Поэзия Анатолия Жарикова

      
 

Анатолий Жариков (Иванов)

Этапы пути:
Донецк – Донецкая обл.: Дружковка – Марьинка; с 2014 г. беженец, пос. Высокое, Харьковская обл.
Журналист, поэт.

* * *
Давно ли знали осень вот такою?
Знобит листы, колотит чернозём,
в падучей пену кружит водоём,
и дождь рыдает строчка за строкою.

Дню-оборванцу нечего терять,
уже растратил яркость и длинноты,
и дрозд собрал, ушёл, грибные ноты,
оставив нам простуженную ля.

И стеклодувы выдували зря
из жёлтого песка тепло и море.
Прикушена прищепкой на заборе
последняя декада ноября.

* * *
На улицу не выйти – комары,
а в доме пыль, бессонница и грустно,
ноябрь сосёт листву, беззуб азарт игры,
но снег создаст из горбылей искусство.

Придёт январь, зима оденет нас,
нутро согреет сладкая горилка,
берём коньки, садимся в медный таз
и улетаем, например, в Пуэрто-Рико.

Там наши ласточки проводят отпуска,
сорят крутые зеленью и чувством,
смеются женщины, какао пьют, пока
на родине под гнётом спит капуста.

* * *
Истощало время, день
вышел из квартиры, вечер
выбросил на стены тень,
от дверей до шкафа – вечность.

От мужской моей руки
до груди твоей высокой
выросла трава осока,
дикая, как у реки,

где гуляют парой утки.
Жизнь, проигранная шутка,
давит клавиши-виски.

* * *
Давай проснёмся на аллее,
где не свистят в три пальца раки,
не гадят волки и олени
и где слоны сломали лавки.

Зимою холодно, и в три уже темно,
и памятник всё больше каменеет;
где всё мы растеряли, и давно,
давай проснёмся на аллее.

Как в девятнадцатом, сребристый свет
на ели и уже поддаты еле
влюблённый Пушкин, грустный Фет.
Давай с тобой проснёмся на аллее.

* * *
Как с первых слов сшибает стих виски,
чиста зима отсутствием свободы,
двустопный ямб свалившейся тоски
колышет мир, снег делает погоду.

Узнай, в какие дни большой мороз,
в какие дни быстрее шага ветер,
в какие дни во человечий рост
завалит снегом. И наступит вечер.

На всех деревьях радостная тень,
зажги свечу, она углы рассветит,
в тебе, во мне запутается день,
век не осудит – вечность не заметит.

* * *
Дождь замазал все окна,
может, вечер уже, может, ночь,
та стена, что на север, намокла,
не звонит с понедельника дочь.

Я ковёр ковыряю в зале,
ты на кухне по делу торчишь.
Мы давно все слова сказали
и теперь, как шпроты, молчим.

Мы теперь старик и старуха
у корыта... Дни наши тихи...
Мы не верим ни смерти, ни слухам
и от скуки читаем стихи.

* * *
Ты меня знаешь, как знают погоду суставы,
всё повторяется, милая, с точностью свинской,
листья пикируют в грязь, ветер кустарники тискает,
я тебя знаю, как улицу светлую – ставень.

Ты меня знаешь, как слабую грудь инфлуэнца,
так же немыслим рассвет без мути озёрной,
ты принимаешь меня, как пернатая – зёрна,
я тебя знаю, как нёбо – все прелести перца.

Лук вышибает слезу, кофе мозги мои ловит,
я привыкаю к тебе, поэтому рано старею,
ты меня знаешь, как ласточка свой угол клеит,
я тебя знаю, как пальцы слепого – слово.

* * *
Жизнь без меня твоя не будет полной,
как книжная без книг, пустая полка,
без спирта фляга, разговор без понта,
не на ногах резиновые боты.

Жизнь без тебя моя не будет сладкой,
как полка книжная без должного порядка,
как дом без крыши, так, пустая кладка,
без мака грядка, без креста оградка.

Жизнь без обоих нас – совсем пустое,
ночлег в степи, без тёплого постоя,
стихи без рифм, вожди без паранойи,
Вселенная без драчки, вся в отстое,
кровать без скрипа, джинсы без плейбоя...

* * *
Я не спешил, покуда не стреляли,
не падали огрызки кирпича
в мои глаза, в твои глаза свеча
не капала и не темнели дали.

Я сразу вырос из своих калош,
едва узнал смещение пространства
в квартире. Огневая астма
топтала грудь, а крышу била дрожь.

Но уходило всё за горизонт –
огонь и трубы, боль ушла последней.
И ты сказала: «Это страшный сон» –
и руки опустила на колени.

* * *
Кто может ещё, кроме нас с тобой,
в квартире этой вольно жить? Кто, кроме
меня с тобой? На улице хоронят,
так много в чёрном бархате гробов.

Спешат, чтоб вовремя в подвал успеть
до новых взрывов. Можно бить посуду –
никто не удивится, скажут: «Треть
от дома нашего осталось, будем

спокойны, терпеливы». Стало даже
поменьше стрельб и дыма, может быть,
снаряды кончились? А чтобы нас убить,
разбей квартиру прежде. А то как же?

* * *
Говорить никому не закажешь,
говори днём и ночью и даже
там, где голос не слышен уже
даже Господу, чуть с придыханьем,
нажимая на мягкое «жэ»,

в электричке, бегущей туда ж,
где не тесно от наших пропаж
и созвездия вместо рекламы.
Мне не больно, уютно, притом
я сдружился с лохматым котом,
мел сдирать, малевать пентаграммы
мы гуляем на пятый этаж.

Если даже и выбиты рамы,
дом стоит, прилетай, не промажь.

* * *
Но гений Бог-Господь-Исус
подул на бороду и в ус,
как раз меня с женой и спас,
а на кровати через час
(по киевскому) взвыл фугас
и разорвалась бомба-дура
(всё прочее – литература).

И вот уже я в пос. Высоком
смиренно мыслю о высоком,
ращу редис, полю укропы,
на крышу поднял белый стяг
(не забываю, что в гостях).

* * *
Сойка прилетает под окно
посмотреть сквозь мутное стекло.
У меня есть жёлтое зерно
для пернатых, фей и НЛО.

Для небритых особей – горилка,
для уставших мягкая подстилка.
А для той, что из моей мечты,
поливаю белые цветы.

ЗИМА В ГОРОДЕ

Под утро полоумел свет,
решётки рам садил на ноты,
сифонил чайником кларнет,
и кашляли дверьми фаготы.

В загоне розовый трамвай,
авто и снег с кабиной вровень.
Стащив под ухо крыши край,
раскинув крылья, спит Бетховен.

* * *
Пусть время – жест, мгновенье, шаг,
в кармане дырка, моль в вещах,
фрукт в осени, фигня, базар,
сейчас – рассудок, вчера – азарт.

Всё... на треть круга не остаётся,
не в дым цигарка, в стакан не льётся.
и мы уходим туда, где были,
молчаньем слова, терпеньем пыли.

ПОЛЬ ВЕРЛЕН. НЕОПИСУЕМОЕ

Будь за столом прогулкою в лесу,
в тарелке супа твой высокий парус,
порой в твоём простуженном носу
загадок более, чем в жизни; старость

играет словом, молодость горит.
Всё в мире – сон, то светлый, то печальный,
возьми в основу алкогольный ритм,
пчелиный шум, завесу дыма в чайной.

Иди за голосом, не мучай
ни рифму, ни строку, позволь дышать
свободой им. Прекрасно лжёт душа!
Рука ж фиксирует литературный случай.

* * *
Чуть рассвело, и бог мой пьян,
потом пьёт инь и курит ян
(на кухне срам и тарарам),
мой ангел, тонких два крыла,
парит в чём папа родила.

* * *
Неглиже от second hand,
гвоздь советский из штиблет...
гость вчерашний на обед.
Вам, щетина, сколько лет?
Сквозь газету тихий свет,
вроде светит, вроде, нет.

* * *
Мне кажется: я умер и живу;
озябший сад, простуженная стая,
едва снежит. Перед калиткой рая
на лавке в ожиданье rendez vous

неспешно на троих соображают.
– Грешил, безбожник! – пальцы загибают...
Мне снится, что я снова оживу,
когда проснусь. И в страхе засыпаю.

* * *
Дятел полдень насквозь продолбил,
жук всю ночь до утра прожужжал,
я до донышка жизнь пропил,
я до смерти её продышал,

до ширинки её просвистел,
до шнурков её проморгал,
я звезду просверлил, проглядел,
ничего там не увидал.

* * *
Слепые шли и прозревали,
немые весело болтали,
глухие слышали, и все
висели с мыслью на хвосте
идущего – им чуда мало! –
размазать чудо на кресте.

* * *
От Змея пошли Каины,
от Адама Авели,
из дерьма повсюду
всякие Иуды.

Видел Бог, что дела
нет от беспредела.
И тогда из света
пьяного поэта
в понедельник сделал.

* * *
И радость в нас самих, и свет
извне, и снова радость
от быстрых дней, от лет
последних, праздных.

Бежит строка, строку,
смеясь, встречает.
И жизнь меня – «ку-ку!»
не замечает.

* * *
Разбавляясь душой, как вином,
плоть, от рук отбиваясь, взлетает,
раньше было и клёво, и мало,
а сейчас не клюёт, и давно.

В каждом омуте смысл и наука,
в каждой твари улыбка и свет.
Вы умеете радостно хрюкать
подошвой от старых штиблет?

* * *
Осень срезала гонор, и парки дрочат кудель,
осень вся, до ступней, в мандраже паутинном.
Жизнь профукал, как пьяный начальник артель,
распишись под стеной, как Ван Гог под картиной.

В небе сору сгорающего в пол-лица,
звездочётам работы – расплавится разум.
Надо б вычислить сразу созвездье Стрельца
чтоб потом, когда сплюнет Земля, не промазать.

* * *
Наши тени по плинтусу бродят
там, где мышь штукатурку грызёт.
Ангел пьян, Рождество на исходе,
небольшая надежда в народе
оживает и снова живёт.

Принесла хлеб и соль, свечи, спички,
размела тротуар у ворот.
Вновь за старое взялся народ –
пьёт и курит, курит и пьёт,
ходит в церковь в костюме приличном.

Оживает подарками ель,
чудь молчит, и где-то стреляют,
баритон осторожного лая
поднимает ночную метель.
И метёт без конца и без края.

* * *
Вот сегодня приснилась метель,
и сидим, чтоб во тьме не теряться,
тело светит, как почки акаций,
и хотелось подруге признаться,
ладно, обморок, не теперь.

Закурил бы, но я уже бросил,
и запил бы, да банка пуста,
и поел бы, ревнитель поста,
и предал, как Иуда Христа,
и сгноил полстраны, как Иосиф, –
вот и фотка моя семь на восемь.

Исчезаю, как ёжик в туман,
на губе с огоньком сигарета,
двести грамм – святая диета,
и в ладони ржавеет монета.
Всё иное – стихи да обман.

* * *
Вечор, конечно, помню, сыпал снег,
я наполнял хрусталь врагам на ужин,
хор голосов, как в Думе, был недружен,
скабрёзный сленг, от локтя жесты, смех.

Опали свечи, уходить пора,
воронья стая стала слишком белой,
мороз крепчал, увесисты и смелы,
являла звёзды чёрная дыра.

Всё нипочём, и чувства, и слова,
скользишь по разъеложенной дорожке.
Астролог прав, седая голова,
и мы уходим с пылью понемножку.

* * *
Солнце марта в феврале,
словно спирт в пивном бокале,
виноградники устали
жить под снегом, сели, встали,
отряхнулись и пропали
шторки снега на стекле.

Небо голубей, и выше
голубей подняты крыши
расписных твоих домов,
пишет женщину Брюллов,
тот, что ставит женщин выше
грязных улиц и дворов.

* * *
Апрель протёк, грассирует ручей,
май, убивайся солнцем и флагами,
с теплом появится возможность плыть ногами
у женщин от блистающих плечей.

День распалится в тысячу свечей,
бока залижет лодка на приколе.
Весёлый ангел распугал грачей
и тайно курит за сортиром школьным.

* * *
Посчитай меня, официантка,
я – три виски и стакан вина,
ночь расшила жёлтая заплатка,
ночь, как правый глаз твой, холодна.

Расчеши меня, мой ангел сирый,
что напрасно дрыхнуть за плечом?
С клумбы я надрал цветов для милой,
отчитался заодно под Ильичом.

Отпусти меня, творец-создатель,
или мой портрет не завершён?
К разницу курирующим датам
допиши: «Он жил, но был прощён».

* * *
Весна. И, как обычно, грязь,
шипят носы меж пальцами, что гуси,
ещё снежок на паперть звёзды трусит.
И предлагает женщина, смеясь:
«Возьми престол с разбегу, юный князь!»

* * *
Пусть время – жест, мгновенье, шаг,
в кармане дырка, моль в вещах,
фрукт в осени, фигня, базар,
сейчас – рассудок, вчера – азарт.

Всё... на треть круга не остаётся,
не в дым цигарка, в стакан не льётся.
и мы уходим туда, где были,
молчаньем слова, терпеньем пыли.

* * *
Из рамы вынут позвоночник, тень Христа,
и он торчит, как святый дух над бездной,
слова об истине дурны и бесполезны,
о благородстве всё – сплошная клевета.

Пишите стих о воздухе и лесе,
летающих тарелках и прогрессе
в развитии возможностей мозгов.

Я поздно встал, как русскому холста
небесного, не хватит мне листа,
я повзрослел, я свят, без дураков,
я напишу три строчки лет ко ста.

АЛЕКСАНДРУ ЖДАНОВУ, ВОСЛЕД

Трубач ушёл, погасла папироска,
смели слова в совок, в ведро, во дворик...
Один ответ на все твои вопросы –
вселенский вой, такая вот историйка.

Скулят собаки, вороны кричат,
в стекле прожилка красная всё ниже,
полпачки Винстона и чёрный чай...
Сейчас февраль твои глаза залижет.

Не торопись, возьми и взвесь
на каменной реснице Будды
и жизнь, как будто она есть,
и смерть, как будто она будет.

* * *
Разулся путь, и чернозём
завяз в зубах корней и листьев,
сад в доску пьян, в сучок расхристан,
и ворон вечен, мокр и чёрн.

Мужик выходит на поля,
ржаное семя в землю тычет.
Тысячелетия земля
темней Евангелия притчей.

* * *
Здесь не бегают звонко трамваи,
здесь колышется рыжая рожь,
выйдешь в степь – сколько хочешь поёшь,
выйдешь в сад – соберёшь урожаи.

В поле, где кобыла гнедая,
у пруда, где серебряный ёрш,
хорошо, что ты не читаешь,
не рисуешь и чашки не бьёшь.

А размажет ландшафт непогода,
мы в камине полено зажжём.
И бледнеет Сапфо в переводах,
Вера Павлова – на родном.

* * *
В первый день все младенцы кричат,
пахнет ладаном, золото светит,
на песке узкой лапкой грача
кто-то тайные символы метит.

В тёмной ветке тоскует вода,
ветер юное облако носит.
Мать сияет, серьёзен Иосиф,
Ирод спит, ему снится звезда.

* * *
Вернулся, неприметный, на дела
людские смотрит: слива родила
у хлева, Пётр закинул невод
в водохранилище, слепое небо
аэроплан колышет облаками,
и Каин в братскую могилу камень
кладёт.

* * *
Мне вечность времени – я Бог! –
что вам, убогим, столько и не снилось,
Вы скажете: «Какая, в бога, милость...»
а я скажу, что я не так и плох.

Я много знаю и почти про всё,
я направляю ваше время в график,
вы скажете: «О Господи, а на фиг?»
а я скажу: «Фортуны колесо».

Я вас люблю почти что навсегда,
хоть вы не часто грузите колени,
вы скажете: «Всё, Господи, от времени»,
а я скажу: «От лени, господа».

Я любознателен, во всём на вас похож,
ну, вроде, как поэзия на прозу,
вы скажете: «О Господи, и слёзы?»
и я скажу: «Милей не видел рож».

Я к вам вернусь, наступит этот срок,
но не скажу вам ни число, ни место,
вы скажете: «О Боже, где пророк?!»
а я скажу: «Ищите в вашем сердце».

* * *
День Христос и земля Мария
отсияли и спят.
Спят апостолы, каждый свят.
Спит священник, и дремлет Пилат.
Спят евреи. Варавва распят.
Над горою раскинул крылья,
спит космический аппарат.

* * *
Когда мы опомнились, верное время
ушло и пропало где-то за Рейном.
За ним потянулись птицы и звери,
бежали слоны, раздвигая деревья,

пустыни копытили дикие лошади,
пустели дома, баррикады и площади,
спешили волхвы, пастухи и пророки,
слепые и просто не знавшие сроки,

торговцы, священники, матери, мытари,
при храме теряющий зренье и силу
забывшийся старец, Анна, Мария,
цари и тираны, свободные люди –
кому-то напомнить, что были и будем.

* * *
С тенью чокаемся не звонко,
посылаем в горло вино не слышно,
как на землю приходит снег, вон как
осторожны шаги, даже слишком.

На столе, не открытый, читает себя Ницше,
мир пропал за окном, вещи
потеряли вид, нищий
жив не верой – верующими.

По стене рука шарит, двери
ищет, как по небу глаза – Бога.
А в моей дыре засыпают звери,
чтобы спать долго.

* * *
Не надо никуда уходить,
завтра выпадет дождь и появится солнце,
чтобы нам окончательно заблудиться,
достаточно высадить сосны,
зажечь день, погасить свечу
и в оставшейся музыке незаметно
различить в каждом слове чу-
до жизни и улыбку смерти.

* * *
Когда устанешь, рисуешь волны
мозгокружительного размера,
и будет ветер, штормами полный,
как стих, ведомый слепым Гомером.

И отправляешься в путь с Одиссеем
бороться с чудищем и прочей хренью,
И та, пропавшая в ночи осенней,
сидит у моря, стирая зрение.

И ты, плешивый и гениальный,
смешав победы и поражения,
вернёшь потерянное расстояние
на грудь в ладонях от спящей женщины.

* * *
Я наг, я ваш король
из современной сказки,
моя забавна роль,
моё лицо без маски.

Мои дворцы без крыш,
мой хохот до упаду.
Я вечен, как малыш,
который знает правду.

Читать статью об Анатолии Жарикове:
«Король из современной сказки»

Анатолий Жариков 

3 Проголосовало
Избранное: донецкие поэты, современная русская поэзия Украины
Автор имеет исключительное право на стихотворение. Перепечатка стихотворения без согласия автора запрещена и преследуется...
В можете поделиться ссылкой на материалы на сайтах и в социальных сетях!

Подборка стихотворений по теме Поэзия Анатолия Жарикова - Современная поэзия. Краткое описания стихотворения Поэзия Анатолия Жарикова из рубрики Современная поэзия :

Поэзия Анатолия Жарикова, короля поэзии из сказки современности. Стихи поэта Анатолия Жарикова.

Проголосуйте за стихотворение: Поэзия Анатолия Жарикова

Стихотворения из раздела Современная поэзия:
  • Снег. Фатой венчальной легла зима
  • Стихи о зиме в деревне, воспоминания об ушедших из жизни родителях. Фатой венчальной легла зима. Деревня спит. Нет два года мамы... Пусть Господь покоит родных ушедших пресветлый дух.
Современная поэзия

  • Валерий Кузнецов Автор offline 31-03-2018
Неожиданный поэт... Необыкновенная метафоричная наполненность каждой строки и в каждой строке - спрессованный жизненный и литературный подтекст. Не сразу входишь в этот не похожий ни на кого образный мир, привыкаешь к этим углам зрения, лирика в этих стихах пробивается, как трава сквозь асфальт иронического отношения к жизни, но тем сильнее она действует на воображение. Допускаю, что к читательским мнениям Анатолий Жариков равнодушен, тем не менее приветствую нового поэта на сайте и поздравляю сайт с новой литературной звездой!
  • Михаил Перченко Автор offline 1-04-2018
Спасибо админу за знакомство с прекрасным, оригинальным поэтом. Как надоели эти раскрученные и скучные. А сколько ещё неведомых королей поэзии таятся в безвестности. Патовая позиция бесконечна.
  • Светлана Жукова Автор offline 1-11-2019
Спасибо, ещё читаю, сразу всё не могу...
 
  Добавление комментария
 
 
 
 
Ваше Имя:
Ваш E-Mail: