Лазарь

Равви! Не ходи в Иудею!

Давно ли искали камнями

тебя сокрушить иудеи?

Равви! Не ходи в Иудею!

Не ходи никуда!

Я так глуп...

Я перечить не смею.

Равви, не ходи в Иудею!

Равви, оставайся.

Там – ночь.

Там зловещие сны.

А здесь – эти звёзды!

Просторы над нами,

и даже ночами

светло нам в пустыне.

Ты с нами.

Равви, не ходи в Иудею!

Нам звёзды роняют

серебряный иней

покоя, прохлады;

ни зноя, ни глада

не знаем.

Ты с нами.

– Мы не отпускаем!

Равви, не ходи в Иудею!

Прости, что мы дерзки:

мы дети, нам страшно.

Равви, Ты в ответе!

И мы улыбались

в надежде.

Ты с нами,

всё будет, как прежде.

Мы тихо уснем,

дай нам руки:

не надо ни страха,

ни муки.

Исус улыбнулся,

глаза прослезились:

нам сны ещё снились.

– Двенадцать часов ли во дне?

– Двенадцать.

– Чего же бояться?

Я с вами, двенадцать,

не нам спотыкаться.

Отправимся в город.

Друг Лазарь уснул.

– Уснул, так проснется.

Глаза Его стали прозрачней,

мы тише.

– Он умер, иду воскресить.

(Не вернётся.)

В лачуге овечьей по крыше

не то скорпион, не то мыши,

шурша, продирались.

– Ты слышал? –

Фома говорит Иоанну.

– Пойдем с Ним,

я здесь оставаться не стану.

– Пойдём и,

умрём если –

быть в Нём

не перестану.

Мы молча решили идти.

Было близко.

Близнец улыбался,

старался не думать

во время всех стадий пути.

Пятнадцать их было

(на целых три больше).

А Марфа бежала навстречу,

узнав, что Иисус на подходе.

Тягуче дышала,

не плакала больше,

Сказала,

что ровно четыре

как дня он в пещере,

что запах тяжёл,

что из щелей…

Но верю, – сказала, –

воскреснет в тот день,

когда время погаснет,

когда…

И вдруг ясно

ей стало:

не то говорит;

и словно

отпало от сердца,

от гроба;

устала утроба,

и села в песок

возле ног,

оставили силы.

У братней могилы

Мария ждала,

что-то видя в себе;

утешали

незримые люди,

ходили,

как принято,

в тихой печали,

молчали.

И вот – Иисус.

Он плачет. Он любит.

Он друг ему.

Друг!

Он разбудит!

И просто вдруг так:

Отвалите же камень!

И кто-то подставил плечо,

кто руками

упёрся с недюжинной силой.

И вот оно – небо!

Над смрадной могилой.

И Лазарь в проёме,

спелёнутый крепко,

и смерть ещё держит

со властью и цепко.

Но снова так сильно

и так же спокойно:

Гряди вон!

И Лазарь покорно

из гроба выходит,

и видит, и плачет,

и сам не поймет,

что всё сие значит!

27.04.24. Capela