Рассказ о киллере 20-х годов, о расправе со своими и методах подставы. Возможность остановиться и задуматься, туда ли ведут такие методы. Виталий Шевченко.
Человек подождал, пока тот, в кубанке с синим верхом, открыл калитку, зашёл в палисадник, остановился, рассматривая его, и успел ещё сказать:
– Здравствуйте, товарищ! Вы ко мне? –
как ему в грудь всадили три пули, одну за одной.
На крыльцо выбежала девушка, большие глаза, бледное от испуга лицо, остановилась, увидев его, но он уже уходил прочь, а за спиной нарастал крик:
– Папа-а-а! Папочка-а-а!
Выскочил на улицу, быстрее за поворот, в соседском дворе белым расплывчатым пятном замерла старуха, повернул за угол, пустынный переулок, душистая сирень нагибалась к нему из-за изгороди, нервно оглянулся, сзади никого не было. Облегчённо вздохнул: всё, кажется, ушёл.
Плохо, что она его видела, ещё запомнит и расскажет кому не следует. Задумчиво коснулся холодного ствола нагана под пиджаком. Может, и её убрать, но, вспомнив большие глаза, на миг заглянувшие к нему в душу, передумал.
Вытер пот со лба и тут обнаружил, что на голове у него забытая будёновка. Чертыхнулся – надо было оставить её дома, ведь в местечке только он один носит такой головной убор. Тоже мне конспиратор.
Сорвал шлем с головы, сунул под ремень, подальше от чужих глаз, теперь точно узнают. Вспомнил, как инструктировал его командир:
– Запомни, если провалишься – откажемся от тебя!
И вот теперь эта чёртова будёновка!
Но в штабе было всё спокойно. Командир удовлетворённо заметил:
– Молодец! Выполнил.
Потом прошелся по скрипучему полу кабинета, посмотрел на портреты вождей на стене и сказал:
– Новое задание тебе. Ликвидировать на станции недобитую контру. Из бывших. Некто Семевская. Живёт у самого вокзала. Выследить и уничтожить. Сроку на выполнение двое суток. – С тем и отпустил на задание.
В хорошем расположении духа вернулся к себе домой. Правда, немного покоробило, что на этот раз женщина, но солдат не рассуждает, а выполняет приказ. На то он и солдат.
– И когда ты будешь жить, как все люди? – заворчала мать, когда он сел ужинать.
– Ничего, мать, – отмахнулся он, – мировую революцию совершим, вот тогда и поживём, как все люди!
Рано утром он вышел из хаты. Солнышко хмуро глянуло на него с далекого неба и тут же спряталось за одинокую тучу. Ветерок вырвался с улицы, пробежался по двору, разгоняя кур, и пропал на огороде.
Он выглянул из-за тына и тут же присел. По улице к его дому шёл, уверенно ступая сапогами по земле, местный милиционер Пахомыч, на ремне сбоку блестел наган, а сзади за ним спешили двое неизвестных в кепках и кожаных куртках.
Внимательно рассмотрел их в щель в тыне и ушёл огородами, так, на всякий случай. Интересно, кого это они ищут?
Через час он уже был у дома Семевской. Двухэтажный, черепичная крыша, резные наличники, дорожки, уложенные щебнем, одним словом, эксплуататоры. С независимым видом прошёлся раз, другой перед домом. Он находился как раз возле вокзала, на привокзальной площади, и здесь в разные стороны тёк люд, каждый со своими делами. Поэтому маячить здесь было безопасно. Можно сойти за пассажира, ожидающего своего поезда.
Часов в десять из дома вышла молодая женщина – шляпка на головке, большие грустные глаза, длинное вишнёвое платье, приталенное, блестящие туфельки на высоких каблучках. Закрыла за собой калитку и направилась к центру. Незаметно пошёл за ней. В центре она зашла в один магазин, второй, что-то там покупала, так как выходила оттуда уже с сумкой в руках.
По описанию это была Семевская, но стрелять вот здесь среди народа, он не смог, решил застрелить у её дома. Весь подобрался, прибавил шагу, почти поравнялся с ней, она даже раза два оглянулась на него, но он старался не встретиться с ней взглядом, повернули на её улицу, и он увидел, как возле её дома с независимым видом прогуливается один из тех, с кепкой и кожаной курткой. Ожидал. Мгновенно отстал от Семевской, загородился ею и вильнул в первый же подъезд. Кажется, он не заметил.
Осторожно выглянул на улицу. Возле того, в кожаной куртке, стоял пристанционный милиционер, Ермилов, в длинной не по росту шинели. Оба с интересом смотрели на приближающуюся Семевскую. Всё ясно. Сдали.
Он инстинктивно подобрался, почувствовал, как уверенная, холодная сила входит в него. Деда лысого вам, не дамся. Надо выбираться отсюда. Но куда? Ответ сам пришёл к нему. В Одессу, к своему дружку, вместе колесили в гражданскую. Тот его не выдаст. Ближайший поезд в ту сторону через час.
Он прошел дворами и вышел на другую сторону улицы. Солнце вновь глянуло на него с неба и удивлённо замерло в голубой выси. Его ждут здесь, у Семевской, а он сядет в поезд и до свидания! Надо будет обойти вагоны и сесть с обратной стороны, там никто не ждёт.
Он было уже направился туда, да остановился. Что-то смущало его. И понял. Семевская. Он уедет, а её убьют. Не он, так другой. Какая разница. Но теперь он не хотел, чтобы её убивали.
Вновь вернулся в дом напротив Семевской. Выглянул из подъезда. На улице по-прежнему дефилировал тот, в кепке и кожаной куртке, с безразличным видом поглядывая по сторонам. А где может быть второй? Быстрее всего на её работе. Она теперь для него приманка.
Осторожно обошел улицу и дворами подобрался к дому Семевской с задней стороны, присел в густом кустарнике, притаился – тишина, только где-то стрекочет кузнечик. Да с неба ободряюще смотрит на него солнышко.
Подкрался к окну, медленно, чтобы не зашуметь, развёл ставни и одним прыжком перемахнул через подоконник. Заглянул в одну комнату, другую – никого. Тихо прокрался на кухню: там что-то делала Семевская. Скрипнула половица у него под ногами, она оглянулась и вскрикнула. Перед нею стоял незнакомый молодой человек – выцветшая гимнастерка без погон, широкий кожаный ремень с медной бляхой, синие галифе, небритые загоревшие щеки, короткая стрижка. Прижал палец к губам:
– Тише! – он оглянулся, прислушался и, не давая ей ничего сказать, добавил:
– За вами охотятся, немедленно уходите.
– Куда я пойду? – она растерянно смотрела на него.
– Почему вы не на работе? – вопросом на вопрос ответил он.
– Я отпросилась сегодня у начальника. Мне надо... – она смущённо запнулась.
А они не знают, стерегут её там.
– Ладно, – он принял решение. – Собирайтесь. Сейчас будем уходить. Времени нет.
Она испуганно смотрела на незнакомого мужчину.
– Но... – было видно, что она колеблется.
Он подвел её к окну, осторожно посмотрел через гардину.
– Видите? – на улице напротив дома стоял тот, в кепке и кожаной куртке, а возле него замер Ермилов. Оба смотрели на дом и о чем-то переговаривались. Даже не скрывались.
– Они ждут меня, чтобы убить, а потом тоже сделают и с вами, – времени объяснять ей не было.
Семевская заметалась по квартире, собираясь в дорогу. Но он её остановил:
– Нет, в руках у вас должен быть ридикюль и ничего больше, – если увидят, чтобы не заподозрили.
Он критически её осмотрел:
– И переоденьтесь в удобное платье. Две минуты на сборы.
Той же дорогой, какой он сюда зашёл, они дворами, какими-то переулками (Семевская впервые шла через них) выбрались далеко за железнодорожную станцию. Здесь никто их не ждал, те терпеливо караулили их в другом месте.
Она не удержалась и спросила:
– А почему вы всё знаете?
Он первый раз запнулся, не зная, что ответить, и сердито буркнул:
– Знаю, и всё.
Далеко у семафора загудел паровоз. Пассажирский поезд медленно вкатывался на станцию, отгораживая их от перрона, где уже столпился возбужденный люд.
Паровоз выпустил клубы белого дыма и замер, и он поднялся из своего укрытия, протянул ей руку:
– Идёмте, – помог ей выбраться из откоса и почти побежал, переступая рельсы.
Ближайший вагон. Поднялся по лесенке, открыл двери, втянул её за собой.
– К окнам не подходите! – предупредил.
На перроне с независимым видом прохаживались милиционеры. Ждали. «Фиг вам!» – удовлетворённо подумал.
Снова где-то впереди коротко свистнул паровоз и тронулся с места. Когда за окном мелькнули последние станционные строения и в окно было видно только чистое поле до самого горизонта, он почувствовал, какое напряжение сковывало его, и облегчённо откинулся к стенке вагона.
– Всё, – широко улыбнулся ей. – Пронесло...
Она посмотрела на него, и догадка мелькнула в её взгляде:
– Вы... вы... должны были...
Он не дал ей договорить, провёл рукой по её длинным волосам, успокаивая:
– Ошибаетесь. Разве найдётся человек, который поднимет на вас руку?
А всего-то её вины было, что закончила гимназию, а потом институт благородных девиц, и жених погиб в белой армии в Крыму...