Шесть дней уже Лазарь как жив
(хотя к чему числа)
Уже с той поры пролетело немало,
немало…
Здесь тихо …
"Осанна" волны непрестанна,
бесстрастно воркует;
ни зависти здесь, ни измены,
здесь дух мой бытует.
Но дует оттуда:
Пески Палестины кружатся,
кружатся…
и кружат,
и, кажется, лимб этот вечен;
прохожие смотрят на воду,
я рядом, я рядом …
я здесь , я в тени,
безоружен, никем не замечен.
Священных историй страницы,
как птицы над морем.
Уже мы не спорим
(в себе),
мы устали, когда-то искали:
вопросы, ответы –
как звонкая суть биллиарда.
И пусть миллиарды
плодятся, несутся,
когда им проснуться
не знать мне,
не надо, не надо…
(я здесь, за оградой,
и путь мой, сдаётся, проторен)
Вифании говор просторен
– туманности слуха;
и время , как муха,
кружится и кружит
назойливо.
(служит)
(вдали горизонта кораблик утюжит;
так жили апостолы тоже;
те, кто вместо них, не похожи
на тех, кому светло светило
распятое вечно Светило)
Прости, пропадаю, пустыня,
теряются связи;
гадательный час, и чей-то
широкий рукав
запыленные стёкла видений,
как сны, протирает:
вот Марфа несёт угощенья;
кому же ещё доверить,
расставить…
(её не исправить)
Мужи возлежат. И Лазарь средь прочих,
в порядке,
но как-то в себе слишком очень.
Воскрес.
Но нож для него уж заточен.
Спокоен Исус.
Свободные люди.
И движется то
незаметно,
что будет.
(прохладно, и ветер стоит,
океан неприветлив,
и солнце,
не грея, ползёт
перманентно)
Страница, как выше писалось,
как птица, крылом накренила завесу:
Иуда…
его интересу причастны
все люди
отчасти;
несчастны
от этого мы,
не крылаты.
(и нету во мне той любви,
хоть и брат ты)
Иуда – Иудой…
что делать…
Вот чудо!
Мария!
Как нард расточает!
Как царственно плачет!
И сердце горит у неё,
и не знает,
что значит,
вся щедрость её.
(одеться бы надо, гуляет простуда…
и снова буравит сознание: Иуда,
Иуда…)
Иуда
– он нищий,
он нищими, может, невольно
прикрылся…
и как это больно
принять – удавился.
Мария!
Дом, словно розарий!
Цветущие волосы!
Цвет – светло-карий.
И терпкий, и сильный
дух нарда, бессильны
лишь мы, в эти кожи одеты,
мы в мире, где люди
слабее монеты.
«Осанна»
недолго звенит на устах человечьих,
мы в шкурах овечьих…
И вдруг,
словно вечность, спокойно,
тот голос,
тот взгляд
на Марию:
Оставьте!
Она погребенье готовит.
Кто может понять?
– Но не спорят.
( и птица вновь низко,
над самой почти головою…
я раньше любил, чтоб со мною
такое случалось,
теперь пригибаюсь
– пугаюсь,
пугаюсь…)
Маяк – что подсвечник;
и кажутся шире
и крылья, и волны…
а всё же решили:
Убить!
– изрекает первосвященник. –
Он был воскрешен!
Он природы изменник!
01.05.24. Autocarro para Lagos
1 Проголосовало
