(поэма-утопия)
Мне говорят: её на свете нет – страны обетованной для поэтов, где искренность, и теплота, и свет, и утро вечное, и лето.
Но каждый неподдельный стих в страну ту открывает двери. И, в бестелесную, как крик, в страну ту надо только верить.
Бессмертен даровитый стих. Он не подвластен глупой смерти. Бессмертен вдохновенья миг, и только им поэтов мерьте!
Кто красоту поэзии постиг, он в той стране не знает смерти.
Бесстрашие осмеивает смерть, она ему не мор – умора, вычёркивая из бессмертных смет всех, кто рождён для жизни мёртвым.
Там в творчестве поэт – сам бог, пророк, учитель и мессия И, если быть тебе таким ещё слабо, поэзия добавит силы!
Страна без страха и границ, где уханье и трели птиц, где рык, и вызов, и мурчанье, где гром небесный и молчанье.
Молчанье от избытка чувств – грохочет громче тот, кто пуст.
И там простор пронзительным словам, словам, несущим искренние чувства, где только совесть может быть права, да голая, без кожи, чуткость.
Где масок нет, нет лжи, – что для политиков, парламентов забота, – там властвует один режим – любви друг к другу и к работе.
Там безответной нет любви, измен безжалостных и грубых. В ней невозможно тех забыть, кого мы безраздельно любим.
С годами в ту страну всё реже турпутёвки. Да ну её, да ну страну для непутёвых!
Страну раздетых, оголтелых – не по карману им отели.
Там не до пенсий старых чудаков. Страна поэтов – не для стариков.
Но всё ж на ПМЖ, без визы и пешком, В неё вселиться никогда не поздно. И каждый раз, рождаясь с вновь написанным стихом, в стране той забываешь возраст.
И там не может быть иначе. Талант – есть долг, самоотдача. Там, не стесняясь нежностей телячьих, всё отдают стране своей без сдачи.
Там деньги зло, а не успех, там гонорары – гонора смешнее, там творчество – не для утех, там нет богатства и лишений.
Там деньги ничего не значат, там зависть – не мастак душить. «Богатство» там приемлют не иначе, как «состояние души».
Там вознесенье на престол – по мощи дел и мощи поступи. Казна и казнь одна – рабочий стол, где слов бесценных золотые россыпи.
Не Сиявуша Рей – прибежище Маздаков*, не Город Солнца Кампанеллы, а город трудный, труд – один там праздник, И где талант и труд, – свобода, страсть и смелость.
Там чисто всё, как руки прачек, всегда натруженные, в мыле. Там душу за иконой прячут, не расставаясь с ней в могиле.
Страна моя не велика размером, но много неба для свободных птиц. Она с размер стиха примерно, которому нет меры и границ.
Вселенной ей, похоже, мало. Галактик мало, как порою рифм. Сверхновые там вспыхивают шало, там не в почёте униформа фирм.
Там граждане свободны от стандартов, и перепевы им смешны. Те перепевы, что со школьной парты зубрилам и шпаргальщикам нужны.
О, популизм – чутьё на вкус народа! Но здесь, в моей стране, поэзия тогда прокладывает след, тогда не инородна, тогда прогноз погоды и тогда просвет, когда неправильностью ортодоксам неугодна, когда в ней догм дубовых нет.
Там вкус – не нюх, там злобы с завистью не стало, там нет никчемных, грязных слов. Там, если солнце вдруг проспало, стих всходит солнцем, и с утра светло.
Там в крепости из неприступных слов раскрыты башни из слоновой кости, понятий нет «замок», «засов», там вместо водки – со стихами ходят в гости
и словом там пируют – всласть! Там трон один творцу дарован, одна, но праведная власть – то власть творца над словом.
Страна поэтов – чудная страна, ты истинная родина поэтов. Для чуждых глаз смешна, странна, ты словно песня, что ещё не спета.
4 Проголосовало
* У иранских народов бытует легенда о высокогорном г. Рей (что недаром созвучно нашему «рай»), куда ушли последние приверженцы жреца Маздака, который в конце V в. возглавил восстание угнетённых масс за всеобщее равенство. Рей аналогичен Сиявушкарту, городу вечного счастья, построенному легендарным Сиявушем. В Европе эти два предания трансформировались в «Город солнца» Томазо Кампанеллы – прообраз коммунистической общины.
|