Страна второгодников

Грустный рассказ о первой любви и службе в армии, о невозможности соединить свои судьбы людям разных национальностей. Виталий Шевченко.

– Раньше на всю деревню был один дурачок.
– Да ты что! А теперь?
– Посмотри на нашего премьера – и больше ничего говорить не надо.
– Ну, знаешь, с тобой только неприятности будешь иметь!
Они завернули за угол и ушли, не догадываясь, что я невольно подслушал их разговор. Она в беленьком платьице с вышитой розой на груди, он в джинсовой паре и с книжкой подмышкой. Студенты, наверное.
Возможно, на этой неделе только объяснились, уж слишком откровенно и с радостным удивлением она его рассматривала. Он какой-то вундеркинд, сочиняет гениальные стихи или изобрёл перпетуум мобиле, и все поражены его возможностями и способностями. А она готова разделить с ним его судьбу.
А ты помнишь, как у тебя это было?
Тогда Долидзе приехал с отпуска и привёз с собой домашние угощения и чачу и решил угостить всё наше отделение. Но Чкония оказался в госпитале, а Хундадзе с Джабиевым – в наряде, и остались мы одни с Бабаяном и Кулиевым. Бабаян, как самый практичный из нас, настоящий бакинец, нашёл поблизости от казарм квартиру и договорился, что мы придём туда после отбоя.
Встретила нас хозяйка квартиры, молодая женщина, в свободного покроя платье, скрадывавшее её хищную фигуру. А Бабаян пришел не сам, с ним была его далёкая родственница, молоденькая девушка, с длинной волной тёмных волос до самого пояса и жгучими глазами-угольями, в которые раз посмотришь – и долго потом будешь вспоминать их и задумываться.
Посмотрел в них и я, ибо так оказалось, что сидел за столом как раз напротив неё.
Вечер покатился весёлой рекой, мы все танцевали с девушками, и хотя Долидзе налегал на чачу, но она не пьянила – кружило нам головы присутствие девушек, то, что мы оказались как бы в домашней обстановке, и мы все вместе говорили, шутили, наперебой ухаживали за ними.
Девушку звали Яной. Когда я танцевал с ней, у меня замирало сердце, от неё веяло какими-то восточными сладостями, и я сдерживался, чтобы вот так не взять и не погладить её по волосам, которые блестящей рекой струились рядом.
Станцевал я и с хозяйкой.
– Хорошо, что хоть один из вас русский, – сказала она мне, когда мы с ней танцевали медленный танец, других я не умел.
– Я украинец.
– Всё равно, – ответила она – и этим оттолкнула от себя.
Когда я приглашал Яну на танец, весёлая улыбка исчезала с её лица, и она серьёзно снизу вверх смотрела на меня, а Бабаян за её спиной наклонялся к Долидзе и что-то ему говорил, что именно, разобрать в шуме и гаме было невозможно, а тот весело смотрел на нас и поднимал вверх большой палец.
А потом мы ушли, уже было поздно, и надо было возвращаться в казармы.
Бабаян мне всю дорогу бубнил над ухом:
– Ты Яне голову не кружи. Армянка должна выйти замуж за армянина!
– Почему так? – не соглашался я.
– Потому что дети должны быть армянами! – приводил он свой убийственный аргумент и махал указательным пальцем перед моим носом.
– Главное, они должны быть людьми, – поддержал меня Долидзе.
– Да, – обрадовался я поддержке. – А ты что думаешь? – спросил я молчавшего до сих пор Рафика Кулиева.
– Азербайджанец тоже должен жениться на азербайджанке, – смущённо ответил тот. – Извини.
– Ну, знаете! – возмутился я. – Причём здесь национальность? Главное – чтобы любили друг друга. А ты сам как? – обратился я к Долидзе.
– Женюсь на грузинке. У нас так принято. Не обижайся, дорогой. Можно встречаться с кем хочешь, а жениться надо на грузинке! – ответил Долидзе.
– Ну, ребята, ну вы даёте! – только и смог сказать я.
А через неделю мне позвонила Яна. Я как раз сидел за коммутатором, дежурил, должен был вот-вот смениться – и тут кто-то позвонил из города.
– Славик, ты? – услыхал я её голос, такой далекий-далекий, что даже в первый момент не узнал.
– Ты откуда? – обрадовался я.
– Здесь недалеко, на проспекте Монтина. Выйдешь? – спросила она.
– Конечно! – я оставил коммутатор на Джабиева, моего друга, осетина из Цхинвали (родившегося в один день и год со мной, надо же!), и дворами, чтобы никто не заметил, вышел на проспект.
Она пришла не сама, а с двумя подругами. Они с любопытством меня рассматривали, пока я подходил к ним.
– Мы взяли билет в кино, пойдёшь с нами? – спросила Яна.
Господи, она ещё спрашивает!
Фильм был американский, «Великолепная семерка», и в самых драматических местах Яна вздрагивала и сжимала мою ладонь. А я больше смотрел на неё, чем на экран. Потом девушки провели меня к штабу армии.
Когда я появился вновь возле коммутатора, там сидел испуганный Джабиев:
– Слушай, дорогой, Меликсетов рвёт и мечет. Всё допытывался, где ты. Я сказал, что тебе плохо, и ты пошёл подышать свежим воздухом.
Старший лейтенант Меликсетов был начальником смены, очень въедливый и дотошный армянин, я с ним уже раза два поцапался, и на этот раз встреча с ним ничего хорошего не сулила.
– Будешь говорить, что тебе плохо и что ты дышишь свежим воздухом, да? – ехидно улыбаясь, спросил он. – Граф Толстой, вот ты кто!
Отпираться было бесполезно.
– С девушкой встречался, – ответил я и на всякий случай добавил: – А что тут плохого?
– Ничего плохого нет. А Джабиеву я всыплю, чтобы не врал командиру, – сказал он, чиркая спичкой о коробок.
– Джабиев ничего не знал, – заступился я за товарища.
– Ну да, не знал, – не поверил он. – А как звать девушку?     
– Яна. Яна Шамбинян, – говорил правду,  а что оставалось делать?
– Шамбинян? – рука Меликсетова застыла в пространстве. – Шамбинян, говоришь? – переспросил он, опуская руку.
– Да, Шамбинян, – повторил я.
– Ну, ладно, идите, – он перешёл на официальный тон, – и в следующий раз докладывайте, когда покидаете помещение, – неожиданно закончил Меликсетов.
 «Пронесло, слава Богу!» – подумал я, возвращаясь к себе.
Через несколько дней Яна вновь пришла с подругами. На этот раз они издалека кивали мне головами, как старые знакомые.
А Яна спросила:
– Папа интересуется, есть ли у тебя специальность?
– Что? – не понял я.
– Что ты умеешь делать? Плотничать, водить автомобиль?
– Штукатурить! – ответил я.
– Очень хорошо! – обрадовалась Яна.
А когда мы прощались, она потянулась ко мне и первый раз поцеловала, обдавая меня таинственными восточными сладостями, а подруги захихикали и стыдливо отвернулись.
Так мы стали встречаться.
Старшина с Меликсетовым удивлённо на меня смотрели, я выполнял приказы без всяких пререканий. Боялся, что они лишат меня увольнения в город.
А однажды Яна сказала:
– Идём знакомиться с моими родителями.
Мы сели на трамвай и долго петляли по старинным улочкам Баку, пока не сошли на какой-то остановке и не оказались в утопающем в зелени посёлке.
Когда мы подходили к дому, Яна сказала:
– Когда зайдешь, поздоровайся со всеми по-армянски. Барэв цэз. Запомнишь?
– Да, – ответил я. – Барэв цэз.
А нас уже ждали, и когда мы отворили калитку во двор, все высыпали нам навстречу. Человек сорок, если не больше. Братья, сестры, тети, дяди, дедушка с бабушкой. Взрослые, молодые, совсем юные.
А впереди всех – мать с отцом. Они выжидающе смотрели на нас с Яной, и я вспомнил:
– Барэв цэз.
И взорвалось всё вокруг, зашумело, закричало, запело. Сквозь плотный строй родственников пробился карапуз в длинной майке до пят и что-то громко крикнул по-армянски, а второй, постарше его, знавший немного по-русски, перевёл: «Он гаварит, что Янка вылюбилась в тибе!» – заработав при этом от старшей сестренки подзатыльник.
Самый старый среди них поднял руку, и все вокруг замолчали.
– Это дедушка Сос, – сказала Яна.     
Он говорил, яростно жестикулируя и посматривая презрительно на мою одинокую на погоне лычку ефрейтора.
– Дедушка говорит, что он тоже служил вахмистром в царской армии и был знаменитым джигитом, – перевела мне Яна.
Отец долго тряс мне руку, а потом мы все прошли на веранду, где уже Яна со своими сестрами накрывали на стол.
– Откуда, дорогой, ты? – спросил меня отец.
– Из Одессы.
– А-а-а, Одесса, я там биль один раз. Карасивый город, – с одобрением кивал он мне головой.
А мать сидела рядом и грустными глазами смотрела на меня.
– А по-армянски умеешь говорить? – вдруг просверлила меня взглядом пожилая женщина, охожая очень на мать, – как потом оказалось, тётушка Ануш.
– Не умею, но научусь, – ответил я, вызвав восторг у молодой части семьи Шамбинян.
Кто-то подходил ко мне, тряс за руку, хлопал по плечу, карапузик стоял рядом и всё лопотал мне по-армянски.
Но я не отводил глаз от Яны: она порхала по двору и вокруг стола, на секунду присядет возле меня – и вновь унесется прочь.
Когда мы уходили, они все высыпали на улицу провожать. Я отошёл и оглянулся: они стояли и смотрели на нас, и я помахал им рукой. Боже, как они все закричали, замахали мне в ответ, дедушка крутил свой ус, а тётушка Ануш наклонилась к матери и что-то говорила ей на ухо.
Господи, отведи от них все беды!
Когда мы отошли на почтительное расстояние и их не стало видно, Яна сказала:
– Ты им всем понравился. Даже тетушке Ануш. Она сказала: хороший парень, жаль только, что не армянин.
А потом подошёл трамвай. Я сел в него, помахал оттуда Яне. Она стояла и улыбалась мне, пока трамвай не завернул за угол.
Больше я её не видал. Дня через два она мне позвонила и сказала, что едет с тетушкой Ануш в Степанакерт отдыхать на месяц, а когда вернётся, мы встретимся. Я ей сказал, чтобы она звонила мне.
– Хорошо, позвоню. До свиданья, дорогой! – и положила трубку.
Целый месяц, когда зажигалась на коммутаторе сигнальная лампочка Степанакерта, я, замирая, кидался её включать. Но всё было напрасно: звонили офицеры по делам службы, солдаты домой, ещё кто-то, но Яны среди них не было.
А тут ещё Бабаяна забрали на сборы в Кировабад (он был волейболистом и играл за сборную армии0, и я ни у кого не мог узнать, что с Яной.
Теперь-то ясно, что они увезли её от меня. Я тогда даже хотел ехать в Степанакерт, но ребята отсоветовали.
– Ты солдат, если уйдешь, посадят за дезертирство, – сказал самый рассудительный среди нас Джабиев. – Дождись Бабаяна. Он поможет.
А в тот год, как назло, сборная армии выиграла окружные соревнования, и их всех послали в Ташкент на отборочные к первенству Советской Армии, Бабаян появился в части только за день до моей демобилизации.
– Я узнаю, что с ней и напишу тебе, – сказал он, прощаясь и пряча от меня глаза.
Бабаян написал мне ещё раза два, потом переписка наша как-то заглохла, а теперь и писать некуда, их в Баку нет.
Когда вспоминаю всё это, у меня начинает щемить сердце, я вижу, как она стоит на трамвайной остановке, счастливо улыбаясь мне, ведь мы с ней расстаемся всего на неделю, до следующего воскресенья...

Не забывайте делиться материалами в социальных сетях!
Избранное: рассказы о любви, современный рассказ
Свидетельство о публикации № 3694 Автор имеет исключительное право на произведение. Перепечатка без согласия автора запрещена и преследуется...

  • © shevchenko :
  • Рассказы
  • Читателей: 2 727
  • Комментариев: 0
  • 2012-08-30

Стихи.Про
Грустный рассказ о первой любви и службе в армии, о невозможности соединить свои судьбы людям разных национальностей. Виталий Шевченко.
Краткое описание и ключевые слова для: Страна второгодников

Проголосуйте за: Страна второгодников


    Произведения по теме:
  • Беседа за стаканом вина
  • А сердце и сегодня болит...
  • Виртуозная шутка
  • Ответ пациента озадачил меня. О том, что он врет, не могло быть и речи. Огромный отек верхней губы и отломкичетырех передних зубов явно мешали ему говорить. Пауза затянулась. - Будьте любезны,
  • Будни социализма
  • А Маруська, проходя мимо дяди Паши, обдала его запахом дорогих заграничных духов, сунула ему в ловко протянутую руку червонец, и бдительному стражу порядка расхотелось писать донесение в местное

 
  Добавление комментария
 
 
 
 
Ваше Имя:
Ваш E-Mail: