Рассказы море любовь. Я тебя так люблю, – говорила она, обнимая. Они подолгу, не отрываясь, смотрели в море. Счастья в будущей жизни уже не будет, оно осталось с худенькой, бледной женщиной.
1
Прошла неделя со дня её приезда, и он уже провожал её. Они сидели в автобусе, тесно прижавшись друг к другу, и вместе смотрели, как проносятся за окном белые домики, жёлтые, сползающие сверху ряды виноградников и круглые зеркала на поворотах дороги.
Была осень, и на обнажённых склонах лежали жёлтые и багровые листья. По обочинам большие кучи листьев дымили. Белый дым был вкусным.
– Ты хотел бы пожить здесь? – спросила она, не оборачиваясь. Да, он уже думал: поселиться в одном из этих маленьких домиков со стеклянной верандой на юг и каждый день слушать море, и упиваться солнцем, и чувствовать рядом милого человека, который никогда не изменит тебе.
Автобус шёл, и листья шуршали под колёсами, и бесконечные повороты бросали всех из стороны в сторону.
Дорога вышла на карниз, и справа во весь взор открылось море – сероватое и бесконечное… Оно темнело далеко внизу и уходило в туманную дымку, повышаясь к размытому горизонту. Маленькие отсюда волны плескались о белые камни, неровно выступающие из тёмной воды, и там, где пенные всплески терялись, море переходило в пасмурное, отсыревшее небо. Где-то за горами уже пролился дождь.
На крутых подъёмах автобус натужно гудел, не верилось, что он заберётся наверх.
Проезжали небольшие, врезанные в гору, приморские городки. Они плавали в горном тумане. Белые каменные улицы горбились одна выше другой, и конские каштаны с треском вылетали из-под колёс. Слабый ветер с моря лениво шевелил разлапистые листья инжиров, - они тоже опадали.
В это время года городки были малолюдны и печальны. Остался внизу невидимый Гурзуф, скрылась за поворотом чёрная лысина Аю-Дага – они увидели расплывчатый, туманный контур; и показалась Ялта. Автобус въехал в узкую сумеречную улицу.
Они замолчали. Говорили о незначительном, и об отъезде не было сказано ни слова.
Он думал о том, что сейчас она уедет, и они долго не увидятся, и нужно что-то сказать, но он решил, что говорить об этом не стоит. Достаточно того, что он чувствует.
Троллейбус в Симферополь уходил через полчаса. На пустынном автовокзале ветер гонял сухие листья.
Близко над городом нависли тёмные заросшие горы.
– Как дико, – поёжилась она.
– Дико… – отозвался он, глядя на горы. Они думали сейчас об одном: он с неясным беспокойством, она с расслабляющей нежностью.
– Ты напишешь, если что-нибудь случится?
– Не знаю…Если это случится, я постараюсь выйти замуж. Тебя я не буду беспокоить.
– Не говори глупостей, – сказал он, убеждая себя в чём-то. – Ты должна написать, чтобы я знал всё. Ты обещаешь?
– …Да, – ответила она не сразу.
Троллейбус стоял уже заполненный пассажирами, а у него не было слов, они молчали и вдруг поняли, что всё сейчас кончится, что нужно прощаться, и он коснулся её руки.
– До свидания. Всего тебе хорошего.
Она привстала на цыпочки, быстро поцеловала его…
Дверцы с шумом захлопнулись.
В горах сгущались тучи рваные, тяжёлые, – троллейбус уходил туда.
2
В гостиницу возвращался он в переполненном автобусе. Стоять было неудобно, – толкали в спину и с боков, но он ничего не замечал. Неожиданный её приезд в его санаторное житьё, сменившем летнее таёжное отупенье полевого сезона в якутском Заполярье, и эти несколько дней, прожитые вместе, напоминали непредвиденный прогнозами шторм.
Каждое утро они уходили к морю, садились на камни так, чтобы не доставали брызги прибоя и смотрели, как разбиваются волны в водяную пыль.
Сразу за спинами горы уходили вверх: белые неустойчивые камни сменялись редкими соснами – можно было разглядеть их узловатые коричневые корни, ещё выше сосны сдвигались и темнели, и надо всем этим неожиданно вздымалась на голубом небе белая стена Ай – Петри. Вся освещённая утренним солнцем она казалась гигантской декорацией, забытой после представления.
В этом отгороженном от мира уголке побережья было своё солнце, зажатое между головокружительно белыми скалами и распылённым солёным прибоем, – так всё сверкало и слепило , и даже прыгающие блики на волнах заставляли щуриться.
Она подолгу, не отрываясь, смотрела в море. Когда подходила особенно большая волна и взлетала выше утёса, глаза её загорались, она прижималась к нему растерянно и восторженно, и ему казалось, что он любил её в эти минуты..
Её комната в гостинице была светлая – солнечные лучи пронизывали её насквозь. Из окна и застеклённой двери на балкон виднелось море.
Большой темнозелёный кипарис перед окном разделял море надвое, его чёрный силуэт чётко выделялся в голубом окне. Бутылка «Муската» на подоконнике светилась изнутри золотым пламенем, розы на столе появились как будто одновременно с примитивными, но отвечающими моменту рифмами:
Розы из стакана воду пьют.
Куранты мелодично двенадцать бьют.
Вот и отзвенели – сутки прочь…
Здравствуй, неизвестное!
Здравствуй, ночь!
Откуда-то доносилась музыка, и он говорил ей, что никогда не было так хорошо, как сейчас.
– Я тебя так люблю, – говорила она, обнимая, – я тебя так люблю…
– Подъезжаем к конечной остановке! – Резкий голос кондуктора вывел из оцепенения, сильно тряхнуло на выбоине. Листья промели по окнам, оставив водяные полосы. Автобус стал.
Чуть кружилась голова, и деревья за окном словно уплывали назад.
Пассажиры столпились у выхода, он вышел последним. Моросил мелкий дождь, было пасмурно, неприютно. Бледный свет сочился сквозь кроны деревьев, – с них капало. Листья были такие мокрые.
3
Домой он уезжал через неделю. За Харьковом уже была зима. Раздвинув занавески в освещённом вагоне, он смотрел, как проплывали запорошённые первым снегом поля, частоколы березовых лесов, одинокие будки обходчиков – в то время года и в этот час всё особенно одинокое…
Если б мог он увидеть в этом белом вечереющем безмолвии, что счастлив в будущей жизни он не будет… Как будто весь восторг, всё безоглядное юное великолепье навсегда остались там, на празднике жизни, на побережье с его солнцем и худенькой, бледной, косящей в минуты волненья женщиной…
Вагоны покачивались, лязгали сцеплением, локомотив в ночи кричал высоко и протяжно и увлекал его всё дальше и дальше от моря.
1962–1964
Рассказы море любовь
© Картина Марины Большаковой
