– Я сегодня получила двойку! – расплакалась дома после школы Катенька Музыченко.
– Подумаешь, – сказал отец, – завтра исправишь!
– А за что получила двойку? – поинтересовалась мать.
– Я не знала, где родился дедушка Сталин, – всхлипнула дочь.
За столом наступила мёртвая тишина. Отец, Николай Музыченко, барабанщик в местном клубе инженерно-технических работников, чуть не подавился галушками.
– Ты чё, – воззрился он на своё чадо, – вся страна знает, а ты не знаешь?!
Но настроение у всех испортилось: у дочери оттого, что получила двойку, а родители боялись последствий. Вот возьмёт кому следует и подумает, что они специально учат этому своего ребенка!
Дворовой стукач, дворник дядя Паша, ненароком заглянул к ним в окно, но ничего интересного для себя не увидел и отвалил в сторону. Они, поглощённые услышанным, ничего не заметили.
За стеной сосед, лишенец Забегайло с аристократическим именем Артур и рабоче-крестьянским отчеством Пантелеевич, горестно вздохнул: завтра надо было опять идти на ненавистную службу.
«Чего это он вздыхает? – бдительно подумал дядя Паша, ненароком заглядывая и к нему в окно. – Третий раз!»
Забегайло лежал на кровати поверх одеяла и чесал себя подмышкой.
«Тьфу!» – возмутился дядя Паша явным бездельем подопечного и направился к воротам. На вверенном ему участке пока было всё нормально.
В это время к дому подкатила «эмка», и из неё вышли длинноногая красавица Маруська и наглухо застёгнутый на все пуговицы военного френча незнакомец. «Не иначе, как шпиён! – утвердительно определил дядя Паша. – К Маруське другие не ходють!»
Шпиён галантно расцеловал руки у Маруськи и укатил на «эмке» к себе в штаб. А Маруська, проходя мимо дяди Паши, обдала его запахом дорогих заграничных духов, сунула ему в ловко протянутую руку червонец, и бдительному стражу порядка расхотелось писать донесение в местное отделение НКВД.
«Буду и далее нести наружное наблюдение!» – решила мелкая ячейка будущего коммунистического общества.
Дом погрузился в темноту, только на втором этаже в окнах комнаты Маруськи горел свет, она сидела перед зеркалом и расчёсывала свои буйные кудри. Больше ничего дядя Паша не мог разглядеть, как ни старался.
Забегайло спал, ему снились старые времена, и он блаженно повизгивал от удовольствия во сне.
Зато в комнате Музыченко стояла напряжённая тишина: дочь уже спала, а родители тревожно вздыхали, прислушиваясь к звукам на улице. Вот проехал автомобиль – слава Богу, мимо, вот ещё один... затормозил... остановился? Нет, слава Богу, и он мимо!
– Я так больше не могу, – простонала во тьме супруга, – пойду завтра куда следует и признаюсь, что я поповская дочь!
– Ты чё! – горячим шёпотом обдал супругу Музыченко. – Тогда нам всем крышка. Отправят туда, где Макар телят пасёт!
Супруга горестно вздохнула: и так плохо, и эдак еще хуже!
Рано утром все жильцы дома устремились кто куда – родители на службу, а их дети в школу. Одна только Маруська спала, ей спешить было некуда, да у ворот бдительно дремал дядя Паша. Ему Музыченко успел сунуть трёшку, так, на всякий случай. Авось, замолвит, где надо, словечко.
В школе Катенька Музыченко исправила свою двойку, правильно ответила учительнице, строгой даме во всём сером. Мама еёцелый день бойко считала на счётах, забыв о своём предосудительном происхождении. А отец, Николай Музыченко, так громко колотил по барабану, создавая апофеоз победившего и торжествующего класса, что вызвал одобрение у дирижера, и с этим мажорным настроением отбыл на обед в составе целого оркестра.