Крымская сюита

I

Я помню море. Море меня помнит,

своею галькою шурша.

Ещё хранит в себе моя душа

тот кипарис под синевой бездонной.

Зачем опять стремлюсь туда я?

Не всё равно ли, где нам быть?

Ведь быть не означает – жить:

и камень есть, но этого не знает.

II

Представим всё же: бестолковый сон,

и на вокзал, хрипящий рано утром,

я принесён, как будто вознесён,

и вот стою под серым перламутром.

Дорожный сон забудется тогда,

когда в окне троллейбуса пустого

помчится вдруг на север Как-всегда –

незрячей жизни зряшная основа.

И вот громада гор ко мне плывёт,

а от меня в обратном направленье

чужое Как-всегда моё мелькнёт,

исчезнет, как постылое виденье.

Дорога прозвучит, как светлый Бах,

где горы – как прелюдия, а море,

блеснувшее на миг ещё в горах,

с любою фугой может смело спорить.

И вот я в комнате, а комната – в тени

навеса над окном и кипариса.

И тень души, родная искони, –

между окном и морем биссектриса.

Между покоем и мечтой моей,

меж кипарисом, солнцем и горами

легла душа с родною болью всей,

чтобы дышать лазурью и волнами.

III

Представим дальше: чистая постель

и тёплая вода в чужом кувшине,

но Как-всегда уж нету и в помине –

лишь новизна волны, что бьёт о мель.

Потом – полурасплавленный Гурзуф.

Иду к себе домой, ворча сердито:

"Nel mezzo del camin di nostra vita,

я очутился в сумрачном лесу”*.

А вечером – опять покой и сон,

и только ночью я иду на море,

и горы, словно горечь, но не горе,

вновь обступают нас со всех сторон.

Забудь о них и слушай моря шум,

присядь на берегу, на гальке тёплой,

и пусть растёт в душе счастливый ропот,

и пусть ложатся строчки наобум, –

и вкривь и вкось в растрёпанный блокнот

пусть льются строчки тёплыми волнами,

при свете звёзд и месяца над нами,

при свете тьмы, что свет души спасёт.

Как важно иногда покинуть дом,

найти то место, где душа немая,

зажжённая мучительным огнём,

поёт дотла, тем самым свет спасая!

-------------------------------------

* «Земную жизнь пройдя до половины,

Я очутился в сумрачном лесу» –

первые строки «Божественной  комедии»

Данте Алигьери.

IV

Представим также: воротясь домой,

я засыпаю, грустный и счастливый,

и снятся мне напудренные сливы

передо мною в миске небольшой.

Возьми билет в Алупку. Два часа –

и ты уже в Шотландии суровой,

а там – на расстоянье полуслова –

уже арабская роскошная краса.

Любуйся крошкой-замком на скале

и каравеллой в Ялте раскалённой

и возвратись, счастливый и влюблённый,

довольный всем – отчасти и вполне.

В прохладной комнате найди блокнот,

перечитай написанное ночью –

полуслепые праведные строчки,

которые носил в себе весь год.

И так светло вдруг станет, что хоть пой!

И сладостные слёзы в горле тонут...

Стихи – как эхо солнечного звона,

и в них не заменить и запятой.

Сгорев дотла в творенье рук своих,

ослепнув вмиг от своего же света,

благословляю я не год, а лето,

не лето даже – только звёздный миг.

V

Я помню море. Море меня помнит,

своею галькою шурша.

Ночь под звездой над морем томным

навеки сохранит моя душа.

Мы можем говорить, стоять, ходить,

но мы не все поем, не все страдаем.

И камень есть, хоть он того не знает.

Ведь БЫТЬ не означает – ЖИТЬ.

Гурзуф, август

Из тетради 1983 г.

(приложение к сборнику «Слово» 2004 года)