ПРИГЛАШЕНИЕ К ОБЕДУ
...запах укропа
густо идёт со дна...
Ирина Евса
«Приготовление ужина
на закате солнца»
Светится ломтик тонкий,
розовый – долькой лук.
То ли пьяна бореем,
то ли полна покоем.
С блюдца ногтём сдвигаю
в миску фасоли стук.
Как, для чего – забыла.
Помню лишь – что такое.
Зелень резной петрушки.
Буйный густой укроп,
чтоб заблудить коровок
божьих в пушистых прядях.
Что-то цежу и режу –
на автомате. Лоб
морщится горячее,
мысли – уже в тетради,
строчки бегут, как тесто
или же молоко.
То ли готовлю, то ли
горнее обживаю,
то ли меня простила
Вечность моя тайком
просто за то, что дурью
кроткою – не такая.
Это ль пиры Лукулла,
если дрожит рука,
словно свеча, на нежность
строчками оглянувшись?
То ли борща с салатом,
то ли черновика
дебри, пампасы, плавни...
Непроходимый ужас.
Не приглашу к обеду –
будете лишь целей.
Разве чайку?.. От мяты
просит крыльцо пощады.
Сад мой – такое зелье...
Просто лови и пей
гущу цветов и звуков.
«Я вам, конечно, рада...»
Быт стих, 2005
* * *
Вещи мерцают, звякают,
строятся угловато.
...вычти меня из комнаты,
сумрака и дождя.
Ирина Евса
Вычту себя из кухни,
тряпки и утюга...
Что же в итоге? Просто
след на бумаге белой.
Ведь неуменье ладить
с бытом – всегда «пока»
и «до поры», а строчки –
густо шныряют, смело...
Суп посолю сравненьем,
выскочу налегке
слушать дожди с крыльца
и воспевать закаты.
Что же с такою делать?
Линии на руке
долги и глубоки –
бабе великоваты.
То-то со мной не дружат
веник и половик
(вот и нашёлся повод,
чтоб избежать уборки)!
Это виновен русский –
вросший в судьбу – язык:
вещности от него
нехорошо и горько.
Вещи дрожат и гаснут,
горбятся по углам,
зеркало и ковры –
все от меня горюют.
Горка посуды... Книги...
Рукописи... Бедлам.
Взор от них отведя,
словом их заколдую.
Стройся, громада слова,
веща и горяча!
Быт, пропади и сгинь,
я тебя не желаю.
Слышишь, гремят хореи,
ямбы в щиты стучат?
Не отвлекусь на сор –
Вечностью выживаю.
Вещность и Вечность – кем же
сладостней дорожить?
Это как для кого.
Мне – и вопрос излишен.
«Временное не стяжи», –
шепчет костёр души.
Лишь бы не сорвалась
от восхожденья крыша...
Еда в стихах, 2005 г.
* * *
Как трудно отогнать меня
от чистой, гладенькой странички...
Какое, милый, «Всё отлично?» –
Строчу поэмами огня,
мотаю ливнями волос
по раскалённому пространству,
в поэзии впадаю пьянство,
а быта так же сломан воз.
Встает единственный вопрос:
и как ты терпишь окаянство?
Быт стих, 2000 г.
* * *
На смородине – клан синичий,
на зелёной, взрывной волне.
Что-то терпкой свободы птичьей
захотелось сегодня мне.
И с чего бы такая тяга
к неизведанности впереди?
Словно нищий певец, бродяга
с неумением жить в груди.
Бытом стукнутым гражданином,
«просто мамой» быть – не могу:
Божьей милостью вешний иней
лепестковый осел на лбу.
И такая во мне истома,
и такое желанье жить!
Я душою сейчас – бездомна
и вне быта,
в звездах,
во ржи.
Стихи о быте, 2003 г.
* * *
Вас, бедолаги, бедняки,
потомственные едоки
картофеля...
Виктор Соснора
Картофеля потомственный едок,
ты – не бедняга, не бедняк, отнюдь!
Порой готовишь с курицей пирог,
порою пловом услаждаешь грудь.
Здесь главное – потомственный едок
(я выделю). Тебе жевать – не грех.
И слойка, и котлета будут впрок –
не пригорят, не обрекут на смех.
О, труженики кухонной плиты,
отличники кастрюль и третьих блюд!
В своём предельном рвенье вы святы –
презревшие живот свой гнусно лгут.
Когда бы домочадцев я могла
так полюбить, чтоб жизнь отдать плите!..
Плод восхищенья (вовсе не хула) –
мой стих. То вам смеяться в правоте,
а я – к позору приговорена,
«безрукая», склонившись над тетрадью,
презревшая семью искусства ради,
не кухонным огнем обожжена.
И не пытаюсь подвиг повторить
Сизифа. Облегченья не тая,
сварганю кашу. Боже, как мне быть,
ведь не еда – религия моя!
Стихи кухонные, 2005 г.
* * *
Лёгкий хаос безбытности,
не довленья вещей
мне из дома не вывести:
всё светлей и нищей.
Половодье бумажное
настигает впотьмах.
В доме самое важное –
это царство бумаг.
Если что-то не сложится,
не беда, пустяки.
Прорезается кожица
опереньем руки!
Папки, скрепки, блокнотики,
ручки, рыльца стержней
да листов самолётики –
вот воздушная готика.
Быт – довесочком к ней.
Стих в быту, 2006 г.
* * *
Настроившись на вдохновенный лад,
как тяжко отрываться для рутины,
прилежно обрывая виноград,
цепляющийся косно и зверино
за лозы; опуская взмах руки,
ронять в ведро сиреневую мякоть...
Мне легче не заметить в том тоски,
а соком с тонких пальчиков заплакать
и принять как родное свой удел
извечный женский: одарить заботой,
надраить пол, на время присмирев,
и свежим маслом сдобрить бутерброды,
врастая в быта совершенный круг,
такой неразрываемый и прочный...
И выливать стихов златой недуг
в лиловые уста сестрицы-ночи.
Стихи бытовые, 2000 г.
КУХНЯ
По картине К. Ф. Чернышёва
«Кухня» (1850-е гг.)
Картины жанра и картины быта –
вот то, что интересно мне всегда.
Как в капельке воды, в них всё раскрыто:
готовка, стирка, глажка... Суета,
которой предаются с расстановкой,
с посильным рвеньем, с толком небольшим.
Причёски, отношения, обновки,
квартира, вещи, утварь, что едим...
Смотри, какое чудо эта «Кухня»!
Мы попадаем в позапрошлый век,
в обычный день и трудовые будни,
и вот живой типичный человек –
служанка, из среды вполне рабочей,
прислуга, на которой – дом господ.
Вся обстановка на виду и прочее,
а со стола кот мясушко крадёт.
Вот жили же когда-то! Сказ о быте –
не просто кухня, место варки щей:
сама энциклопедия, открытие
уклада, отношений и вещей.
Размером с современную квартиру,
повыше, посолиднее её.
Здесь и дрова рубили, и топили,
стирали, шили, вешали бельё,
разделывали, жарили и пели,
делились горем, раздували слух
до версии, посуду мыли, грелись,
бренчали, пили и кормили слуг.
Здесь печь, что белым изразцом покрыта,
и рядом с ней кухонная плита,
а женщина склонилась над корытом
и косится на наглого кота.
Здесь свалены дрова – и шкаф с горшками,
котел – и узел с ношеным бельём,
и самовар – как генерал пред нами,
начищенный и важный, как ружьё.
Здесь солнышком святой в окладе светит,
вот короб с овощами и ухват,
и всю квартиру видно в двери эти,
и на верёвке скатерти висят.
И столько света, воздуха, простора,
и мыльной пены, и блистанья глаз,
и вышитого красного узора,
и тряпок, хоронящихся от нас,
урчания кота и взглядов гневных,
засученных до локтя рукавов,
что пусть всё это ветхо, странно, скверно,
но всё ж уютно, ладно и ново.
И женщине, стирающей в корыте,
пунцовая косыночка идёт,
и на рядно у дров я не в обиде,
есть у него надёжности налёт,
порядка и уюта в этом доме.
Всё отслужило, минуло, прошло, –
но над корытом юркие ладони,
расходится над печкою тепло,
и в мире ничего не изменилось,
поскольку быт – начало всех начал,
и что бы на планете ни случилось,
есть кухня, песня, чайник и причал!
Кухня стих, 2010 г.
2 Проголосовало
|
