Поначалу она показалась мне милой, но несколько флегматичной девушкой. Движения ее были плавными, я бы даже сказал слегка тягучими, но нисколько не портили впечатление. Это была тягучесть ароматного меда, переливаемого из сосуда в сосуд. Правильные черты округлого лица подчеркивала летняя косынка пастельных тонов, ловко собранная в полоску шириной с ладонь. Легкие, струящиеся и сверкающие в солнечных лучах, темно-каштановые волосы рассыпались с каждым наклоном головы. Ее походка, исполненная внутреннего достоинства, задавала ритм всей мелодичной фигуре. Когда она подтверждала свое несогласие движением головы, волосы покачивались из стороны в сторону, обдавая меня волной тончайшего благоухания. В кротких, карих, миндалевидных глазах теплилась глубина, которую она пыталась стыдливо скрыть. Некоторая бледность и едва заметные тени под глазами говорили о недостатке отдыха и сна. А полное отсутствие косметики на лице о незаурядной личности.
Мне хотелось бы познакомить вас, дорогие читатели, как можно ближе с героиней моего романа, ибо она вполне заслуживает этого. Вот почему я уделяю достаточно много времени описанию лица человека, который сыграл наибольшую роль в моей жизни.
Вернувшись к портрету Екатерины, должен отметить не приобретенное, а присущее, наверное, от рождения изящество, которое заметно с первого взгляда.
Звук разбитого ветром стекла заставил бы другую девушку хоть немного содрогнуться или как-нибудь резко отреагировать. Катя задумчиво повернула голову в сторону входной двери, медленно приподнялась и словно облако проплыла к выходу. Створка с осиротевшим проемом покачивалась и слегка поскрипывала, не вызывая при этом неприятных чувств. Грациозно присев, моя новая знакомая, молча стала собирать крупные осколки стекла, лежавшие на дощатом полу. Тонкие, музыкальные пальцы никак не годились для такой работы. Я в три больших шага покрыл разделяющее нас пространство и легко, но уверенно принял стекло из ее рук. Она, не сопротивляясь и не произнеся ни слова, также медленно встала и прошла вглубь комнаты. Это была песнь, пропетая ангелами, и поэтому неслышная постороннему уху, но прочувствованная нашими, бьющимися в такт, сердцами. Понимая, что слова здесь излишни, она молча кивнула, немного наклонив голову к правому плечу. Именно такой благодарности я удостоился, чему был несказанно рад.
- Это морской ветер, - произнесла, наконец, Катерина едва уловимым движением губ. Она сказала это так, как само собой разумеющееся, будто бы каждый день ветер распахивает обе створки двери, ударяя одну из них о косяк.
- Здесь его называют «пассат», - и вновь милое лицо склонилось немножечко вправо.
По этикету полагалось что-то ответить, но я был заворожен. Мне хотелось закрыть глаза и слушать этот тихий и как-будто печальный голос, со странным свойством успокаивать не только безудержный ум и хаотичные мысли, но даже сердце, бьющееся теперь медленно и ровно. Тепло, исходящее от нее, передавалось не только мне, но, казалось, всем предметам, находящимся в комнате. И от этого старый стол становился как бы добрее и приветливее, а стулья учтиво и ненавязчиво предлагали присесть.
- Я подожду Вас на улице, можно?
- Можно, - и сквозь опущенные ресницы струился свет доброты и ласки.
Мы гуляли по набережной, практически, молча. Но в этом была своя неоценимая прелесть: случайные касания рук; медленный ритм шагов, повторяющих друг друга; неожиданный встречный взгляд, который говорил больше, чем все слова в мире – все это было незабываемо и прекрасно. Останавливаясь рядом с рыбаками на пирсе, мы смотрели, не сговариваясь, в одну точку. И почему-то улыбались, когда кто-нибудь вытаскивал небольшую рыбешку. Мы были вне закона людей, но под законом ангелов.
Трубите! Трубите во всеуслышание: рождается Любовь!
Не забывайте делиться материалами в социальных сетях!
