Отец

(Кадиш по отцу)


                        Мой 24-летний отец-солдат
                        и его три брата
                        погибли в 1942 году,
                        в год моего рождения.

Читаю «Факел» – сборник молодых поэтов,
с поэзией простроченных сердец.
Ровесники мои!
                Вы, как и я, мужской не знали ласки,
ни разу не позвали вы: «Отец!»

И, может, потому среди названий
«Матери», «Мама», «Маме», «Мать»
                я – требовательный чтец!
Средь нежных слов, так остро раненный,
мечусь, не находя стиха «Отец».

Ушёл отец в молчании суровом.
Голод чёрствых вестей,
              похоронная – мягкий довесец.
Мама. Мама моя!
              Под одним жадным кровом
с мужем прожившая один короткий месяц.

Один... Один... Один...
               Дни учащённо, жадно и робко
пульсом отстучали,
               каждый в памяти обнажён и остёр.
Война ранами рвов, Освенцима топками
меня лишила братьев моих и сестёр.

Были два сына у отца и матери,
Два сына – Абрам и Яков.
В сорок втором их обоих утратили,
Так и ушли в безвестие мрака.

Два мальчика, два чуда, сын к сыну.
Для счастья, для долгой жизни растили.
Оба сгинули в сорок втором и стынут.
Мать и отец – две души – две пустыни.

Отдай, война, слово «есть»,
опору и радость старикам верни!
И хата ждёт,
              выцветшими от слёз окнами
              впиваясь в весть,
прислушиваясь
              распахнутым настежь ухом двери.

Верни!
Жёлтая фотография на стене:
Был. Были... Всё были и были!
               Злится, не понимая, ум.
Не сыновей – солнце, день, ночь,
               жажду жизни убили,
измотали сумасшедшинкой дум.

И я молчал один и, слушая ребят,
один смеялся над собою.
Взрослел один и побеждал себя
ужасно трудно – с бою!

Ошибки, ссадины, ошибки...
Всё крепче зажимал себя, гордец!
Как не хватало мне
          твоей мужской руки, мужской улыбки,
родной и незнакомый мне отец!

Я с детства очарован сказкой
твоей души и дел твоих.
Мечтал о подвигах!
           И угнетался неуёмной лаской,
вскормлённый женской лаской на троих.

О, ласка матери моей –
в те дни, когда я болен был весною, –
как ширь полей и как простор морей,
и если я теперь чего-то стою,
и если я люблю людей,

и если к собственной груди
готов Земли горячий лоб прижать
         и нежно гладить,
спасибо ласке матери моей,
         которая в военный год смогла родить
меня – поэта мирной глади!

Но сегодня я – нерв,
           выдранный рукой снаряда,
без вести пропавший,
           тысячу суток кряду
           на канонаду
рвущийся военнопленный.
            Смогу ли?
Может, и мой путь обожгут
            те же смертельные пули!

Со свистом, загнанно
            дышит туч землистый свинец,
даже ветер выдохся в сумасшедшей погоне.
Смерти нет!
Я рождаюсь продолженьем последнего
            фронтового письма твоего, отец.
Я – сердце твоё, живущее сегодня.
Я доживу, допою, допишу
            всё, что ты не успел.
Может, поэтому так спешу?
            Может, поэтому столько дел?

Щедрый и скупой, как строки похоронной,
мир, припади к моей строке
            и нежность пей,
к тебе протягиваю сердце в двух ладонях:
            вдовьей материнской и моей.

Читаю «Факел» –
           сборник молодых поэтов,
           в поэзию распахнутых сердец.
Ровесники мои!
           Не засыпали вы, мужской рукой согреты,
Не называли никого: «Отец!»