Игорь Гордиенко – запорожский поэт и вечный странник: Запорожье – Мурманск, БАМ, Крайний Север, Сибирь, Москва. Моряк, докер, каменщик, старатель, сезонный рабочий геодезических партий, грузчик. Родился в 1959 г. При жизни было всего три публикации (в запорожском альманахе «Провинция» и в киевской антологии «ХХ век, запомни нас такими...»). После смерти подборка стихов и биография опубликованы в коллективном сборнике «Открытие» (Запорожье, 2010). Большая часть произведений посвящена России – Северу и Сибири. Писал в стол. Был членом запорожской творческой ассоциации «Кольцо» при возвращении на родину в 1999 г. Умер в 2004 г. в Москве.
ЛЕСНАЯ СКАЗКА
Я беру горбовик, отправляюсь по ягоду в лес. Ни тебе суеты, ни мучительных смут на душе. Рядом радостный пес и карманный восторженный бес Гонят прочь от семьи, домино и чумных алкашей.
Я влюбился вчера – сохрани мою душу, Господь, От бредовой молвы, экивоков старух у плетня. Я ружья не беру и, собрав свое счастье в щепоть, Осеняю знаменьем начало грядущего дня.
По опушкам шмели и стрекозы в делах трудовых, Легкий ветер, как будто вполне он доволен собой. Ну, а небо... а небо – огромной такой синевы, Лишь с любовью, пожалуй, сравнится своей глубиной.
В воспаленных глазах мне от ягод рябины рябит, Гриб – один за другим и оленьи следы у ручья – Это тихая родина душу мою бередит. Это просто любовь, это только начало начал!
Трону ветку рукой – как руки твоей милой коснусь. Глажу листья, как будто твоих я касаюсь волос... Это просто любовь, это долгая нежная грусть, От которой вчера нам с тобою вдвоем не спалось.
Наклонюсь над ручьем и омою водою лицо, Чтобы смыть пелену, отгоняя упадочный сон Прошлой жизни, где был я весьма и весьма образцов И в семье, и в работе, но не был безумно влюблен.
Зной и влажен, и мягок, и стланик лелеет ажур Азиатских причуд – хвойносводчатых лапчатых стен. И туда неуклюже, как в храм, я с волненьем вхожу. Отдыхаю на розвальнях веток, как сын во Христе.
Вечереет над лесом, и гроздьями горных вершин И прохладою веет, и хвоею кедровых смол, Где среди бурелома смешат изваянья страшил, Шевелением лап указуя дорогу без слов.
Чертовщина кругом, лешачина и плеск водяных, И кривлянья кикимор я чую затылком всерьез, И бесенок карманный мне тычет копытцем под дых, И тщеславье морочит, и песню бормочет под нос.
Я почти что бегу, и в сосудах беснуется кровь. Ветки бьют по лицу, барабанит в крестец горбовик. Счастья нет на земле, потому что есть ты и любовь, – потому я спешу через лес, через плес напрямик.
Счастье – это мираж, вечный двигатель наших сердец, Это горный поток, это лошадь свободных кровей, Это слезы и кровь, это власти желанный венец, Это груз тяготенья, которого нет тяжелей.
Всё равно я спешу на его опьяняющий зов, Через тысячи лет унижений сермяжных потреб. Я достоин любви, как ребенок букварных азов, Потому что я ем честно мной заработанный хлеб!
Купидоны вселенной к работе своей не спешат, Как спешу я к тебе в этот яро-брусничный закат Мимо леших, кикимор, напуганных мной лягушат, Словно к финишу стайер, как в море к добыче пират.
От меня до тебя Марракотова бездна времен: Ты из тех, кто себе никогда не позволит стареть, Я – как детство песочное в грезы – в тебя углублен, И как в жизни – в тебе предназначено мне умереть. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Я всё ближе, и вот до деревни рукою подать. Через луг, по оврагу. С окраины тянет дымком. Огородом крадусь, и смешон, и зловещ, словно тать, Казанова небритый, в болотниках, с горбовиком.
Ты меня, как ребенка, заставишь обличье умыть. Мы дурачимся, глупые. Ужин давно на столе... Нам под сорок, но мы будто только что начали жить, Мы хитрить разучились и прочно стоять на земле.
Так наивны, ранимы, что просто достать до звезды, – Но в душе и без этого, словно в избушке, тепло. Потому я тебе подарил полевые цветы, Потому что люблю и болею вот этим стихом...
Бодайбо – Барон – Запорожье, 1998
БАЛЛАДА О МОРСКОМ ПОРАЖЕНИИ
Небрежность рифм, звон диссонансов, Пассажи радости и горя – Всё то, к чему душа рвалася, Нашел я в Баренцевом море.
Обласкан чешуею рыбьей – Приморья золотом сусальным, – Я в поэтическом порыве Пел не своими голосами...
На пастернаковской стремнине Меня закручивало лихо, И стих, приправленный латынью, Цвел образцом неразберихи...
Меж тем я рос. Росли невзгоды, Деревья никли, гнили чащи, И флибустьеры-пароходы Гудели жалобней и чаще.
Была осенняя путина – Пора труда и вдохновенья, Любви... – у жизни триедино Суть неразрывны эти звенья.
Тревожно чайки и бакланы Угодья клева облетали. Суда катА- и тримаранно У пирсов нянчили печали;
На мачтах зябли альбатросы, И, по грязи катаясь юзом, Пестрели пьяные матросы Плевком общественному вкусу.
Трудились докеры и «Гансы». Я моря ждал в рядах резерва И окаблучивал на танцах Очаровательную стерву...
Она была хищна – до боли В висках жестокого похмелья. В итоге я акулой Лёлей Был объегорен, как Емеля.
Желтели сопки. Полыхали Рябины гроздья огневые. Невестами и женихами Кишели улиц мостовые.
Грибник запрудил электрички, И, аскетичен, как гербарий, Был в меру весел и лиричен, Играя вальсы на гитаре,
Турист, разыгрывавший мизер Осеннелиственной медыни... Устами молодости – Визбор И Галич – были молодыми...
...Я был изящен, словно спичка! Борясь с ярмом врожденной лени, Романтикой обольшевичен, Всё жаждал моря и свершений.
И вот – я «юноша» команды Почти что новенькой скорлупки И, получив эскиз наряда, Со шваброй капитаню в рубке!
Но море дерзко и жестоко Сорвало с глаз вуаль-грезёрку, И я, увы, не одиноко Пугал рычанием ведерко...
...Шторма, авралы, переходы – Земле и Богу – аллилуйя! – Тоска поэта-пешехода, Воспоминанье поцелуя;
Работа до изнеможенья, Кино, и семечки креветок, И поступь волн многосаженья До отмиранья нервных клеток;
И освинцованные веки В часы подвахт – озноб минора. Как много может в человека Вместить озлобленное море!
...Часов, однако, по шестнадцать Работать приходилось парню И, выдраив гальюн до глянца, Спешить на камбуза пекарню,
Каюты выблестить отменно И накрывать столы к обеду – С трудом Нептуна референту Давалась каждая победа.
От палтусиных туш к тетради Металось призрачное тело. На поэтичном звукоряде Толпились мысли то и дело!
Что было делать вдохновенью С ножом разделочным в активе: Взамен пера – казенный веник И сон мертвецкий в перспективе...
Сто суток лова на пределе Жил тренированных матросских – И вот ступаем мы на землю Вразножку и по-македонски.
Всё позади. Кошмары моря, Волн демонических удары. Противником фантасмагорий – Я с Одиссеем солидарен! –
Жую наземные котлеты, Стихией брошенный в нокдаун... ...Что делать моряку, когда он Однажды перерос в поэты?
Витим – Запорожье, 1993
СИМФОНИЯ
То, что извечно с избытком в поэте, Из страждущих судеб плетьми не изгонишь: Это симфония жизни и смерти, Будущность в будничном, и всего лишь!
Черные птицы отсвечены бронзой, Знаки крестов отливают закатом – Что это? – Музыка метаморфозы, Счастье обретшего в рамках утраты!
Музыка чуть шевелящихся листьев. В слове минорном – изюминка фальши. Тактами движемся вдоль обелисков, Мимо живых, и усопших, и дальше...
Скорбь – как гримаса. И галстуки в шляпах. Долгая даль сквозь вощеные лица, Трепет венков. Специфический запах. Шепот потребности уединиться.
Буквы на лентах, как выкрик гортанный: «Помни о смерти, спеши удивляться!» Лживый, как жизнь или экс-пуританин, Голос оратора пляшет паяцем!
Движемся в бренном нордическом танце Тупо, молитвенно, словно сиртаки, – Помни о смерти, спеши удивляться, Прежде чем скрючит в магическом знаке!
Радуйся музыке радуг в округе,
Дерзко, талантливо трогай и пробуй. Помни о матери, думай о друге: Жизнь – перед вечностью энная проба!
...Музыка пластики алчных поэтов
Парит мозги и врезается в уши, Чтоб разразиться грохочущей Этной, Сердце разрушить и высушить душу!
Только безволию музыка снится, Как изуверу добро убиенной, – Вот оно утром спешит откреститься От исцеляющих звуков вселенной!
В поймах Днепра, в подмосковных Мытищах Поизносившаяся фаворитка – Музыка лиственной рощею свищет В душах продрогших, промокших до нитки.
В винах кровей и во всех ипостасях, В злобе, гоненьях, в смирении нищих, Флейтой щемящей в оркестре ненастий Ноет, взывая то громче, то тише.
В сон погружает сознанье, как в Гоби, Вдруг пробуждает тревогой известий, Пьяной старухой скулит у надгробий: «Помни о смерти, помни о смерти!»
То, чему нет объясненья на свете, – Гамма надежд средь Герн?ки побоищ – Это симфония жизни и смерти. Это любовь твоя. И всего лишь!
Барон – Бодайбо – Запорожье, 1998
* * * Где меня только судьба не носила – пО миру, пО свету, с бытом в раздоре. Не было славы – прибавилось силы, не было счастья – прибавилось горя...
...Там, где я был, горизонт надрывался тяжестью моря, хандрою туманной. Берег далёкий за ним назывался Верой, Надеждой, Любовью и Мамой!
...Железо твиндеков пропахло трескою, и волны дробили мотивы на такты, бакланы за судном неслись над водою, и часто менялись английские вахты. Старпом, как факир, был загадочно весел, когда подбегало судёнышко с почтой, и каждый из нас при своём интересе кто где замирал над заветною строчкой. Рассветы вставали над морем лихие и в зябкие наши валились постели, и ночи, писклявы, горбаты и хилы, от свежести утра на мышцах дубели. Взимало раздолье мечты и романтик с нас плату работой тяжёлой и честной. Но старый Нептун, негодяй и развратник, грозил за убытки расправой телесной, и планы горели, и корчились сроки, и в радиограммах искали приюта. Но судну уж грезились мирные доки – огромные крабы в медузах мазута.
...И вот показались Кильдин и Рыбачий – отваги и славы, разлук обелиски! Мечтами взлелеян, сердцами охвачен наш берег родной, и далёкий, и близкий! И мы выходили на твёрдую сушу, и нежно руками к земле прикасались... Ты мне на всю жизнь растревожило душу. Ах, море, зачем мы с тобою расстались?
Мурманск – Нерюнгри, 1980, 1986 гг.
ЗВУЧАНЬЕ ЗАПАХОВ И КРАСОК
Рассветы розовее рос... В сени трущоб дурман орешнев. Лес глицериновых стрекоз. Мир мураша, пчелы и шершня.
Автор имеет исключительное право на стихотворение. Перепечатка стихотворения без согласия автора запрещена и преследуется...
В можете поделиться ссылкой на материалы на сайтах и в социальных сетях!
Подборка стихотворений по теме Поэзия Игоря Гордиенко - Современная поэзия. Краткое описания стихотворения Поэзия Игоря Гордиенко из рубрики Современная поэзия :
Запорожский поэт и вечный странник Игорь Гордиенко (1959–2004), рано ушедший из жизни: Запорожье – Мурманск, БАМ, Крайний Север, Сибирь, Москва. Подборка стихов и краткая биография.
Проголосуйте за стихотворение: Поэзия Игоря Гордиенко
