Половчанка

(из цикла стихотворений о половцах)

ЗАКЛИНАНИЕ

Это бьёт изнутри. Это бродит под кожей
и пульсирует грозно в горячей крови.
Ненасытный простор, раздели со мной ложе!
Позови меня в недра свои, позови!

Дай упиться твоими сосками-холмами,
шёлком гривы, свободный полет чабреца!
Сотни... тысячи лет пролегли между нами.
Я – твоя. О тебе. Для тебя. До конца.

Я тобой окольцована крепко и властно.
Нет, не жалуюсь. Просто уже не могу
наблюдать, как под лемехом гибнешь напрасно,
как морщинами борозды рвут на бегу,

как застыли постройки слоновьею лавой
на мятежном и сладостном теле твоём.
Мне ли вынести это, скажи, Боже правый?
Охрани, защити голубиным крылом!

* * *

Волосы чёрные, жёлтый цветок.
В смуглой ладошке лежит лепесток.
Солнце роняет косые лучи.
Нет, не рассказывай! Нет, помолчи!

Пёстрой опариной ястреб парит.
Солнце рванулось в звенящий зенит.
Степь зацелована яростным ртом.
Тише! Я знаю, что будет потом.

Нет, не рассказывай! Ты – это я,
ты – это сладкая сказка моя.
...Косы – по ветру. Уносится прочь
лиха степного бедовая дочь.

* * *

Тёплый сумрак завис над кошмою.
В плошке жир отгорел и зачах.
Я играю седла бахромою,
и качаются звёзды в очах.

Это было так рано, так рано! –
на дворе средневечье и степь.
И какие там суры Корана –
просто ржанья и посвиста темп.

Мне б ещё и ещё, не краснея,
называть тебя братом своим...
Бахромою играем – как веем
братских уз несвеваемый дым.

Два ребёнка под общей кошмою.
Тёмных рожиц раскосейший взгляд.
Мы играем одной бахромою –
только пальчики в лад говорят.

Н. Рерих. К опере А. П. Бородина
 «Князь Игорь» (1909)

МУЗЕЙ

Засыпан охрою, поджав к груди колени,
скелет в витрине – будто в лоне плод.
Увы! – как экспонат обрел свое нетленье
мой властный, необузданный народ.

Лишь я – поскребыш от былинной вашей славы:
ни жгучих кос, ни стати, ни огня.
О, злые времена! О, боги, люди, нравы!
Прости, о Жрица-Мать, ничтожную – меня...

Нет жарких жадных губ, и нет гортанной речи.
Кусает ус окаменелый вождь.
И только клёкот трав: хрипит и стонет вече.
На скулах плачет проржавевший дождь.

ПЛАЧ ПО УТРАЧЕННЫМ ПРЕДКАМ

Великого племени свищет шаг,
отброшен и вырезан давний враг,
и жжёные залежи от костров
шипят на развалинах у миров,
как будто засыпан золой весь свет –
но нет.

Визжит под колёсами прах дорог.
Зажат меж кибитками ветерок.
Шатрами пунцовыми степь цветёт,
и сгустком кровавым – густой восход,
и запахом кислым пропитан след...
Но нет.

За чёрною сажею – ширь и даль.
Ни старых, ни малых уже не жаль.
И доблестно павший скуластый вождь
гранитною бабой – под пыль и дождь.
В ногах у кургана полынный плед.
Но нет:

великое племя – чеканный сплав –
лишилось потомков, земли и прав,
и острые шапки не пашут край,
над глазом раскосым – вороний грай,
и песни протяжной уже не спеть
впредь.

Так плачь же, поземка, бурли и жги
шаманным простором степной пурги!
Так вой и рыдай, о Великая Мать!
Тебе теперь глыбой грудастой стоять
под влажными взглядами нервных дам –
как хлам.

КОЧЕВЬЕ

Вроде ворон в высях виснет.
Вра-на-вар-ра...
Вроде ветер вихрем свищет.
Вра-на-вар-ра...
Войлок мятый, влажный, вислый.
Морок мятный в марях мысли.
Колок в горле клёкот быстрый.
Вра-на-вар-ра...

Пыльной пеной – ворох платья.
Вра-на-вар-ра...
Пламя вены гарью гладит.
Вра-на-вар-ра...
Полог лёгкий, гладкий плещет.
Ворон вёрткий, хитрый – вещий.
Шорох тихий, шаг зловещий.
Вра-на-вар-ра!

* * *

Синие бусы.
Пыльный подол
ветер искусно
вихрем подмёл.

Спутаны косы.
Спутана речь.
К чёрту – вопросы!
В сторону – меч!

Жадные губы.
Медный загар.
Пылко и грубо
воин ласкал.

Узкие щёлки
бешеных глаз.
Лисы и волки –
полог у нас.

Скалятся шкуры.
Красный восход.
Стыло и хмуро
утро идёт.

Жалом прижалась
злая стрела.
В сердце смешалась
с кровью зола.

Кончилась сказка.
Птицею – крик!
Бледною маской –
бронзовый лик.

ТРИЗНА

1

Дробью копытной чудится нам
«Туг-таритам. Туг-таритам».
Кровью сочится жертва богам.
Туг-таритам. Туг-таритам.

Блики от пламени. Пленник угрюм.
Таг-таритум. Таг-таритум.
Выпей и вырвись из вороха дум!
Таг-таритум. Таг-таритум.

Струйки кобыльего молока.
Таг-тарика. Таг-тарика.
Брюхом да по полю – облака.
Таг-тарика. Таг-тарика.

Рви же зубами обглоданный край!
Туг-тарикай. Туг-тарикай.
Комья упали. Воин, прощай!
Туг-тарикай. Туг-тарикай.

2

Душу в клочья - тири-тара -
по-Харонный плач.
Ржёт навзрыд гнедая пара
похоронных кляч.

Гей вы, жертвенные кони!
Гей ты, вороньё!
Ошалелый бубен стонет
про житьё-бытьё,

жадно воет и шаманит
на золу и дым.
Ты – в кургане, я – в дурмане.
Милый стал чужим.

Странным. Жёлтым. Непохожим...
В мелкой дрожи я
над лимонно-бледной кожей
в зареве огня.

Вой, костер, трещи, бродяга!
Жми-гуляй, простор!
Смерть лилейным лёгким шагом –
из-за дальних гор.

Вот и всё. Запали очи.
Сохнет корка губ.
Лейся, лента стылой ночи!
Дуба-дуба-дуб...

КОНЧАКОВНА

Шаманна - манна - монотонный стук.
Бьют барабаны. Глохнет в горле звук.
Задавленный туманом, стелет дым
седой язык пред пологом моим.

Оскалил зубы каменный божок.
Любовь – не благо: бешеный ожог.
Чуть слышен стон подвесок у виска,
и гложет, гложет чёрная тоска.

А где-то на руках Каялы чёлн.
Зегзицею над рваным зевом волн –
рыдание славяночки-княжны,
законной лады-русича жены.

Так бей-стенай, клубящийся рассвет!
Ах, сокол мой! Тебе возврата нет.
Из горла вырывается слепой
шаманна - манна - монотонный вой.

* * *

Липкой патокой падает пыль
в паутинные тинные сети.
Протянул мне насмешник-ковыль
шелковистые гибкие плети

да камчою по смуглым щекам
полоснул... и заснул в недрах неги.
Отскакали в звенящих веках
кочевые лихие набеги.

Отрыдала родная орда.
Липкой патокой пыль залегает.
Седовласые камни года
(словно море – ракушки) считают.

Только я из лежащих веков
восстаю пылкой девой набегов,
и летит во мне лавой подков
кареглазая жаркая нега.

* * *

Степной костер пунцовей меди губ.
Степной ковер горчит сухой полынью.
Покрой меня кончакской рваной стынью,
о память, ты, чей запах слаб и скуп.

Под углем лет зола ещё тепла,
ещё смогу я смуглою степнячкой
в обвале чувств отполыхать дотла
и ночи бег пронзить безумной скачкой,

поймать стрелу калёного луча,
прорвать волну хладеющего ветра...
Лови ж меня, не то я сгоряча
так и останусь в этих сладких недрах!

ВЕРЛИБР ИЗ КАМНЯ

Средневековье раннее
вытесало
мощными неумелыми взмахами
каменных баб
из глыбы Вечности –
а они до сих пор пахнут емшаном
в пыльных запасниках музеев,
и теплы их скуластые лица
и щедрые груди рожениц.
О, половецкие мадонны,
ваше плодородие – от степного лона,
брюхатого солнцем.
Странно,
как вы ещё различаете
полёт орла над курганом?
Глаза незрячи.
Орлы – в Красной Книге.
Вместо курганов –
водохранилища, терриконы, пашни.
Но вы с орлом – из одной былины
и можете видеть друг друга.

Ещё стихи о половцах:  Дикое Поле,
Степная

Половцы и войско Игоря.
 Панно «Кончаковна» (2007)