Лиличка

---

- Гори, гори-и… моя звезда… звезда любви-и-… – мурлыкала она себе под нос, поднимаясь на второй этаж. Сегодня отпросилась с работы пораньше, чтобы успеть всё сделать к вечеру.
Она уже давно на пенсии, но подрабатывает смотрителем в музее, всё же какой-то приработок, да и на людях весь день, не так одиноко.
Особенно сейчас, когда ушла Лиличка… Вот уже сорок дней как её нет. Так внезапно ушла…
Постояла у дверей, отдышалась, перекладывая с руки на руку тяжелую авоську, повезло, кое-что прикупила. Потом отворила дверь и сразу же направилась на кухню, чтобы не терять времени.
Они с Лиличкой всю жизнь прожили вместе.
- Две сестрички-сиротинушки, - как иногда шутила под Новый Год, когда они сооружали праздничный стол, истово следя при этом, чтобы на нём было не меньше двенадцати блюд, тогда каждый месяц в году будет обязательно сытым. В такие минуты по-новому вспоминалась прошедшая жизнь, да и будущее светилось неумирающей надеждой.
- Ладно тебе, - улыбалась Лиличка, - никакие мы не сиротинушки.
Они познакомились в сорок третьем, в госпитале. Только что взяли Орёл, и раненых с передовой доставляли к ним столько, что они сутками не выходили из перевязочной.
В один из таких дней привезли молоденького лейтенантика с простреленным животом. От него не отходила медсестра в шинели с сержантскими погонами и почерневшим лицом. Лейтенант то приходил в себя, и тогда пытался что-то сказать ей, и она улыбалась ему, не выпуская рук его, то терял сознание, и она враз чернела лицом своим, склоняясь над раненым.
Это была Лиличка. Лейтенант умер в полночь, не приходя в себя, и до самого утра сидела над ним медсестра, никого не подпуская к нему.
Заглянула в холодильник, там в большой кастрюле отстаивался борщ. Отлично, теперь испечёт пирожки с повидлом к компоту, а на второе сделает картофельное пюре с мясом.
Так и познакомились. Лиличка осталась у них в госпитале и они уже до конца войны были вместе.
А после войны, когда демобилизовались, выяснилось, что ехать некуда, никто не ждёт, ну и остались в этом городе. Рабочие руки нужны были, стали работать в больнице, так до самой пенсии и проработали.
Достала в шкафу накрахмаленную скатерть с синей каймой по краям, любимую Лиличкину, расстелила ее на столе и вздохнула. «Боже мой, Лиличка, всё тебя напоминает!»
Пришла соседка, Катерина Ивановна, вдвоем дело пошло быстрее. Ей тоже досталось в жизни. Муж с войны вернулся контуженный, пришлось самой детей поднимать на ноги. Нагоревалась. Поэтому и сейчас у неё на лице улыбка осторожненькая такая осталась – все хорошо? Ну и слава Богу!
- Пора уже борщ разогревать. Сейчас придут Полина Васильевна с Машенькой, - улыбнулась она хозяйке. – Чтобы не опоздать! – И замерла в ожидании ответа.
- Конечно, конечно, Катерина Ивановна! Какие вопросы? – ответила она и соседка услужливо устремилась к холодильнику.
Когда пришли Полина Васильевна с Машенькой, они сегодня тоже ушли чуть раньше с работы, стол был уже накрыт. Рядом возле него мирно дремал торшер, мягко бросая светлый круг от лампы на пол.
А на телевизоре светилась им навстречу фотокарточка Лилички на подставке с черным кантом в уголке.
- Боже мой, уже сорок дней! – остановилась возле неё Полина Васильевна, скорбно опуская голову.
- Нам так не хватает тёти Лили! – вторила ей Машенька, молоденькая медсестра из терапевтического отделения, где работали и они с Лиличкой.
Потом они чинно сидели за столом, осторожно пригубив стопочку водки за упокой души рабы Божьей Лилии и медленно опуская ложки в густой борщ.
Рядом возле них на центральном месте стоял бокал с блюдцем для Лилички, пусть и она сегодня побудет вместе с ними.
И никто не заметил, как на золотой ободок бокала присели, сверкая, два маленьких огонька. Свет с торшера не достигал стола и было непонятно, откуда он. С улицы? Оглянулись, закрытое шторой, окно еле проступало на фоне тёмной стены.
И тогда она догадалась:
- Это Лиличка пришла к нам со своим лейтенантом!
- Лиличка! Ты слышишь нас? Мы все сделали, как ты хотела. – Слёзы катились у неё по лицу.
Гости замерли, не сводя глаз своих с двух огоньков на бокале, которые подвигались, подвигались, удобно устраиваясь и замерли на краешке стекла.
Она сняла со стены Лиличкину гитару и неумело перебирая струны, запела любимую песню подруги:
- Бьётся в тесной печурке огонь…
Её неуверенно поддержали Катерина Ивановна с Полиной Васильевной:
- На поленьях смола, как слеза…
Машенька, замерев, широко раскрытыми глазами смотрела на всех троих, старательно выводивших слова знаменитой песни:
- И поёт мне в землянке гармонь
Про улыбку твою и глаза…
А за их спинами светилась в темноте фотографией на телевизоре Лиличка…