Рассказ о борьбе коллектива за звание ударника коммунистического труда. Наш завод начал борьбу за право называться коллективом коммунистического труда. И как тут избежать загон, вбиравший в себя все трудовые коллективы страны! Парткомыч взял мой листок с обязательствами соискателя высокого звания «Ударник Коммунистического труда» и углубился в чтение.
- Ну, и что ты написал? – Спросил меня Стёп Стёпыч по негласному прозвищу – Парткомыч. (Он и на самом деле был парторгом в службе главного энергетика завода). Взял мой листок с обязательствами соискателя высокого звания «Ударник Коммунистического труда» и углубился в чтение. По мере осмысления моих старательных каракулей лицо его, и без того от природы малоприветливое, сделалось вконец пасмурным. Собственно говоря, я и не ждал иного. Хотя надеялся проскочить и не зацепиться за колючки этой пропагандистской «инициативы», появившейся стараниями мудрецов из ЦК КПСС, сразу же после того, как главкоммунист Никита Хрущёв заявил на весь божий свет, что Коммунизм не за Горами и надо только чуточку подналечь.
- Вот, читай. – Передал Парткомыч мой листок главному энергетику
- Ясно, - вздохнул Главный энергетик, не читая. - Артист он и есть артист.
Я и на самом деле был артистом юмористическо-сатирической направленности в заводской самодеятельности. Но прежде всего – аккумуляторщиком на заводской телефонной станции. А телефонная станция в составе отдела главного энергетика начала борьбу за право называться коллективом коммунистического труда. И как тут избежать этот политический загон, вбиравший в себя все трудовые коллективы страны.
- Комунестичегокуда, - съязвил за обедом Ёська – на все руки от скуки умелец, а по штатному расписанию слесарь-ремонтник.
- Ёська! – заметил Коля Шаталов, - доведёт тебя твой еврейский язык до беды.
- Не доведёт, - легкомысленно отвечал Еська, густо намазывая пирожок с ливером дармовой столовской горчицей, которую называл профсоюзным маслом.
- Кто тебе подсказал такое написать? Ёська, поди? – сурово сдвинув почти отсутствующие брови, спросил Парткомыч. – Сам прочти нам вслух свою писанину.
И я начал с выражением, как со сцены:
1. Не допускать опозданий на работу.
2. Не допускать недолива электролита в батарею.
3. Не допускать перелива электролита.
4. Не допускать несоблюдения плотности электролита.
5. Не допускать разбития ареометра.
6. Не допускать остановки станции при переключении батарей.
7. Не допускать неучастия в концертах самодеятельности.
9. Бороться в религиозными пережитками.
10. Читать книги. Работать над собой.
Главный энергетик подошел к окну, приоткрыл фрамугу, закурил и стал смотреть на заводской двор.
- И с такими обязательствами ты хочешь, чтобы тебя держали в коллективе коммунистического труда? – Голос Парткомыча вознёсся до фистулы.
- А что вы хотите? – Пошёл в наступление я. - Чтобы я не долил или перелил электролит? И батарея вышла бы из строя!? И чтобы Весь! Завод! лишился связи? А тут, например, воздушная тревога или пожар в складе готовой продукции? Или директор кого захотел… пригласить. А связи нет! Так нельзя! – Выпалил я, и мне даже самому стало страшно от сказанного.
- Да, - сказал Энергетик, стоя спиной к нам и по-прежнему пуская папиросный дым в приоткрытое окно. - Это серьёзно.
- Но... религиозные предрассудки? Это как понимать? - уже куда более умеренным тоном спросил Парткомыч.
- Очень даже просто! У бабушки моей на спинке кровати медная иконка висит. Буду убеждать её снять.
- И сможешь убедить?
- С живой не слезу!
- Иди уж! – сказал Главный энергетик, всё так же неотрывно глядя на заводской двор, украшенный безбрежной осенней лужей, через которую были брошены хлипкие деревянные мостки.
А когда Рабдень закончился, нас зазвал к себе в кандей Ёська. Он сегодня промывал спиртом контакты. Но делал это над мисочкой. Собранный таким образом почти чистый спирт мы разбавили дистиллированной водой, которая была у меня в избытке. И тем отметили приобщение нашего коллектива к Движению за Коммунистический труд.
Не забывайте делиться материалами в социальных сетях!