Об афоризмах

16 ноября 2012 г. состоялось плановое заседание литературного объединения при Запорожском отделении Конгресса литераторов Украины, руководит его семинарами-занятиями Татьяна Окунева. Докладчиком выступил член Конгресса, выдающийся афорист Олег Келлер. Содокладчиком, а вернее оппонентом, организатором прений был назначен автор этой статьи.

Книгу Олега Келлера «Мыслизмы», которую постоянно цитирует Петросян в «Кривом зеркале», я читал и перечитывал уже бесконечно много раз и назвал её в Келлеровский славный юбилей «Бесткеллером года». Книга бесценна, в ней, по моему мнению, минимум 30% совершенно гениальных афоризмов, остальные просто очень хороши. Я купаюсь в его мудрости, остроумии, мастерстве, в его любви к точному слову. Я восхищаюсь его врождённым, столь редким талантом афориста.

По совместительству физик-математик, врач-невропатолог, кандидат медицинских наук, мануальщик (костоправ), он в блестящем докладе скрупулёзно исследовал само понятие «Афоризм», препарировал его тело и душу. Здесь и история возникновения жанра, и попытка установить точный диагноз самому жанру афоризма. Врачуя, вправляя позвоночник, он чутко прислушивается и к звоночкам от мозга пациентов. Ибо для врача-афориста любой читатель – пациент. «Афористы – лучшие врачи для безнадёжно больного» (афоризм автора). Наверное, поэтому внимающие докладу узнали, что далеко не все симптомы удачно, точно и остроумно сформулированной мысли могут вести к однозначному, окончательному диагнозу: «Так у Вас, батенька (матушка) острый афоризм в 4-той запущенной стадии, и Вам как члену на всю голову больного общества нужно несрочное, но хирургическое или психологическое вмешательство». Если по-простому, то авторитетный афорист Олег Келлер объяснил нам, что претендующие на название «поэтический афоризм» рифмованные стишата, пословицы, поговорки, хохмы, мыслизмы, вкратцы, фразы, каламбуры и прочая канитель весёлого остроумия не являются в точном, однозначном понимании жанра собственно афоризмами. А неправильно поставленный диагноз ведёт к неадекватному лечению с преждевременным, гарантированным летальным исходом. 

А ведь афорист ещё меньше, чем врач, отвечает в нашей странной стране за врачебную ошибку.

Афоризм же всегда претендует на постановку диагноза как отдельному больному, так и больному обществу, в этом его великая миссия. И смеху здесь принадлежит не последнее место в деле врачевания. Вернёмся к предмету обсуждения – что можно называть, без опасения прослыть невеждой, афоризмом. Проникнемся серьёзностью этой проблемы, хотя бы из уважения к авторитету такого специалиста, как Олег Келлер.

Передо мной несколько авторитетных книг, авторы-составители которых не долго думая, а может и вообще не думая, что порой полезно в подобных случаях, назвали их вполне компромиссно: «Афоризмы, изречения» и «Мысли и афоризмы» Наверное, для них мысль изречённая не тянет на звание афоризма или наоборот. Вот толстенная антология «Чаша мудрости», в которую подлили подзаголовок: «Афоризмы, изречения, высказывания». Такой же подзаголовок имеет и сборник «Симфония разума». Пухлый сборник «Энциклопедия афоризмов» вообще не зацикливается на определениях: здесь и «россыпи мыслей», и «собрание афоризмов, изречений, высказываний отечественных и зарубежных авторов, пословиц, отрывков из народных эпосов, литературных, прозаических и поэтических произведений от античности до наших дней. Всего 1600 словарных статей». Отдаю на суд читателя это странно пространное название. Насколько солидно, настолько и упоительно значимостью издания, и настолько же оно противоречит краткости и определённости самого понятия афоризма. За такое название, где всё, в конце концов, сваливается в аморфное понятие «статей», я бы составителей подвёл бы под статью за словоблудие. Да сколько бы вы, дорогие словоблуды, ни умничали, но, если что-либо из слов и мыслей не выполняет обязательную задачу афоризма – «ставить диагноз и лечить», оно не имеет права даже присутствовать рядом с обложкой «Энциклопедии афоризмов», а если выполняет, то это афоризм. В одном ли он помещается слове или в пространном рассуждении на целую печатную полосу.

Мне ясно, что, как и великое множество жанров поэзии от андеграунда, футуризма до строгого сонета, от авангарда до классического стиха, от газели, катрена, рубаи, танка, хокку до поэмы и романа в стихах – всё это достойно одного гордого названия на обложке: «Поэзия», как и в жанре афоризма – не менее гордого названия «Афоризм». «Афоризм – законченная словесная формула мысли» (определение жанра афоризма автором статьи). Разнообразие форм, приёмов, таких, как каламбур, парадокс, антитеза, рифма, параллелизм, хиазма, эллипс, градация, анафора, юмор, игра слов, роднит афоризм с поэзией, превращает его в богатейшую лабораторию слова, в наиболее виртуозный литературный жанр. «Афоризм – это поэзия мысли» (афоризм автора). Вот я и сроднил два самых дорогих для меня жанра: афоризм с поэзией. Благодаря богатству языка, во все времена умножаемому трудами самородков из народа, поэтами и афористами, благодаря присущему им речевому таланту, стих, и афоризм особенно, купаются в игре слов, зажмуриваясь от удовольствия, смакуя тонкую многозначность подтекста. 

Сознаюсь, что сотни раз пытаясь вникнуть в кухню филологических терминов, я тут же стирал их из памяти, ибо для меня противоестественно, чтобы в состоянии высшего творчества, наития автор может ставить себе задачу: «А ну-ка я применю здесь эллипс или градацию». Это дело филологов, ибо они порой с пагубной страстью несут по литературе транспарант с пламенным гносеологическим лозунгом: «Познай себя». Необъятность этой задачи включает в себя и страсть буквоедства, и прочие пороки неправедного судейства. Но рынок труда здесь необъятен, с чем и поздравляю всех причастных к этому «злодейству». Здесь всё похоже на лабораторию анализов авторской крови и мочи. Впрочем, шутки в сторону, ибо всё не так однозначно, ведь без анализов только редкие, особенно одарённые врачи, целители от Бога, могут назначить правильное лечение для больных. Здоровым же лечение только во вред, и анализы – пустая трата крови и пробирок. От обилия таких пробирок порой пробирает дрожь. Закончу тему врачевания своим афоризмом: «Афористы – лучшие врачи для безнадёжно больного».

Так всё же стоит ли разделять афористику на собственно афоризмы, на фразы, на каламбуры, на шутки, хохмы (впрочем, хохма в переводе с иврита – мудрость)? Стоит только сороконожке задуматься о том, как она ходит, как тут же и с места не сдвинется. Поэтому отдав права на терминологию слишком систематизированному, механическому мозгу, человеку-рубрикатору, чтоб двигаться дальше, сороконожка не очень напрягается и просто тупо повторяет, перечисляет общепринятый набор терминов в заглавиях книг афоризмов. 

Однако, стремясь к лаконичности и оригинальности, Олег Келлер назвал свою замечательную книгу «Мыслизмы», Юрий Базылев – «Вкратцы». Назвали, возможно, даже не осознавая подтекста этих названий. В первом случае мысли фонетически ставят клизму обществу, которое продолжает называть себя человеческим, во втором случае – вкрадываются в наше пустующее сознание как смысловая рифма к слову «братцы». «Вкратцы», однако, не обошлись без гордого подзаголовка «Афоризмы ХХ века». Юрия Базылева совершенно не грузит Олего-Келлеровское великое сомнение: является ли его великолепное «Время, отстань от жизни» афоризмом, фразой, выражением или мыслью. Блез Паскаль свою легендарную книгу афоризмов назвал просто, но не без претензии – «Мысли», Франсуа де Ларошфуко свою ядовитую, великую книгу афоризмов – не менее скромно «Максимы и моральные размышления», но вся библиография единодушна: все эти книги с одной полки «Афоризмы».

Вторым, не менее спорным аспектом доклада, был категорический постулат Олега Келлера: «Афоризм должен быть понятным и только тогда становится афоризмом». Не могу представить себе разумного автора, поставившего себе задачу быть не понятым читателем. Однако вся история развития цивилизации, мысли, науки, искусства сплошь и рядом ярко демонстрирует печальное явление первоначального неприятия всего нового, необычного и именно поэтому такого сложного для восприятия ортодоксальным большинством, но особенно – для той ещё части общества, которое позволяет себе напрягаться только в туалете по большой нужде.

На пределе этого явления – гений. Гений – талант такой величины, когда он способен создавать новые миры, куда очень постепенно втягивается, переселяется остальное человечество. И вот уже мир стал иным после Демокрита, Коперника, Бруно, Менделя, Христа, Менделеева, Эйнштейна, Данте, Блока, Цветаевой. Так было с атомистикой, радиосвязью, астрономией, генетикой, теософией, теорией относительности, силлаботоникой, модернизмом, систематизацией и осмыслением таблиц элементов и рифм и ещё с бесчисленным количеством прозрений человеческого гения. И каждый раз прозрения встречали первоначальное презрение. Сколько раз звучало невежественное «Распни его». И как же это трудно, порой трагически – великим прозрениям из чуши, вредной ереси, из великого непонимания превращаться в повседневные, тривиальные, привычные, общечеловеческие, потребительские знания. Приходит время, и неземная, горняя, непостижимая первоначально красота нового становится земной, необходимой, привычной, достоянием всех, и новое поколение не мыслит его уже иначе.

Так нужно ли, чтобы мысль была понятой сразу, чтобы она была предельно доступной, как женщина определённых занятий? Требовать это глупо. Речь, конечно, не идёт о неумелых, неудачных словесных ляпсусах, о бездарных банальностях, рядящихся в многословные тоги многозначительности. Такого околотворчества немало во всех жанрах искусства.

Мишель Монтень начинает свой великий многотомный труд под названием «Опыты» следующими словами: «Кому не случается сказать глупость? Беда, когда её высказывают обдуманно». А вот у него же с латыни: «Этот человек с великими потугами собирается сказать великие глупости». Как это верно по отношению к самомнению бездарностей и к той академической учености, которая всегда, во все времена пыталась вставить слово в колесо истории, умудрялась так удачно тормозить развитие науки, искусства, вообще цивилизации. Мишель Монтень – мастер психоанализа, наиболее близкий к нам по времени основоположник жанра мудрой мысли. Неспешная, не перегруженная информаций эпоха Возрождения породила его чрезвычайно пространные многостраничные рассуждения. И это были всё же афоризмы в силу глубины анализа, характеристики явлений. Основательная, пространная их форма с вкраплениями латинских ёмких и глубоких изречений соответствует величественному времени Монтеня. 

Это уже сегодня сама жизнь, её невиданное ускорение, жёсткий дефицит времени, интернетовская безграничность информации породит феномен востребованности предельно краткой словесной выразительности мысли, поставив задачу спасительной краткости, сжав афоризм в пределе вплоть до одного слова. Здесь понадобился весь арсенал, концентрация приёмов, предельное владение словом, высшее мастерство. Прежде осуждаемая из-за отсутствия острой необходимости «игра слов», парадокс, каламбур и равные им по силе выразительности речевые приёмы становятся крайне необходимыми. Отсюда афоризм всё более приближается к лаконичности пословицы, поговорки, меткого слова, реплики, при этом продолжая выполнять свою главную задачу краткого, словесного формулирования мысли. В пределе это находит отражение в парадоксальности афоризма автора статьи «Дар речи – в молчании» и в Базылевском «Экономьте время – читайте афоризмы». Добавлю от себя: «и пишите афоризмами».

Вот примеры такой эволюции афоризма в её экстремально лаконичных формах: «дом юморолишённых», «застрельщик поэзии», «иметь надо уметь», «злоба – злоба дня», «чужая душа – потомки», «ценовое цунами», «мёртворождённые живучи», «шутка – лобное место для мысли», «уголок подкупателя», «распался на алименты», «блудни милиции», «крадовщик» (автор двух последних афоризмов – Даниил Карминский).

Ортодоксы, находясь в норах, не ощущая этих стремительных порывов времени, не преминут назвать этот процесс не эволюцией, а деградацией жанра. Каждый обычно обвиняет других в своих грехах.

И это досадное непонимание требований времени, самой сущности афоризма и, особенно, уникальности таланта его творца, его озарённости, его радости творчества, которым он страстно жаждет поделиться с читателем, порой делает афориста неадекватным, маниакально обиженным недооценкой его значения. Восторг в себе и равнодушие вне себя – тяжелое испытание для одарённого автора, сколько бы он, как Монтень, ни декларировал равнодушие к славе и сколько бы ни принижал своё значение в мире людей своей вынужденной скромностью. Впрочем, это касается не только афористов, а и поэтов-новаторов во всех жанрах искусств. В развитие этих требований времени мною предложен жанр «Эссефраза». К этой форме привело меня взаимопонимание и взаимодействие в моём творчестве краткого свободного эссе и афоризма. Эта форма имеет прочную основу в мудрых текстах Пятикнижия, библейских стихах, притчах евангелистов, в «Опытах» Монтеня. Это самостоятельная плодотворная гибридная форма, объединившая лучшие свойства предшественников: свободную форму рассуждения эссе – и яркость и лаконичность афоризма. Плоды её – из эдемского сада с дерева Добра и Зла. Создание мысли – это моделирование процесса создания мира, Вселенной. И здесь перед каждым моментом творения властвует тьма над бездною, хаос, преодоление которого и рождает религию поэзии и мысли.

Итак, деление афоризма на многочисленность его определений условно, ибо это лишь синонимы одного слова, одного понятия и поэтому являют блудни терминологии. Как легко удаётся запутаться, заблудиться меж двух сосен – афоризмом и изречением – в попытках их различить. И поэтому из названия к названию кочуют, не напрягаясь схоластикой поиска, те же стереотипы заглавий. И как же воодушевляет казуистов-теоретиков плетение липкой паутины умствований в тёмных углах комнаты мысли!

То же самое относится и к бесчисленности речевых приёмов, всего-то служащих усилению эмоционального воздействия, красоты, выразительности и, в конце концов, понятности и запоминаемости афоризма. 

Один из главных приёмов – юмор. В этом аспекте он и явился предметом дополнительного обсуждения доклада Олега Келлера. Я не удивлюсь жаркой полемике среди очень серьёзных людей, тем более, совершенно лишённых от рождения чувства юмора (юморолишённых) по поводу абсолютного размежевания понятий афоризма и шутки, хохмы, юморизма, где наиболее ярко используется приём юмора. Так мы договоримся до 6-ой палаты, где будут проходить курс реабилитации сарказизмы, глупизмы, иронизмы, умизмы и тупизмы. Смех – одна из основных процедур эффективного, краткосрочного курса лечения афористической мыслью. Вот одна из вечных, живучих, чрезвычайно эффективных врачебных прописей великого пересмешника Вольтера: «Торжество разума в том и состоит, чтобы уживаться с людьми, не имеющими его». Отсюда и терпимость к временному непониманию отдельных афоризмов – по мнению автора, совершенно доступных для среднего понимания. 

В этой статье в силу мне отпущенных малых сил я попытался поделится с вами, мои дорогие читатели, своим пристрастным отношением к делу всей моей жизни – афоризму – исключительно для того, чтобы согреть вас его мудрым огнём. Пристрастность чревата крайностями. Поэтому сразу прошу прощения у всех, кого, не дай Бог и вкупе с ним Вольтер, я невольно обидел этой статьёй. Обращаю внимание читателей, заинтересовавшихся проблемами, поднятыми в этой статье, на мою книгу поэтических афоризмов «Стишата», на переработанную, исправленную и дополненную книгу афоризмов «У мозговой извилины», на мои статьи на сайте Стихи.про, на публикации, посвящённые афоризму, на газету «Отражение», а также, и в первую очередь, на книги моих коллег Юрия Базылева «Вкратцы» и Олега Келлера «Мыслизмы».

8 января 2013 года в Запорожской областной библиотеке им. Горького состоится учредительное собрание «Клуба афористики, юмора и кроссворда». Приглашаю всех заинтересованных.