Грошей в ящике лишь на три сухие лепёшки И на четыре чаши сладенького винца… Грошики пересчитывает он, идучи по дорожке, Которой, как ему кажется, не будет конца, Вслед за Одиннадцатью. Слушает, как бурчит Голодное брюхо, напоминая: обеда время пришло. А тут ещё обувка снашивается, будто горит, Изветшала одежда. Хорошо, что весна и тепло. А скоро Песах, но Агнца им не видать, Не слизывать с пальцев жир его молодой, Рёбрышки не обгладывать, печёночку не вкушать, Потому, что Учитель - чтоб его! - с куцею бородой Всё повторяет, что сокровища на небесах. Но высоки небеса! А небесный денежный ящик? Я хочу увидеть его воочию, сам, Руку в эту скрынницу запуская почаще… О, как бурлит, как скворчит в животе! Ершалаим недалече, дойти бы туда поскорее... Мяса бы! Пожрать бы, себе не отказывая в еде, Как это делают все правоверные иудеи… Там, в Ерашалаиме, Первосвященника двор, Стучащему двери всегда отворятся. Проскользну под вечер, незаметно, как вор. И сребреники под луной блеснут и во тьме растворятся.
Агнец Пасхальный рукою резника будет сражён. Жертва готова. Подайте с седером блюдо… Он припускает рысью, брюхом своим ведом, Апостол Двенадцатый. Кличка его отныне – Иуда.
Ослик
Ослик ушастый, серый трудяга, Палками битый да солнцем палим. Не разумеет, видно, бедняга, Кто на нём едет в Ершалаим.
Тук-тук-тук-тук – ступают копытца. Люди зачем-то кричат без конца… Ах, бы воды, бы! Ох, бы напиться! Кто отжалел бы охапку сенца!
Так же и мы… Иного – не надо; В землю глядим и ушами прядём… Мимо, мимо Небесного Града Мы за охапкою сена бредём.
Ожидание
Приход Спасителя без ожиданья невозможен, Как без заката невозможен и восход. Неистовствуем: - Дайжедайжедайжедайже, Боже! Обретя, распинаем, кого Он пошлёт.
Моление о Чаше
Ручей кедронский немолчно журчит. Звёзды распускаются, небеса осияв. Внимает хоть кто-то молитве в ночи: "Да минует меня чаша сия!"? Но апостолы спят.
Да, кому надо вслушиваться в эти слова, Если кухарь баранью ляжку перчит, Если хмельное переполняет края Ритонов! Пусть замолчит, замолчит, Наконец, замолчит тот, кто уста, сомкнувши, кричит: "Да минует меня чаша сия!", Когда апостолы спят.
Эй, бормочущий! Лучше вслушайся: Ершалаим Пиршествует! Над жаровнями дымная кисея. Дух наслажденья неостановим! Держись подле сильного! Мы уже с ним! Или не веруешь, что Кесарь непобедим? Да минует меня чаша сия, Потому что апостолы спят.
Кимвалы бумкают, подгоняя напев. Шуткуют повапленные шуты, всё и вся осмеяв. Духовые орудия взвыли, осатанев, Бражники, подпевают, осоловев, Потаскухи опять принимают, подмыться едва успев. - Да минует меня чаша сия! Даже если апостолы спят да спят.
А оболтусы на ишаках шугают Ершалаим, Ушастые, словно байки, шуруют, вовсю голося. Градоначальника сын, развратным стремленьем томим, На самом длинноухом несётся. За ним Свора подобных. За кавалькадою пыль, аки дым. - Да минует меня чаша сия! А апостолы всё ёщё спят.
Той порою через Кедронский поток Воины перебираются, факелы смоляные неся. Жизни – только один глоток, Глоточек… И времени для пробуждения ни на ноготок. И уже невозможно покинуть этот садок. – Да минует меня чаша сия! Но апостолы спят.
Спите, апостолы. Сны в эту ночь да будут легки! Только завтра кровавые раны Спасителя станут зиять. Царства разрушатся по мановенья руки Лукавого. От Бога отрекшиеся дураки Реки будут поворачивать вспять и сталкивать материки. – Да минует меня чаша сия! Апостолы, посапывая, под оливами спят.
Гефсиманский Сад
Учись прощать. Учись просить прощенье, Смиряя кровь, не умножая зла. Как страшно знать: не будет возвращенья Под сень олив… Ты помнишь: ночь была,
И шли враги, ступая вслед Иуде. Во тьме кроваво факел стражи плыл. На помощь звать? Молить Отца о чуде, Когда ты знаешь, что твой час пробил?
Когда невмочь, когда обступит лихо, Когда отрезан даже путь назад, Закрой глаза, прочти молитву тихо И вспомни ночь и Гефсиманский сад.
Похвала гвоздям
Шорник шьёт сбрую. Тесто пестует тестомес. В давильню винодел отправляет грозди. Дровосек на ослике – за дровами в лес. А мы выковываем гвозди.
Задышали меха, огнь лижет металл. Он побагровел. А затем побелел, словно от гнева. Удар, удар – и искры металл заметал. А затем, поостыв, стал цвета закатного неба.
А следом – в масло. Бульк – и пошли ко дну. Масло вскипает, и гвозди чернеют, остывши сразу, Двенадцать гвоздей – один к одному. Калёные гвозди – как по заказу.
Двенадцать сребреников – надобно пересчитать. Всё в этой жизни требует пересчёта… А куда остроклювые гвозди будут вбивать – Наша ли это забота?
Есть, кому думать о том и о сём. Есть, кому соразмерить силу удара. А мы с молотобойцами винца хлебнём В славном подвальчике у базара.
А там выпивоха расскажет, что на Лысой горе Двое распинаемых, когда прибивали их, сильно кричали. А один - молчмя терпел. И на такой-то жаре! Так что, гвоздочки наши к месту, и не подкачали.
Если кого распять – пожалуйте в кузню у Навозных ворот, При дороге в Огненную Геену… Рукомесло наше ценят и прокуратор, да и народ. Потому, что гвозди не подвластны ни рже, ни тлену!
Жены-Мироносицы
Пока иные укрывали лица, Как тень, скользнув в укромные места, Они пошли, чтоб снявши Плащаницу, Умастить мирром мёртвого Христа.
Был тяжек путь чрез раскалённый город, Где солнце, как начищенный доспех, Блистало. Пыль сушила горло И сердце рвал легионеров смех.
Те вспоминали нищего пророка, Который не сумел себе предречь Смерть на кресте, чтобы уйти далёко В пустынный край, и тем себя сберечь.
Харчевни пахли подгорелым жиром, Ослы кричали, а у входа в Храм Торговцы бесновались во имя наживы, Заманивая к жертвенным дарам.
Ничто, ничто их не остановило Да и могло ли что остановить Жён поспешавших на пути в могилу, Чтоб бренный прах в последний путь обмыть.
Как горбит спины тяжкий груз печали, А слёзы застят ясный свет небес… Свершилось чудо! Женщины узнали Допреже всех, что Иисус Воскрес.
……………………………………………
Не так ли средь свирепого гоненья, Когда взрывали храмы на Руси, Молились бабы русские в селеньях И повторяли: «Господи, спаси».
Сказал Христос в ответ: «Я слышу, слышу Молитесь, и по вере будет вам»… И вновь кресты над Русью выше, выше, И вновь детей крестить приносят в храм.
Неодолима той молитвы сила. Она немногословна и проста. И отступают смерть и мрак могилы Пред чудом Воскресения Христа. Фома Неверующий
Уверуешь ли, в рану тыча перстом, Когда нашёптывают: « На ощупь проверьте»… Сколь сладко следовать за Христом, Пока далеко до Креста и Смерти!
А сердце лижет сомнения бес: - Позволь коснуться Твоих отметин, Желаю удостовериться, что Ты воскрес. Тогда уверую, что и я бессмертен.
И ещё, Господи, один-разъединый вопрос: Не спотыклив ли путь до Небес и Рая..? Со скорбью глядит на меня Христос, Раны кровоточащие подставляя.
Троица
В храме деревенском Троица Святая. Старая икона, простенький оклад… Что ты испытала, милая, родная? Муки поруганья, взрыв и камнепад.
Из под смертной груды взорванного храма Бабушка-старушка извлекла на свет Триединство Божье. Омыла слезами. И спасла икону, Богу дав обет.
Мы о наших бедах горестно вздыхаем. Что случись – рыдаем. Можем завопить. А старушка знала: Бог не поругаем. Надо только верить. И с надеждой жить.
Подборка стихотворений по теме Раздумия на Страстной Неделе - Духовная поэзия. Краткое описание и ключевые слова для стихотворения Раздумия на Страстной Неделе из рубрики Духовная поэзия : Стихи на Страстной Неделе о Христе, об Иуде, о вере.
Проголосуйте за стихотворение: Раздумия на Страстной Неделе
Стих Иуда. Имена их сольются неразрывно: Иуда – Христос. А ему только это и надо – в Вечность тропку кривую обрёл. Быть в апостолах – доля плохая. Но неумолим Тот, Кто держит свой Путь к Воскрешенью.
Стихи о Христе, о Боге Сыне, о младенце Христе. Троеравен: Бог, человек и сын, сей младенец, спящий в воловьих яслях. Спит младенец-царь без земных прикрас. И горит звезда над окошком хлева…
