На реке

НА УТРЕННЕЙ РЕКЕ

Вода, едва прогретая лучами,
прозрачно-розоватая, слегка
на мелкой зыби лодочку качает,
и отраженье кроны тёмно-чалой
с плывущего в тумане островка –

как продолженье очертаний чётких,
курчавых, опрокинутых на гладь.
Сороки ранней звонкая трещотка.
Осоки кустик – водяная щётка.
Жемчужного рассвета благодать –

ни от чего. На зеркале видений –
тень колышка, верёвки и челна.
И что ещё могло бы, кроме тени,
дать линиям триумф переплетений,
плывущий от рассвета дотемна?

И от воды – спокойствие уюта,
и лёгкий ветерок на поводке,
и сам душой на поводке как будто
у зыбкого струенья перламутра
под лодочкой на утренней реке.

2015 г.

НА ДНЕПРЕ

1

Я прорастаю тишиной.
Она нага и невесома,
как перепрелая солома,
как недвижимый ветром зной.

Ноздрями, кожею, спиной
ловлю её седьмое чувство –
необоримый зов искусства.
Я прорастаю тишиной.

Я вся пропахла солнцем вглубь,
пронизана лучом навылет,
рожаю небыли и были.
О, Днепр, волною приголубь!

Плесни мне влагой у виска.
Нелепой девочкой счастливой –
я покажусь почти красивой
вам на ристалище песка.

И я – волна, волной, волне,
и полонёнными песками
летит мой остров – под ногами
и странной радостью – во мне.

И я влекома, я полна
покоем золотым – по уши.
Дай руку мне. Садись, послушай,
как прорастает тишина.

2

Мне лень. Блаженная жара
льёт солнца струи позолотой,
и, околдованный дремотой,
Днепр истекает во «вчера».

Лучи ладонями шуршат
по влажноватой жаркой коже,
и мы с рекой почти похожи:
в лучах – от головы до пят.

Струись, река, – и блеск, и рябь!
Прилива вольные изгибы
таранят берег. О, могли бы
истолковать вы эту зябь,

как сны толкуют? Или вплавь
расшифровать броском саженей
границы новых откровений,
где миф смыкается и явь?

3

Ракушек скользкие бока.
Песок. И на песке
рыдает вечностью река
в слепой полутоске.

И крылья город распустил
по берегам – вразлёт.
И проявляет странный пыл
людской водоворот:

до почерненья – на песке,
до судорог – в волнах.
Что держишь, Днепр, в своей руке? –
Смешных людских мурах.

Так мы оценены насквозь
и взвешены рекой,
и нашу суть – и вкривь, и вкось –
вписал в себя покой.

4

Отдохновенье: «от» и «до».
Я потопаю в этом «между»
песчаным росчерком подошв,
волос сплетением небрежным,

распущенностью гибких рук
и лепетаньем волн по коже...
Лишь Днепр подтянут и упруг
и распустить себя не может.

1997 г.

5

Зенит распахнут. Вылился желток
на сковородку неба, и скорлупки
подрейфовали дальше на восток,
как паруса на быстроходной шлюпке.

Лучей струя шипела и несла
златые обжигающие ливни –
шампанское небесного стола –
под ветреные арии Россини.

Июльский полдень. Золотой песок,
и рыжих сосен огненные ноги.
На языке щемящий холодок –
мороженое продавца Серёги:

какой буддийский, отрешённый взгляд!
У пляжа – жар божественных гармоний,
а Днепр струит прозрачный свой мускат,
качая нас скорлупкой на ладонях.

В глазах – сосновый золотой гарем,
стволов мелькают огненные спицы...
Июльский полдень. Никаких проблем.
И «будды» обгоревшие ресницы.

2001 г.

Стих на реке