Осенние мысли

* * *                               

И снова осенние вечные темы,

и бархатной грусти налёт...

Вот только и жизнь твоя – как хризантемы –

уже напоследок цветёт.

* * *

Застывшие жемчужины дождя

на чёрных обнажённых ветках.

Шуршанье листьев, столь уж редких...

Как сладко, душу отведя

за чтеньем долгожданной книги,

снять повседневности вериги

и замечать зеркальность луж

и в лужах – света увяданье,

как сумерек, сгущаясь, тушь

размазывает очертанья.

И сладок мыслей чутких ход,

отзывчивость и мимолётность,

и притягательна бесплотность,

с которой тишина зовёт

туда, где первые потери,

где только юностью измерить

судьбы безмолвный поворот.

И прошлое вдруг оживёт...

Лишь шорох листьев, столь уж редких,

лишь вздох плечом задетой ветки,

лишь капель холод обожжёт.

* * *

Ветер нежно коснётся плеча,

и очнёшься – кому же ты нужен?

Никого – только птицы кричат,

только рябь пробегает по лужам.

Предпоследние ясные дни,

умирающей жизни причастье,

свет нездешний – всё это сродни

опоздавшему призраку счастья.

О, молитвенный шорох листвы!

О, ещё не потухшие дали!

На ладонях лишь запах травы,

а к душе паутинки пристали.

Заклубится холодный туман,

расползётся недугом унылость...

Что же было? Всего лишь обман?

Или высшая мудрость и милость?

* * *

Остался от листьев лишь высохший шорох,

и меркнущий свет – от тепла.

В пространстве души и в окрестных просторах

уже обживается мгла.

И осени мир беззащитен и хрупок,

и, бедная, держит в уме

всю цепь неизбежных бессильных уступок

ещё не пришедшей зиме.

Но надо ли загодя Богу молиться,

когда, завершая полёт, –

уже  из последних – в ладони садится

и зёрна печали клюёт?

* * *

Пречистой осени обыденный приход,

играет ветер струями прохлады...

Который год, уже который год

нет для меня желаннее награды,

чем дней бездомных золотая взвесь,

где жизнь витает с лёгкостью пушинки,

где весь исчезнешь и восстанешь весь

от первой обжигающей дождинки.

И листьев так беспечная гурьба,

летя навстречу, главное затронет,

как будто мокрым носиком судьба

поторкалась в щекотные ладони.

* * *

Дождаться порыва ветра,  когда он поднимет листья

и будет – дитя – резвиться, пока не устанет всласть...

Приходит, полуодета, крадётся – повадка лисья, –

и вот уже снова осень – пронзительная напасть.

Особый оттенок мыслей – и ты сам себе философ.

Стоишь, растворяясь в звуках и запахах про запас.

И надобно не ответов, тем более, не вопросов,

а лишь созерцанья – осень додумает и за нас.

И снова листва лихая летит на запятках ветра. –

А что же ей остаётся? – хоть с музыкой умереть.

И мнится, что обнажённость и неторопливость метра

сливаются с шумом листьев и нерасторжимы впредь.

* * *

«Глухая пора листопада.

Последних гусей косяки».

Но всё же – какая отрада!

Как дни первозданно легки!

Поёживаясь и сутулясь,

по мыслям и листьям брести

среди затихающих улиц

и воспоминаний среди.

Нечаянная отсрочка

на день или, может быть, два –

как полузабытая строчка,

мерцающая едва.

«И белое мёртвое царство,

бросавшее мысленно в дрожь»,

похоже на государство,

в которое не попадёшь.