Сахалин, Сахалин, рваных туч патрули. Сколько стёжек-дорожек по детству вели! Сахалин, Сахалин, словно тысячью жал меня к нежности первого снега прижал,
пристегнул, прикарманил, втянул и вобрал. Снегириный закат неожидан и ал. Он вспорхнул и стекает в Татарский пролив, где остались фантазий моих корабли.
Пахнет хвоей и мхами, и белым грибом. Скачет солнце по сопкам легко, босиком, и жар-птицы его к нам садятся во двор, где меня уже нет... Где живу до сих пор...
2003 г.
* * *
Моему отцу и всем бывшим советским лётчикам посвящается
...и на погонах – крылья мотылька. Александр Верник (Харьков)
И на погонах – крылья мотылька и звёзды. – Притяженьем высоты. И клятва офицерская – крепка. И заповеди равенства – святы.
Свои – от Сахалина до Карпат, романтики и лошади небес, хранящие корчагинский азарт там, где «принципность» выродилась в «бес-».
Вне быта и пристроенных корней, вы, рыцари заоблачной страны, всю бесшабашность посвятили ей, а той, что «окрылила»... не нужны.
Сданы теперь в архив не только вы – история, присяга и родство, романтика и крылья синевы, и братство, и хранители его.
Но помнят от Москвы до Чирчика – кто до сих пор под властью высоты, – что клятва офицерская – крепка и заповеди равенства – святы.
2004 г.
ПИЛОТАМ
Планшет и карты, зов аэродромов. Планшет. Плакат. И папильотка грома.
Примят, пристрелен, ветром ополоскан, как щётка елей, сарафан берёзки.
Учи на память противни пространства – и веруй в пламя лётчицкого братства!
Отсек багажный. Парашюты – в небо. Навстречу – башни- пагоды и небыль.
Прошит, просвистан полотняный вечер. Долина – пристань, а на сопках – вече.
Валеты, взлёты, лопасти, напасти. К чему пилоту крошечное счастье?
К чему – пилатом – пристегнуться к дому? Какая плата этого огромней?
Мужай и помни, как траву, наощупь: проспекты молний фюзеляж полощут.
Кромешной выси пасека и пасти. Взлетел – приблизил истину отчасти.
Вперёд, Икары, на аэродромы! Планшет и карты, папильотка грома.
2004 г.
* * *
На стене Чапай и Брежнев. На обоях рябь цветов. В коленкоровой одежде полки ленинских трудов.
Гегемон хрустальной вазы. Раскладушка. Керогаз. Это детства тёплый праздник, беззаботное «сейчас».
Пианино. Статуэтки – два жирафа. Китель. Стол. Не волнуйтесь, братцы детки, судный возраст не пришёл.
Вы пока не виноваты чистым русским языком. Спите, крошки октябрята партии большевиков.
Час придет ещё не скоро разделять и опошлять. ...Сопки. А. Барто и школа. «Только слон не хочет спать...»
2003 г.
* * *
До Сахалина ехать десять дней. А. Кушнер (С.-Пб.)
До Сахалина ехать десять дней. Ну, а лететь? Уложитесь за сутки. Квадратики засеянных полей. Соседей разговоры, споры, шутки.
И курицы резиновый кусок. И облаков распластанное пламя. И ангелы от вас наискосок всё знают, что случится скоро с вами,
невидимы. Как жизнь пока добра... У пассажиров лёгкое паренье... Но вновь настала Эра Топора, лишь рухнула страна в разъединенье.
До Сахалина – тьмы и тьмы границ, до Сахалина – бездна разногласий, и так патриотичны морды лиц, лишённые полета и в фантазии.
2007 г.
* * *
Снежно-розовой кашицей клевера тихо лакомлюсь в старом дворе: это детство, как мячик, потеряно там, где пыльный пасется пырей.
До сих пор на коленях царапины, стали прозвища как имена, и звездою на кителе папином обещает мне счастье страна...
Никогда не осмелюсь завидовать тем, кто в этих остался местах, но коль сказку ты сызмальства видывал, память сердца пребудет чиста.
И откуда такая потерянность, если я – запорожских кровей? ...Снежно-розовой кашицей клевера тихо лакомлюсь в старом дворе.
2004 г.
* * *
...он прибыл в город утром рано. И в ожидании метро присел на спину чемодана. Ника Алифанова (Киев)
И в ожиданьи пересадки присесть на спину чемодана, прилечь почти, – тревожно, кратко, исторгнут из воздушной ямы.
А рейса нет, знакомых тоже, а может, есть – метро закрыто, и лишь «походный друг» предложит свой фанабер, с лихвой набитый
трудами жизни прошлой. Кресла – -нибудь и чьи-то. Дышит кожей скелет баула. Вместе тесно, но и раздельно невозможно,
и коротаешь, коротаешь свой сон, с бессонницей под сердцем, аэропортовый товарищ – моё промчавшееся детство.
2006 г.
НЕ ДЕТЬСЯ
Вприпрыжку – румяное детство по «классикам», по «городкам»… Из этого некуда деться нам, вырванным сорнякам,
нам, выплакавшим судьбою Отчизну своих отцов, оставившим за спиною всё – помнили что в лицо.
Из этого деться разве, в иной коленкор уйти хранящим в душе тот праздник распахнутого пути –
по сопкам, меж птиц и ёлок! Дань ягоде и грибу. И небо, и взлёт иголок, и солнце – на всю судьбу…
Какое там «чужеземье», какая «иная речь»! Не с этими быть, не с теми – так совести не сберечь.
А мой красногрудый паспорт – оттуда, где я росла, безбожной России паства, иголка с её ствола.
Иголки вы не теряли? Не знали меня – с косой, в гудящем зелёном мае, под ливнями и грозой?
Вприпрыжку – румяное детство... Спасибо за хлеб-уют. Оттуда уже не деться, хотя там меня – не ждут.
2002 г.
* * *
Положи же тёплый камешек в карман. Анна Минакова (Харьков)
Положи мне тёплый камешек в карман и туда же – весь воздушный океан, ibid.1 – Тихий и Курильскую гряду. Я на берег невидимкою приду.
Сяду плюшевым зайчонком в уголке или солнечным – на маминой руке. Пожую таёжный корень-черемшу и солёною рыбёшкой закушу.
На фуражке синий колышек горит. Удивительно лихой у папы вид. А зелёнка на коленках на моих – это просто мячик детства на троих.
Положи мне этот запах на ладонь – так подспудно зарождается огонь речевой на круче солнца и стиха. Как в кармашке сопка сонная тиха... _______________________________
1 ibid. (лат.), ибид – там же, туда же.
2005 г.
ПО ПОЛЯМ ПОКРЫВАЛ
Нескончаемый свет и обитель дождя и ежа. Тротуар деревянный. Морошка на дальних болотах. По полям покрывал оперением алым шуршат алконосты мои – легендарные павы природы.
Это так глубоко – под соском, где вздыхает душа: и не старый отец, и звезда на майорских погонах, и берёзовый край, что ещё не задумал лишать нас своей тишины и «серёжек» апрельского звона.
Это близко до слёз – в тайниках сокровенных моих, где рассвет подсознанья не явен, но прост и прозрачен. В детский радужный сон не зови, алконост, не зови. Пусть отпустит дракон в небо солнца малиновый мячик...
Снова алая птица, мелькая за шитым окном, покрывало укрыла в прекрасные длинные перья, и драконы на термосе спят очарованным сном, спит отроческих дум одинокая нежная келья.
Принимаю тебя будто родины малой исток, шёлком шитое поле, где я, словно в сказке, лежала. Мой пылающий змей. Мой зияющий тайной Восток. Чайный домик драконов... Блестящая гладь покрывала...
2003 г.
* * *
Платье стало кофтой: перешили. Старые наряды – свеж фасон. Но не льются слёзки крокодильи, по одёжке плакать не резон.
Ну и ладно, доношу за Ленкой, все равно я рожей не того... И смеется голая коленка ласкового детства моего.
Стрижка завалящего формата, чёрный фартук, сумка на плечо – всё плохое спряталось куда-то, потому что сердцу горячо:
Лермонтов сегодня – славный-славный! «...на груди утеса» – ай, слова... В коридорах звонкие оравы вызывают приступ озорства.
«Новенький», конечно, и не глянул. На физре бы задних не пасти... Ну, давай, давай, давай, Светлана, по планете солнышком лети!
И кружится листик пятипалый. И звонок заливисто зовёт. У двери – рябины запах алый. Семьдесят – какой? – волшебный год.
2006 г.
* * *
Но в витрине обронит перо петушок карамельный... Заяц солнца останется в городе этом едва ли. Анна Минакова (Харьков)
Улетело перо. Застонал петушок карамельный, леденцовый, малиновый, с привкусом жжёным, на пало- чке. И душатся бабушки ландышем, вызревшем еле, с зеленцою, жемчужным. – То детство коварно напало
на засохшую память. И тощий забор обломился. И посыпались доски, как папок забытые файлы. Эта площадь из прошлого. В бывшее – прочная виза. Будто в смётанный стог я родною иголкой упала.
Зайчик солнца, лапуся, куда ты зигзагами скачешь? Нешто вновь в иван-чай, где морошка, опушка, опята?.. Эта ветхая память разодранной снастью рыбачьей накрывает – как будто мне надо то, надо то, надо!
Да не надо, постой, не тяни в лопуховые хащи – я и так обомлела и рот карасём разеваю. Этот -надцатый год: поросёнок молочный, пропащий – вот кто я здесь, у сопок, где речь колосилась родная.
О, как густо, как страшно напитана солью и солнцем, и брусничным листом эта речь из дворов и подвалов! Как звезда, заглянувшая сверху в зерцало колодца. Мне теперь её – свежей, забористой – горестно мало...
С леденцовой жестянкой по «классикам» больше не прыгать. И не «чёкать», а «шокать» на южных прожаренных пляжах. Это -надцать продлилось – вселенной скользнувшего мига. ...Эта речь ещё длится и не приедается даже...
2005 г.
* * *
1975–2005: от советского детства до оранжевой революции
Неужели мажор? Анна Минакова (Харьков)
Неужели мажор? И впервые забыт листопад1... ...А на старой скамейке девчонки тихонько сидят, а из окон – «...вы кони мои» привередливо чей-то «маг» заедает. И морось становится въедливой.
Запах вечера, пряников, тёплой и влажной доски. Их глаза мне знакомы и так безутешно близки. Это мы там шептали извечный девчачий секрет: что любви бесконечной на крохотном шарике нет.
«Oh, girl...»2 там звучало тревожно, как искус и боль, оттого что не скоро ещё будет встреча с тобой, неизвестный. А Русос3 дарил «Сувениры» – на одну – это точно! – шестую щепоточку мира.
Никогда, никогда не пытайтесь вернуться назад, где собаки желаний на тонкой цепочке сидят и пушок ваших щёчек не тронут метелицей лет. Ничего бесконечного в крошечной памяти нет.
Я из пятого года на семьдесят пятый гляжу: что с грустинкой – так это понятно и вам, и ежу. Но как весело знать, что не тронул «свідомості»4 дым всё, что сердце упрямо доселе считает родным. _____________________________________
1 Листопад (укр.) – ноябрь (месяц начала оранжевой революции). 2 «Oh, girl...» (англ.) – «О, девушка...» – знаменитая песня группы «Beetles». 3 Демис Русос – популярный в 70-е годы греческий англоязычный певец. 4 Свідомість (укр.) – «сознательный патриотизм» по- украински (фактически национализм и шовинизм).
2005 г.
НА ЛЫЖНЕ
И вышёптываясь, облаком клубясь, восходила с губ морозовая вязь. Грела пальчики, творожисто дыша. Мокрой варежкой разинулась душа. Только-только отлыжнился белый слой, отмела позёмка смелою метлой, и снежинки густо-густо лепят путь, чтобы это вспоминать когда-нибудь. Кольца, кольца хруста, наста, колеи... Это чьи, девчушка, годы – иль твои? Или будешь так бежать что было лет в свой морозовый и кремовый сюжет?
2006 г.
Читать стихотворения Светланы Скорик из цикла «Остров Сахалин»:
Автор имеет исключительное право на стихотворение. Перепечатка стихотворения без согласия автора запрещена и преследуется...
В можете поделиться ссылкой на материалы на сайтах и в социальных сетях!
Подборка стихотворений по теме Островитянка - Гражданская лирика. Краткое описания стихотворения Островитянка из рубрики Гражданская лирика : Стихи Сахалин, воспоминания о детстве в Советском Союзе, об острове Сахалин 70-х. Из книги "Островитянка". Всем бывшим сахалинским лётчикам посвящается. Сахалин, Сахалин, сколько стёжек-дорожек по детству вели, где меня уже нет... где живу до сих пор. До Сахалина ехать десять дней. Ну, а лететь? Моё промчавшееся детство.
Проголосуйте за стихотворение: Островитянка
Стих я достаю из широких штанин. Страна родная стихи, была страна СССР стихи. Паспорт СССР стих. Российский паспорт стихи, паспорт России стихи. Не стало у меня большой родной страны. Там стояло
