искренне,
П.Б.
  • Людмила Елисеева Автор offline 13-12-2013
Спасибо огромное за удовольствие работы с Вашими стихами. Радуюсь, что и Вы меня поняли, не отвергли... Счастья Вам!
  • 17-03-2020
{text}Прекрасная рецензия на книгу, спасибо Вам, Людмила, за тонкое прочувствование и умение донести тот свет, что пролил автор, до нас! Спасибо за знакомство с творчеством Павла Баулина, захотелось найти и прочитать книгу.
С уважением, И.К.
  • 17-03-2020
Роздуми... роздуми... Цікаво пірнати в твої глибокі міркування. Дякую тобі за них і Есмірі теж.
 
  Добавление комментария
 
 
 
 
Ваше Имя:
Ваш E-Mail: