Алексей Цветков. Стихи молодого Цветкова

Алексей Цветков. Годовщина 1. Молодые стихи

Памяти поэта, стихи молодого Алексея Цветкова

Елена Хвоя: литературный дневник

https://stihi.ru/diary/jamajak/2022-05-13?ysclid=lhkkpow3pu425483710

Поэт и писатель Алексей Цветков (Ивано-Франковск – Запорожье – Москва – США), лауреат премии Андрея Белого (2007) в номинации «Поэзия» и «Русской премии» (2012), скончался на 76-м году жизни в Израиле 12 мая 2022 года.

Воспоминания об Алексее Цветкове читать здесь

Алексей Цветков, стихи последних лет

Стихи 1970-77 годов

I. ИЗ СБОРНИКА "ПИСЬМА НА ВОЛЮ" (АРДИС, Анн Арбор, 1981)

1.

С перрона сгребают взлохмаченный лед

Настырней мышиной возни.

Под вымерзшим куполом твой самолет

Зажег бортовые огни.

Гляжу, меж тоской, изначально простой,

И робостью странно двоим,

Как ты, не прощаясь, зеленой звездой

Восходишь над миром моим.

Над темной планетой в артериях рек

Смятенье колеблет весы.

В диспетчерской рубке пульсирует век,

Разьятый на дни и часы.

В прокуренном зале мигает табло.

Из гула растет тишина.

Оконный проем рассекает крыло

На два непохожих окна.

И надо стереть лихорадочный пот

И жизнь расписать навсегда,

Как если б вовеки на мой небосвод

Твоя не всходила звезда.

2.

Бредит небо над голым полем

И дорога белым бела.

С обезглавленных колоколен

Облетают колокола.

Опадают, раскинув руки,

И по ниточкам снежных трасс

Одиноко блуждают звуки,

Забинтованные до глаз.

Тихой стужей и летом сонным

Под ногами дрожит, пыля,

До краев колокольным звоном

Переполненная земля.

3.

Замутились живностью моря,

Водолазов теменью моря.

Запестрело небо журавлями.

И сижу, беглец издалека,

Утирая колбасой салями

Желтые слезинки коньяка.

И молчу, усталый истукан.

Первача бы теплого стакан,

Огурца б с измятыми боками!

Тишина обманчиво резка:

Чайки шелестят под облаками,

В темных водах плещется треска.

У эстрады серая скала.

Зеркала, пустые зеркала,

На панелях - свечи и чеканка -

Не смотрю, не поднимаю век.

Все равно, Марсель или Чикаго,

Просто посторонний человек.

Над шампанским воздух серебрист.

Мальчик, полуночный гитарист,

Песенку мусолит у рояля,

Залу нагоняет аппетит.

Год за годом снежными роями

В стекла воспаленные летит.

Так и ты с годами полетишь,

Все равно, узбек или латыш,

Все равно, ученый или неуч.

В ресторане, в дальней стороне

Мучит нас томительная немочь

В кожистых надкрыльях на спине.

4.

Что проку время понукать?

Вселенная кругла.

Хоть восемь ног у паука -

Ни одного крыла.

Уходят птицы прямиком

На звездные пути,

А ты родился пауком,

И знай себе плети.

Но птица - тварь невелика,

Не высмотришь со дна.

Хоть восемь ног у паука,

Но голова одна.

Живи на дюжину монет,

Сомнений не тая,

А есть там небо или нет -

Забота не твоя.

На все горазд один Творец.

Мы поняли давно,

Что нам монету на торец

Поставить не дано.

Вверху созвездия горят,

Планетные дома,

Но это дело, говорят,

Не нашего ума.

Орел, воздушный богатырь,

Помедли, оглянись!

Нас восемь ног, как восемь гирь,

Упрямо тянут вниз.

Нам твердый грунт необходим,

Незаменима грязь,

Но все равно мы вверх глядим

Во все шестнадцать глаз.

5.

Да, это я. Таким себе кажусь.

Моих досугов мелкие затеи.

Немного в пересмешники гожусь

И в нытики, коль скоро не в злодеи.

Но все же подозрителен порой

К предвзятости, к напыщенному визгу.

Все временно. Надежда - мой пароль.

Да, это я. Таким себя я вижу.

Потомок совестливой старины,

Одетый в боль, как в чешую сазанью,

Ищу какой-то третьей стороны

У плоскости, дарованной сознанью.

Рассейся, сердце, ничего не значь -

Я и тогда с сомнением не слажу.

Пускай я слеп. Но, значит, кто-то зряч,

И он стяжает истинную славу.

Любую мелочь вымери и взвесь,

Служи зениту, солнечному полдню.

Свою любовь ты оставляешь здесь.

Да, это я. Таким себя я помню.

6. БАЛЛАДА О ЛЕЖАЩЕМ НА ДОРОГЕ

Когда прояснилось, что путь в тишину недалек,

Когда в кабаках пустотой захлебнулись кларнеты,

Мне стукнуло двадцать четыре. Я вышел и лег

Под гулкое небо, на тесное тело планеты.

Измокший асфальт деловито ласкался к щеке.

Стреноженный ветер повизгивал влажно и южно.

"К чертям, - я подумал, - довольно об этом щенке!

Частушкам о времени - времени больше не нужно".

У полюса ночи, лицо рукавами тая,

Больным эмбрионом впотьмах нарывая плаценту,

лежал одинокий. И кажется, был это я,

Гораздо понятней и ближе к надежному центру.

В базальтовый мир возвращалось земное тепло.

Набухшее сердце прощально и тягостно било.

И красное нечто еще временами текло

По хрупким сосудам. И кровью, наверное, было.

Смеркалось в нейронах, пока эта жидкость ползла

К финальной черте, как вишневый клинок из горнила.

Я лег на дорогу, притихший, совсем не со зла -

Ночною улыбкой меня тишина поманила.

Серебряный смех рассыпался в погасшем окне.

Двуполое племя готовилось к сладкому бою.

И кто-то неясный на бледном летел скакуне.

И кто-то последний во мне расставался с собою.

Когда чернота расцвела на ресницах портьер,

Когда небосвод задохнулся от пепла и газа,

Я вышел во двор, в средокрестье надежд и потерь,

Я лег на дорогу сплошным воплощеньем отказа.

Удильщица ночь второпях пожирала улов,

Мертвящей порошей луна осыпала аллею,

И что-то блуждало в созвездиях лимфоузлов,

Что жизнью казалось, но, в сущности, не было ею.

Коробилась память набором газетных статей.

В иззябших кистях возникала дремотная вялость.

Но что-то в мозгу оставалось от прежних затей,

И строилось в ряд, и само по себе рифмовалось.

Уже уходило, уже трепетало едва,

Уже кровоток пробирался последнею веной.

"Вот так, - я подумал, - лежать мне не год и не два,

Есть место в душе, недоступное боли мгновенной".

И тайная мысль одиноко блеснула во мне

И горькую воду в лицо мне плеснула горстями:

Ведь даже и прежде, ведь даже и стоя вполне,

Я тоже лежал, прирастая к асфальту костями.

Забудешь надежду, судьбы ослепительный шиш,

Забудешь любовь и мечту об уходе бескровном -

Есть только дорога. Есть путь, на котором лежишь,

Но даже и лежа - проходишь. Микрон за микроном.

7. СОЛНЕЧНАЯ БАЛЛАДА

Таял день. Затепливались лампы.

Осторожней жимолость росла.

На конвертах просыхали штампы

С указаньем места и числа.

В кинозалах пробуждался зритель,

Истекало время новостей,

И красивый местный вытрезвитель

Принимал ликующих гостей.

Кошки, ниспровергнутые в дикость.

Небосвод в просветах мошкары.

На платанах чинно громоздились

Тусклые фонарные шары.

Шла пора зализыванья ссадин

На трамвае, птице и скоте.

Шорохи, умаянные за день,

Плавились в гудронной пустоте.

Подмывало к новому, иному,

К перевесу пажитей и гряд.

Память по ньютонову биному

Замыслы раскладывала в ряд,

Серебром крошилась на воде и

Цинково по корпусу ведра,

Одевала прежние идеи

В новые плащи и кивера.

Провисая на стальном каркасе,

Изживал дневную суету

Этот город в сонной ипостаси,

Этот мир в бессолнечном свету.

Реял сон в портьере и в котенке,

Как цыганка в шелесте монист.

И с восторгом пялился в потемки

Бесталанный лирик-урбанист.

Дворники крались, как привиденья,

Лязгая несмазанной скобой.

Тайное желанье пробужденья

Не имело почвы под собой.

Но в траве, заговоренной на ночь,

Чудилось, куда ни погляди,

Солнце, опрокинутое навзничь,

С тонкими руками на груди.

8. СЕНТИМЕНТАЛЬНАЯ БАЛЛАДА

Аленушка, строгая Спарта!

В шершавых проталинах марта

Стеной обложного огня,

Была ты раскованней старта,

Дыханья важней для меня.

Карабкалось море по сваям,

И воздух скрипел, как слюда,

Разодранный пушечным лаем,

Когда за твоим Менелаем

Неслись, обезумев, суда.

Аленушка, давнее что-то,

Надежды размытое фото!

Припомни зарю четверга:

Триеры данайского флота,

Секир золотые рога.

Любви непомерная такса,

Рассвет, Гарпагона скупей.

Прихожая тихого загса

И два неразлучных Аякса

В скрипучей узде портупей.

Заливом плыла баркарола.

Свинцовые капли нигрола

Ложились на танковый след.

И лезвеем кожу порола

Весна, оголяя скелет.

Приказы неслись по отрядам,

В воротах толклись кумовья.

Олимп любовался парадом.

И ты, дозвеневшая, рядом

Стояла, совсем не моя.

Под утро настырней и суше

Над берегом били "катюши".

Немела на древке рука.

Сползал на холодные уши

Фригийский колпак дурака.

Тряслись Палестина и Делос,

Колхида пылала в снегу.

Но Гектор ошибся, надеясь.

И проклял я прежнюю дерзость

И понял, что вряд ли смогу.

Темнели знакомые лица.

Надежда звала расплатиться

Кассиршей у спуска в метро.

Аленушка, райская птица,

Из туч обронила перо.

Горело двуспальное ложе,

Разгон продлевая дневной.

Вся Троя горела - так что же!

Ты стоила много дороже

Того, что уплачено мной.

9.

Что осталось от наших встреч?

Несколько улиц вперемешку с ливнем,

Полузабытый проходной двор

И липы, липы по всему небу,

От которых бывает так душно,

Что с непривычки не сощурить глаз.

Что осталось от наших слов?

Немного оболочки, немного сути,

Которая теперь приживается в словах других людей,

Твои случайные слезы -

Но это уже никому не нужно.

Что осталось от наших жизней?

Тишина!

10.

По насыпям гуляет лето,

Пороша с тополя летит.

У станционного буфета

Колдует праздный аппетит.

Руки движение скупое,

Свистка незримая узда

Уже сгоняют с водопоя

Заспавшиеся поезда.

Провинциальная дремота,

Души невысказанный зов,

Вагоны дернуло, и кто-то

Поник под тяжестью узлов.

А ты сидишь, не беспокоясь,

И понимаешь наперед,

Что все равно попутный поезд

Отставших к ночи подберет.

Блуждает лето по дорогам,

И над тобой, не торопясь,

За норовистым Козерогом

Бредет усталый Волопас.

Товарняки проносит мимо,

У тополей печальный вид,

И светлый зной незаменимо

Над тихой станцией парит.

11.

Опять в фаворе транспорт водный

Готовы склянки для битья.

Весенний лес полуголодный

Пронзает пленку забытья.

Меж берегов расправлен снова

Сирены судорожный вой.

Так недосказанное слово

В щели блуждает горловой.

Парок струится ядовитый,

И судно резвое бежит

Туда, где сонный Ледовитый

В хрустящей корочке лежит.

И сладко жизни продвигаться

По свету из конца в конец

Судами ранних навигаций

В синхронной музыке сердец.

12.

Несло осенними пожарами.

Дымилось солнце над дорогой.

И тучи гончими поджарыми

Срывались с привязи нестрогой.

Листва с берез летела стаями,

Как вальдшнепы к поре отстрела,

И утро в щелку между ставнями

Так испытующе смотрело.

Все было в спешке, было некогда,

И рассветало, и смеркалось,

И сетка дождевого невода

Над пыльным городом смыкалась.

Я перегонами проворными

Пересекал шестую зону,

А ты стояла за платформами

В глухом пальто не по сезону.

Дома коробило рогожами,

Кружились ветры оперенно,

И равнодушными прохожими

Слонялись липы у перрона.

И укорял ненужной выдержкой

В холодной жиже заоконной

Твой дальний взгляд, такой невидящий,

Такой немыслемо знакомый.

Дрожал асфальт, блестящий лаково,

Гремела иноходь людская.

И ты, испуганная, плакала,

Меня навеки отпуская.

13.

По венам протекает зной,

Трепещут веки, догорая.

И соблазняют крутизной

Стволы непознанного рая.

Жары невыбитая дурь,

Гигантов сумрачная поросль,

Где, отрешенные от бурь,

Мы вечерами бродим порознь,

Смолистой горечью дыша,

Дымясь в лесном раскосом свете.

С чего ты мечешься, душа,

Как будто загнанная в сети?

Ажурный клен, прозрачный граб,

И взгляд на зелени помешан.

Мы были б счастливы, когда б

Имели памяти поменьше.

Нам ивы ливнями грозят,

Взлетает молния литая,

И мы идем - вперед-назад -

Осколки памяти глотая.

14.

Нам нет сочувствия в пейзаже,

По жизни пролегает ров.

Стальному лезвию нельзя же

Искать сочувствия у дров.

Едва полдневная дремота

Настигнет в рощице, и вот

Нам снятся доски для ремонта

И магистрали сточных вод.

Ползут составы невезений,

В мозгу повизгивает ось.

А в детских снах - вода и зелень.

И как-то радостней спалось.

15.

Я научился понимать

Печаль природы безъязыкой,

Ботинок с рубчатой резиной

Над муравьем приподнимать.

Я вызнал трав сезонный рост,

Повадки знаков зодиака,

И легкий ветер-забияка

Предстал мне азбучен и прост.

Я без ошибки узнаю

Все, что мало и насекомо.

Наружный мир, как аксиома,

Проник во внутренность мою.

Но в ней понятия не те,

И трезвый ум, зубовный враг мой,

Как светлый нож под диафрагмой

В кровоточащей немоте.

И мы не скоро подберем,

Скользя по формулам полого,

Полсотни слов для диалога

Меж алгеброй и сентябрем.

16.

Здравствуй, ветер, сентябрьский повеса,

Истребитель незрелых идей.

Это мох ураганного леса,

Где с пилой ворожит Фарадей

Светлый день ощутимо недолог,

Но не гаснет в строке назывной

Этой ночи отчетливый полог,

Этот ветер, степной антрополог,

Учредитель погоды земной.

Как вода в горловине пролива

Серебрится текучий азот.

Это жизнь в сентябре тороплива,

Словно под гору санки везет

Это ветер срывает иконы

В пятистенке забытой любви.

У природы иные законы:

Здравствуй, облако, будем знакомы,

Только имя твое назови.

Нелегко над осеннею бездной,

Где с маршрута сшибает тела,

Ощутить себя вещью полезной,

Средоточьем души и тепла.

То ли воздуха больше на свете,

То ли камня исчерпан резерв.

На заре занимается ветер,

И оборванный провод в кювете -

Словно в сердце оборванный нерв.

17.

На пригород падает ласковый сон,

Желаний прозрачная завязь.

Латунные листья звенят в унисон,

Луны напряженно касаясь.

По горло окутал дощатый барак

Стекающий с крыши муаровый мрак.

Задвинута память на прочный засов,

Спокойные мысли короче.

Все реже и реже огни голосов

Мигают в безмолвии ночи.

И кажется, ветер неслышно зовет:

Останься на месте, усни без забот.

Запутались звезды в седом волокне

И некуда дню торопиться.

Чего же ты ищешь в погасшем окне,

Ночная ворчливая птица?

Зачем ты с разлета ныряешь в стекло

И крыльями бьешь тяжело, тяжело?

Покой у порога, невидимый гость

Заезжим зовет одноверцем.

Но дух несогласия, яростный гвоздь

Таишь ты под зябнущим сердцем.

И светится в лужах ночная вода.

А сердце стучит: никогда, никогда.