О поэтическом творчестве Натальи Вареник. Любовная, духовная и гражданская поэзия Натальи Вареник. Разбор стихотворения. Сергей Петров.
Открытый всплеск обнажённых и сильных чувств – одно из главных свойств поэзии Натальи Вареник в целом, основной признак её поэтического стиля. Дар искренности – то, что при знакомстве с творчеством этого автора бросается в глаза в первую очередь. В литературной природе существуют разные уровни энергетики поэзии, условно говоря, различные степени её «подогрева»: «холодная» – «кул» (мыслительная, аналитическая), есть «тёплая» (чувственная), есть и синтетические варианты. Стихией Натальи является только поэзия «горячая», поэзия высокого душевного накала. Даже когда она использует «мыслительные» метафоры, они служат лишь цели с большей полнотой выразить глубину и безмерность её чувств.
Чувственность стихов Натальи – одновременно и важный элемент силы этой поэзии, так как всё по-настоящему художественное, эстетически ценное производится именно этой, а не мыслительной сферой. (Что известно из науки эстетики: само слово «эстетика» означает – «чувственный, чувствующий», и мир художественного творчества относится к данной области души.)
Хотя содержание творчества поэтессы складывается из несколько составляющих, однако основой всех их, тотальной, всеподчиняющей и всепоглощающей, является ЛЮБОВЬ в самых высоких и страстных её проявлениях. Она, можно сказать, – главный и единственный предмет поэтического творчества автора. И здесь две темы открывают более всего человеческую и личностную сущность Н.Вареник, её лирический дар. Эти темы – гражданская и личных отношений: патриотизм, ревностная любовь к Родине соседствует с безграничной женской любовью, часто наполненной трагизмом неразделённости.
Нужно сказать, ЛЮБОВЬ Натальи Вареник, будучи главным и единственным предметом её творчества, к тому же обладает особенным свойством: она носит ВСЕЛЕНСКИЙ характер. Она рассматривается и определяется с космических позиций. Эта любовь – не имеет границ и всегда идентична значению Вселенского, космического события:
...Во вселенной темно,
Как в провале пустого колодца...
Наши губы – последнее в мире звено.
Неужели оно разомкнётся?!
Или:
...Ты нёс меня, обняв, на край земли,
И тайный вздох Вселенная исторгла,
Завидуя всему, что мы могли.
Или:
Какой ты? – Сама не ведаю.
Когда-нибудь, в час иной,
Поймают над Андромедою
Отчаянный голос мой.
Или:
Есть одно ОЖИДАНИЕ...
...Большое, как небо...
...Плывёт оно до поры
По законам вселенской игры.
Или:
Как пройдёт сквозь меня,
Светлым ливнем огня
Неземной и незримый свет.
Там мы будем вдвоём...
Энергетика любви, исходящая от её поэтического творчества, настолько велика, что порой кажется: можно сгореть в этой стихии. Наверно, так иногда и происходит с самим автором. Неизбежность сгорания, конечная усталость неразделённости – и со стороны Родины, и со стороны любимого человека, – тем не менее, не превращается у неё в безысходность, а тоже обращается в эстетически значимые позитивные художественно-литературные элементы: это и ангел-хранитель, который не даст ей погибнуть от расставания с Родиной –
Расставанье с Москвой нестерпимою мукою
Всё звучит во мне, будто запавшая клавиша...
Словно ангел-хранитель, кружился над Внуково
Самолёт, моё сердце в столице оставивший;
и цветы надежды для любимого человека –
И пока это утро слезами младенца омыто,
И пока наша чаша ещё не испита до дна,
Я надежду держу, как мимозы в руках – Маргарита,
Ожидая тебя у земного проёма окна.
Иногда поэтом овладевают страх и смятение, происходящие от обострённого чувства хаоса времени и пространства, окутывающего человеческого бытиё, отсутствия твёрдых и надёжных основ в нём. Но страх этот, можно сказать, функционален, не является устойчивой структурой души. И возникает он от безответности чувств и неразделённости надежд, которые являлись бы спасительной опорой в этом хаотическом мире. О, если бы они были взаимны! Тогда бы не появились:
Мчится гул опалённого времени,
Дай мне руку! Горят корабли...
Или –
Что-то страшное катится мимо –
Тьма, свечение, стоны и вой...
Спасена – если буду любима,
Спасена – если буду с тобой.
Не звучал бы так часто крик отчаяния, если бы пришли к одинокой душе ответные чувства:
...со всех сторон –
Одна лишь боль, как сорванная кожа.
Чужие лица – в жизни и с икон.
И нет тебя.
Спаси меня, о Боже!
...............................
Мой крест – любовь.
И нет вокруг ответа.
Тотальный дефицит «тепла живого человеческого тела» оборачивается порой личностно-антропологической катастрофой, на энергетико-психологическом уровне трансформируясь в аномалию мироощущения и порождая чувственные фантомы:
...оценив, наконец,
Живое тепло человеческой жизни,
Как проигравшийся в карты игрок,
Ты вдруг ощущаешь:
В твой биоскафандр,
В твою истончённую временем ауру
Вторгается Нечто
Из далей Вселенной,
Прильнув к обнажённой душе
С нечеловеческой странной любовью...
...с ужасом видишь:
Оно забирает
Эмоции, чувства,
Твою идентичность.
...ты уже раб этой трепетной связи...
...Ты... любишь Его.
Живое тепло непонятной материи...
...Странный симбиоз...
...Когда человек уже не может надеяться
На ответное человеческое тепло.
В сфере гражданской этот страх – от безответственности человечества за творимое им в своём земном доме; это страдание от безответности совести общества по отношению к личному чувству долга и морального предназначения человека:
Мы входим в двадцать первый век...
...Как совершившие набег
Заходят в город басурманы...
...Мы оставляем за спиной
Опустошение и крики...
...И озверевшая орда
Летит, сметая все преграды.
...И страшный крик сдержать не в силах,
Мы видим белые кресты
На наших собственных могилах.
Остановился бег минут,
Под ношей жизни гнутся плечи...
А те, кто после нас придут, –
Что им откроется при встрече?!
Или:
Остановите лифт! Это не тот народ.
Это не то зверьё, что есть из руки научится.
Мы думали – к звездам, вверх! А вышло – наоборот.
Мы верили, что судьба. А это всего попутчица.
Или:
Теряешь речь в водовороте этом,
Готовый чашу горькую испить.
В эпоху потрясений быть поэтом –
Что на земле печальней может быть?
Но все эти функциональные состояния души – лишь обратная сторона её любви, её плотские «модусы»: страх одиночества – от огромности и нереализованности женского чувства, ужас перед социальными катаклизмами – от великой любви к малой и большой Родине, стране, где ты живёшь, и к Земле как общему дому человечества.
Нереализованность главного атрибута своей сущности – любви – находит у автора выход в его земном деле, профессиональной работе. Она цепляется за эту соломинку, чтобы освободиться от ненужных, негативных модусов души. И тогда возникает избыточное, порой сверхценное увлечение миром своей деятельности:
Струйка змеится в кране,
Снега пригоршню – к ране,
Новокаина – телу,
Душу – к любому делу...
Спасенье мое – работа,
Труд до седьмого пота.
Оно проявляется и в погружении в бездонный, призрачный мир информационного поля:
О, вожделенная Нирвана
Интер-страниц!
Ты, как в постели наркомана –
Последний шприц.
На звёздных подступах Тибета –
Лишь холод плит.
Приставлен дулом пистолета
На жизнь ЛИМИТ...
...Т-с... виртуален и хрустален
Экрана глаз...
...Ату, Парнас!
Но, упёршись своей профессиональной деятельностью в край жизни, ища в работе спасения от нереализованности главного атрибута своей сущности – любви, автор всё равно соскальзывает на потребность в естественных состояниях собственной личности, как в оживляющей, спасительной воде счастливого бытия:
Но стоит остановиться –
Дайте воды напиться...
Как мой итог ничтожен:
Упасть, задремать, забыться...
Утром очнусь, и что же?
Дайте воды напиться!
Живительная вода любви не приходит сама по себе, иногда её приходится завоёвывать у жизни отчаянным усилием, спасая от её дефицита даже самых близких людей:
...Вырываю тебя по кусочкам из страшного сна.
Обнимаю – в потоке слепящего света...
...По фрагментам, по атомам, по протонам –
Выволакивала на свет с первобытным стоном...
...Я не дам тебе умереть!
Погружаясь по локти в какую-то чертовщину,
Из нелюбви выволакиваю мужчину,
Отнимая у прошлого, задыхаясь от слез,
На обочину – из-под колес!
(«Спасённый»)
Только самой Наталье спастись от собственной любви ни при каких обстоятельствах не удаётся. Ни в эфемерном пространстве интернета, ни в фанатичной погружённости в дело, ни ещё в чём-то... Это чувство значительно больше неё.
Для Натальи язык её Вселенской любви – могучий голос сердца, эсперанто, понятный всем живущим не на вербальном, а на духовно-энергетическом уровне.
Пусть тебя в моей жизни не станет
И душа говорить перестанет,
Позабыв эсперанто любви...
Поэтические слова автора отображают отношения любви многопланово.
Это и глубинный, микрокосмический процесс:
Ты лежишь...
...Бессловесный, покрытый смертельной испариной,
Хромосомой любви с нашей нежностью спаренный...
Или:
...Мы хотели любить, но распались вокруг
Чувства, связи в период распада.
И рассыпались атомы сцепленных рук...
И состояние полёта в пространстве:
Мы летим, словно Мастер и ведьма его – Маргарита...
...В зачумлённой столице, в ковчеге мирского греха,
Мы посмотрим в глаза и обнимем друг друга устало,
Плотно ночь запахнув на себе, как собольи меха.
И тождественность природе:
Вихрем огненным нас
Вдруг окутает вальс,
Вскрикнем листьями на ветру...
Будучи земной жительницей, поэтесса остро чувствует нездешнее, высокое происхождение любви. Поэтому земная реальность иногда вдруг ассоциируется с глухим космическим закоулком, где царит дикость, отсутствие человеческой сущности. И тогда любовь почти вопиет о своём духовном начале, своём небесном существе, ясно ощущается, что начинается она с божественного уровня. И хочется спрятаться от грязи и низости в собственном богоподобии, хотя бы – неосознанно – в отблеске Господнего Имени. А многие в кромешном логове жизни – «бессловесные животные, рождённые на заклание и истребление», с чем соприкасаться нестерпимо:
...В этих джунглях не знают любви,
Здесь любить не умеет никто.
Тут ругаются, пьянствуют, спят...
...Тут до одури – водка и снедь,
И бессмысленно тянутся дни,
Здесь давно разучились краснеть...
...Умоляю тебя – не спеши.
Нам – любовь, им – оставим постель...
Даже в этой проклятой глуши
Называй меня «Эммануэль».
Космичность мироощущения поэта проявляется и в не по-земному обострённом чувстве времени, преходящести всего живого, восприятии времени как давно свершившегося факта:
И проплывает в космосе венок,
Как в море – поминая наши души...
– венок памяти о нас, ещё находящихся здесь, но уже существующих как бы условно, – своего рода «предвидение прошлого», взгляд со стороны вечности...
Небольшие зарисовочные стихи поэтессы – посвящения друзьям, городам, пейзажно-лирические, философские и т.д., – носят этюдный характер и дополняют картину личности автора как трепетной Всемирной сущности, прописанной на планете Земля: ощущение причастности к Мирозданию сквозь мелькающие картинки этой преходящей, меняющейся, жутковатой, но во многом такой прекрасной жизни:
От тверди отрываются тела,
Секунды приближаются к развязке,
И Времени холодная игла
Пронзает нас в безумной этой пляске!
.........................................................
Мелькая в распахнутых окнах,
Земля поплывёт подо мной...
И ливень, от шума оглохнув,
Окружит нас плотной стеной.
.............................................
Этот мир от отчаянья вымер,
Мы остались с тобою одни.
Обними мои плечи, Владимир,
Защити меня и сохрани.
...............................................
Я люблю этот табор, который зовётся столицею,
Этот вечный базар – что здесь только не продано!
Этих мимо бегущих прохожих с усталыми лицами,
Всё, что в сердце мое генетически вписано: «Родина»!
....................................................................................
А вокруг на тысячи лет –
Тишина окружает нас.
Только звёзд долетевший свет,
Только нежность любимых глаз.
.................................................
Теперь взглянем на другую составляющую этой поэзии – на то, как выражены чувства, какие художественно-литературные средства делают её неординарной, интересной.
Налицо метафорическая изобретательность. Не ради оригинальности, а ради точности выражения душевного состояния. Свежесть метафор и всех литературно-художественных средств не самоцельна, органична и служит наилучшему воплощению поэтической идеи. Лишь несколько образцов: «Прокажённая, ходит по свету любовь, бубенцом отгоняя прохожих» – аллегория превратившейся ныне в отторгнутое и отвергнутое обществом существо любви, вынужденное защищаться бубенцом-оберегом своей святости; «И рассыпались атомы сцепленных рук» (метафора); «Гулкий выстрел, нацеленный в лоб» (эпитет-метонимия); «Линия безумного огня» (сравнение-эпитет); «Распоротый занавес мая» (эпитет-метафора); «Я тобою, как платьем, шуршу» (метонимическая метафора); и т.п.
В поэтическом творчестве Натальи присутствует вектор движения. Он всё более направляется вверх по мере взросления автора и умножения его жизненного и литературного опыта. Соответственно возрастает духовное значение его стихов:
У Боженьки я просила,
Заблудшая дочь прихода:
Пребудет со мною Сила!
.......................................
Но словно клеймо, проклятье –
Родиться на свет «иною».
И к Богу бегу опять я:
Пребудет любовь со мною!
............................................
Пребудет со мной любимый!
Во веки веков – пребудет!
Ответил Господь: Просила?
Я просьбу исполнил в сроки.
Пребудет с тобою Сила.
Все сильные – одиноки.
Внутренний мир поэтессы при однозначном выборе ею любви всё же колеблется между раем и адом, как и души всех живущих на земле. Она порой терзается от растерянности, ходит по грани искушения возненавидеть «творящих зло»...
Но всё же, в конечном счёте, силы света побеждают отрицательные модусы души лирической героини. Несмотря на большое количество страданий, выраженных в стихах, духовное содержание этой поэзии нельзя отнести к негативному, разрушительному. Даже те стихи, где основной предмет – боль, неразделённость, тоска, ужас, утрата, ожидание, разочарование и депрессия, вызваны к жизни... большой и бескорыстной любовью, как невидимым светом в конце тоннеля. Это страдание идентично состраданию, ибо основано на ожидании, вере и надежде. Сострадание же – признак истинной любви, которая всегда созидательна.
В заключение, как иллюстрация наблюдений автора этой заметки, можно привести конкретный разбор одного стиха Натальи Вареник.
«Пусть тебя в моей жизни не станет...»
Пусть тебя в моей жизни не станет
И душа говорить перестанет,
Позабыв эсперанто любви...
Пусть ты канешь, растаешь навечно,
Оборвёшься тропинкою млечной,
Только надвое сердце не рви!
Пусть я образ твой странный забуду,
Развенчав, прокляну, как Иуду,
Брошу в спину отточенный нож...
Затворюсь и укроюсь снегами,
Буду молча общаться с богами
В белой келье, куда ты не вхож.
Будут ветры сквозить ледяные
И рассветы рождаться иные,
Белый иней укроет постель...
Побреду по безбрежной пустыне,
Выжгу слёзы глазами пустыми –
Не бывает в аду новостей!
Так живу между раем и адом,
Зная: жив ты, и где-нибудь рядом.
То летаю, то в бездну лечу...
В той же церкви за прошлое каясь,
Параллельно, не со – прикасаясь,
От твоей – зажигаю свечу...
Стихотворению присущ тот открытый всплеск обнажённых чувств, который является одним из главных свойств поэзии автора. Оно «эпитетно» и метафорично: «тропинка млечная», «белая келья», «ветры ледяные», безбрежная пустыня» и т.д. Метафоры (открытые или скрытые): «эсперанто любви» (открытая метафора), «ты – млечная тропинка», «отточенный нож» (вероятно, горьких слов или мыслей; скрытая метафора), «белая келья» (видимо, душевно чистого одиночества; скрытая метафора), «белый иней» (вероятно, чувственного холода; скрытая метафора). Стихотворение не поднимает какую-то большую идею. Если бы отношения между людьми были вещью неодушевлённой, стих можно было бы назвать «пейзажной» лирикой. Здесь лишь описывается предмет «с натуры», но очень точно. А это и есть смысл поэзии и искусства вообще: правдиво изобразить предмет, материальный или духовный, по законам художественного творчества. Художественная же сила, кроме обязательного наличия чувства, определяется точностью, адекватностью передачи отображаемого предмета, что достигается с помощью выразительных художественно-литературных средств. На такое выражение правды в этом стихе Станиславский, думается, воскликнул бы: «Верю!». Музыкальная сторона произведения - обязательная формальная "одёжка", по которой встречают поэзию, здесь без огрехов. Если же определять предмет этого стиха, заключённый в образную форму, его можно обозначить как притяжение любви. Читая, испытываешь мощное вращение её «турбины», которая втягивает кислород стремления души и тела сквозь стену неведения и молчания, полной безответности и космического одиночества.
И в конечном аккорде стих всё же раскрывает нам своё «идейное» содержание в аллегорической форме. Всего в трёх последних строках, которые превращают безысходность разлуки в умиротворённость надежды вечного единства:
В той же церкви за прошлое каясь,
Параллельно, не со – прикасаясь,
От твоей – зажигаю свечу...