Остановка в пути, или Разбор произведения

(разбор произведения «Мой поезд»
Виталия Челышева)

О разборе произведений

Как интересно делать разбор необычных произведений, таких, над которыми думаешь, как над решением задачи, бьёшься, как над твёрдым орешком! И совсем не обязательно в них будет сногсшибательно трудная форма – напротив: по моим наблюдениям, довольно часто сильно закрученная, усложнённая форма стихотворения присуща «мелкоплавающим», безыдейным произведениям, вся загадка которых – обилие мелких тем, деталей, ассоциативных связей и аллюзий, относящихся к разнообразным, хорошо известным высказываниям классиков (прошлых и современных). Взгляд постоянно цепляется за эти знакомые мелочи, ты пытаешься угадать, к чему они здесь процитированы, пробуешь всё связать в какой-то единый замысел, а в результате понимаешь, что тебя опять надули, и писать-то этого всего, возможно, не стоило. Ну, разве что ради нескольких удачных каламбуров и метафор, а так... ощущение пустоты.
А бывает, не больно-то сложная форма, даже художественных тропов не так чтоб очень много использовано, да и не лирика это, а... не поймёшь, к чему отнести. Философия? Но, вроде, про поезд и остановку в пути... Бытовое? Хорош быт, где герои – Жизнь-Смерть, цари, проводницы, поэты, полковник, санитарка и пассажир, отставший от поезда. А темы! Поездка, секс, война, власть и свобода слова, и всё – на колёсах, в пути, а путь-то – длиною в вечность... И ещё – очень интересная система рифмовки, когда в стихотворении длиной почти что в мини-поэму чередуются вразброс смежные, перекрёстные, опоясывающие рифмы и рифмы нестандартные, разнесённые очень далеко друг от друга. В общем, есть в стихотворении, которое я буду разбирать, много необычного, даже фантастического, и это загадки, связанные не только и не столько с поэзией, сколько с человечеством. Хотите задуматься над мировыми вопросами? Хотите понять некоторые странные особенности в нашей жизни и в жизни общества? Если да, то даже если вы не любитель художественного анализа – эта статья для вас.

Виды разбора произведений

Существуют разные виды разбора художественных произведений, разные подходы к ним. Это, в первую очередь:

– стилистический (языковой) разбор, когда анализируется использование автором различных языковых средств и выявляется, как в подборе слов и образов раскрывается тема и идея произведения и характеры героев,
– разбор художественных образов, когда открывается то, что скрыто при поверхностном прочтении: мысли и чувства персонажей, черты их характеров и что эти образы значат для общей структуры произведения,
– разбор развития действия, в основе которого лежит работа над сюжетом и его элементами – отдельными строфами и который идёт от поступка, слов или мыслей к характеру и от отдельного события к общему смыслу произведения,
– проблемный разбор всех вопросов и ситуаций, затронутых в тексте.

Если подходить комплексно и уделить при анализе художественного произведения хоть какое-то внимание каждому виду разбора, тем больше шансов разобраться во всех хитросплетениях сюжета и нюансах авторских идей. Именно поэтому я предпочитаю общий, целостный идейно-художественный разбор, хотя в нём и можно выделить отдельные направления.

«Мой поезд» – не первое произведение, которое я разбираю у Виталия Челышева (Запорожье–Москва). Но характерно, что в предыдущем его произведении, подвергшемуся моему разбору, среди тем были, в том числе, любовь и свобода, власть и война, Бог и смерть. Налицо близость тематики. Однако, если произведение «Я, кажется, понял...», о котором я писала в статье-разборе «Любовь и свобода», явно философско-мифологическое (и отличается, к тому же, обилием поэтических приёмов), то понять сразу, «с кондачка», о чём, что и к чему в – на первый взгляд – простом «Моём поезде» того же автора, не выйдет. «Поезд» заинтересовал меня раньше и сильнее, но потребовалось время, чтобы я смогла «выйти» на авторскую задумку. Впрочем, в данном случае о «задумке» говорить не приходится – Виталий Челышев отличается тем, что сознательно не обдумывает того, о чём пишет и как пишет, творчество для него – вещь скорее стихийная и интуитивная. Бывает, что он и сам не до конца понимает все смыслы созданных им произведений, поскольку нельзя же назвать «пониманием» отношение к своей поэзии по типу «Так написалось!». А с другой стороны, это только подтверждает, что нам иной раз открывают такое, до чего самостоятельно мы бы, возможно, и не дошли...

Разбор сюжета

Начиная разбор, хочу, прежде всего, более конкретно подойти к сюжету. Рассказ идёт от первого лица – в данном случае, от лица пассажира, отставшего от поезда. И первое, что происходит, это остановка поезда. Пассажир хочет покурить, но обнаруживает, что сигареты кончились («Решаю спрыгнуть, чтобы покурить. Но пачка Camel’а, увы, совсем пустая»), поэтому спешит к ларьку на перроне. И это всё, что в данном стихотворении по-земному обычно, ясно и реально. Быт, так сказать. Потому что остальные «типа бытовые» вещи оказываются какими угодно, только не обыденными. Киоскёрша, которая пассажиру незнакома, заявляет, что они уже не раз делили одну кровать и что после остановки прошли не минуты, а сотни лет, что пассажир «забил на работу» и отослал туда недвусмысленное электронное письмо об этом, что он, оказывается, любит сидеть у ларька на перроне и любоваться степью за путями.
Такова завязка совершенно нешаблонного произведения. И, чтобы понять всю эту глубокую и интересную вещь и перевести её с языка фантастических событий на понятный человеческий язык, лучше и разбор производить по кусочкам, начав с завязки.
Итак, героев здесь трое. Пассажир, киоскёрша и проводница Рая, выпустившая пассажира на перрон во время остановки:

«Техническая остановка, – сказала проводница Рая. –
Стоим три минуты. Клозет не закрываю».

Фразы настолько стереотипны и жизненны, что звучат почти прозой, чему способствует их размер, не совпадающий с размером всего остального стихотворения, и прозаический, т.е. неравномерный ритм. Фактически, они даже помогают почувствовать реальность и приземлённость изображаемого, что совершенно нелишне, ведь это единственные фразы, относящиеся к земной реальности, и как раз от них мы отталкиваемся, когда пытаемся проследить, что же стряслось с героем.
Дальше до конца первой строфы идут мысли героя, проносящиеся у него в голове, пока он принимает решение и устремляется к ларьку. И выражены они отрывистыми, короткими назывными предложениями, состоящими то только из сказуемого, то только из дополнения, то из одного лишь подлежащего.

Одну затяжку! Только пригубить!
Ну? Сто шагов! И без экипировки!
Дышу прерывчато. Скорей! Успеть к ларьку!
Старею, но бегу довольно ловко.

Лишь на «старею, но бегу» на секунду запинается в удивлении взгляд. Добежать от поезда до ларька – дело нескольких секунд, о каком таком «старею» может идти речь? Но об этом забываешь, поражённый всем, что случается дальше. Зато впоследствии, когда начинаешь «колупать орешек» стиха, данное выражение оказывается неслучайным и помогает анализу.

Не знаю, как вы, но я обращаю внимание на «мелочи», которые принято анализировать, вовсе не только ради отыскания красивых мест. Эти «мелочи» подчас так много могут сообщить внимательному читательскому глазу о неординарных творческих задумках автора, прояснить все тёмные места, связать воедино все кажущиеся странными места в единую логическую цепочку... Особенно важны они в таких необычных, загадочных произведениях, как «Мой поезд». И здесь без анализа никак не обойтись, если хочешь понять, про что оно и что автор хотел сказать. Разумеется, не каждый заинтересуется, почему проводницу назвали Раей, какое отношение к пассажиру может иметь чуждый для него человек – киоскёрша из вокзального ларька, которую (как он убеждён) он видит впервые, зачем сюда приплетены мировая история и нравы человечества и т.д. Но, как я уже давно убедилась, люди нелюбопытные просто не будут тратить время на чтение всяких там анализов и разборов, поэтому ни я, ни Виталий Челышев не рискуем им надоесть. А вот если вам не чужды мысли о жизни и смерти, о бытии, о таких глобальных вещах, как история, то и разбор поэтического философского произведения не покажется вам скучным, поскольку он напрямую связан с этими любопытнейшими вопросами.

Лексический разбор

Вторая строфа – речь киоскёрши, с которой начинается её диалог с пассажиром.

А из ларька доносится: – Ку-ку!
Держи свой «Camel»! Мне ль тебя не знать?
Тобой одним измята вся кровать.
Вон, видишь, куртка сохнет на верёвке.
ДавЕча дождик лил, и ты промок.
Совсем продрог. Но тёплый вечерок,
да и моя, без скромности, сноровка
тебя согрели.

Фамильярное «Ку-ку» и обращение на «ты» говорит о степени её близости с этим человеком и подтверждает заявление «Мне ль тебя не знать? Тобой одним измята вся кровать». Речь имеет простонародный характер, отсюда «давеча» (недавно), «поди» (наверно) и выражение «Мне ли не...?», свойственное былинам и старинным песням. Песенно звучит и «вечерок», и внутренняя рифма: «Совсем продрог. Но тёплый вечерок...», в которой обнаруживается подчёркнутый ударением «рок» (!!!), а настойчивая аллитерация – повторение звуковой группы – «с+о» ассоциативно связано с «сон» и «совы» и придаёт речи убаюкивающий, усыпляющий оттенок. Киоскёрша словно успокаивает, уговаривает потрясённого героя, заметившего исчезновение поезда: «Ну, ничего, дружочек, ничего», «Садись. Кури. Ты любишь наблюдать, как мимо жизнь струится деловито», отсюда частые повторения слов и даже тавтологическая рифма:

– Ты куда опять?
– Мой поезд! Поезд!
– Он придёт опять.

Герою внушают, что ничего не случилось, просто всё повторяется через какие-то периоды времени, хотя наша память этого не сохраняет.
В отличие от простонародной лексики киоскёрши лексика, присущая речи героя, указывает на его принадлежность к интеллигенции: «пачка Camel’а», «e-mail», «ноутбук», «кейс», «экипировка», в дальнейшем встретится «книксен» (в дворянском быту – поклон девушки с приседанием) – сплошные иностранные термины, макаронизмы или заимствования.
Что может связывать двух таких разных людей?

Синтаксический разбор

– Ты каждый день выходишь покурить –
и остаёшься на века со мною,
и с красотою этою степною...
– И сколько так?
– Да сто веков, поди.
И столько же, надеюсь, впереди.
– Но разве были прежде поезда?
– Ты скажешь: нет. А я отвечу: да.

Герой перепуган уходом поезда, возбуждён, он частит короткими назывными фразами: «Там вяленая курица! И кейс! И ноутбук! Лекарство от гастрита! И паспорт! Деньги! Как мне без всего?». Киоскёрша разговаривает с ним, как с больным или с ребёнком, поэтому все её реплики – синтаксические конструкции, связанные с повторением:
– анафора (единоначатие) «Вот этот кейс? Вот этот ноутбук? Вот эти деньги? Всё в окно швырнули»,
– изоколон (параллельное расположение одних и тех же частей речи в смежных предложениях) «Ты подобрал. А после мы уснули. / Ты ночью встал – и курицу сожрал» (кстати, снова внутренняя рифма, напевный лад).

От киоскёрши мы узнаём, что он отправил на работу e-mail о том, что устал, «и всех куда-то далеко послал, / и всех ославил, чем себя прославил» (снова анафора). Ничего этого пассажир не помнит и задумывается.

И я присел на лавку под навес.
Вокруг ковыль. На горизонте – лес.
Железная дорога в никуда:
из точки «Нет» – до самой точки «Да».
И поезд мой вокруг Земли ползёт.
За окнами тусуется народ.

И каждое купе в этом поезде, где ехал герой, заполнен приметами разных народов, стран и континентов: «Здесь джунгли спят», «Тут санитарка прилагает к ране кусочек подорожного листа», «Богатыри резвятся с топорами. И сыплет кровь из окон, словно пыль», «Стрельба и песнопенья на Майдане», «Вот девочка, бледнее, чем Луна, стоит у отворённого окна: её унёс журавлик-оригами». К лексике простонародной и иноязычной добавляется жаргон («тусуется») и слова-экзотизмы («джунгли, оригами»). И это притом, что продолжает последовательно выдерживаться одно из главных средств художественной выразительности – единство поэтических образов. Через всё произведение в целом проходят образы, связанные с поездом: железная дорога, вагон, платформа, проводница...

Постепенно встаёшь в тупик, поскольку начинаешь понимать, что поезд – лишь метафора жизни на Земле. Но тогда куда попал наш герой? И почему такие несостыковки с временами? Мало было встретить в тексте «старею, но бегу» – теперь ещё одновременно указывается на «песнопенья на Майдане» и на резвящихся с топорами богатырей, и если девочка стоит у окна, то почему о ней говорится в прошедшем времени: «её унёс журавлик-оригами»?
Повествование становится всё интереснее и интереснее, вырастает до эпических масштабов (что тоже является характерной приметой многих стихотворений Виталия Челышева) и отражает всё человечество в различные времена и характерное для него поведение – война, загул и секс, – не меняющееся ни в какую эпоху.

Загул идёт в вагоне-ресторане...
Не спит вагон-бордель, там крик и стон!
И череда десятков поколений,
уставши от трудов или от лени,
ныряет в долгий сексуальный сон.

В средние века резвились с топорами; потом стали резвиться с атомными бомбами – вот вам и бледная от лейкемии японская девочка из Хиросимы, пытавшаяся спастись от смерти, мастеря журавликов-оригами (согласно японской легенде, их надо было смастерить тысячу, чтобы болезнь отступила); а сейчас стреляют уже на главных площадях столиц, и вся эта кровь брызжет из окон поезда (т.е. с планеты Земля) обильно, словно пыль, так что «маками покрылся... ковыль». Эти красивые, но страшные сравнения и метафоры всё нагнетают и нагнетают напряжение. Идёт градация, последовательное усиление (климакс) силы художественных оборотов – мощнейший по эмоциональному воздействию поэтический приём.

Разбор образной системы

Хочу отметить во всём процитированном выше ещё два места, которые могут нам понадобиться для «раскусывания орешка» – загадки данного произведения. Это «долгий сон» и «подорожный лист», который прикладывают к ране и который, вместе с тем, имеет второе значение – документы для поездки (старый аналог современного билета). Поездка же, как мы успели выяснить, – это история человечества и его отдельных стран и людей, вплоть до нашего времени, а поезд – Земля. Вместе со «старею, но бегу» всё это уже начинает образовывать какие-то ассоциативные связи...

А следом катит золотой вагон:
как будто пуст. Но зол и страшен он.
И бронепоезд. И ракетодром.
И в книксенах весь царствующий дом.

Смотри! Смотри! Летит пожар и дым.
А на открытой всем ветрам платформе
играют музыканты в униформе,
полковник – дирижёр сегодня им.
Поэтов мудрых тридцать три рядА
кричат то «Никогда!», то «Навсегда!».

Смотри! Смотри! Вон едет твой вагон!
Ты спрыгиваешь ловко на платформу.
С тобою музыканты в униформе.
Вагон-бордель. За ним – вагон-кабак.
Цари, поэты, армии костяк
(под краковяк, кадриль или гопак):
устали от атак и контратак.

Нагнетаются изоколоны («И бронепоезд. И ракетодром. И в книксенах весь царствующий дом») и анафоры («Смотри! Смотри! Летит пожар и дым», «Смотри! Смотри! Вон едет твой вагон!»). Растёт количество лексики, связанной с войной («санитарка», «рана», «стрельба», «кровь», «бронепоезд», «ракетодром», «пожар и дым», «полковник», «погон», «боевые», «армии костяк», «атаки», «контратаки», «бой», наконец, «экипировка» и «униформа», т.е. военное одеяние), с пьянством и сексом («загул», «кабак», «бордель», «сексуальный»), появляется музыкальная лексика («краковяк», «кадриль», «гопак», «музыканты», «дирижёр», «песнопенья», «музыка»).
С помощью художественных средств демонстрируется, что человечество, и когда оно воюет, и когда пожинает плоды войны, любит заглушать свою совесть музыкой, танцами, выпивкой и развратом. Это его характерный, определяющий тип поведения. А инстинкт бездумного подчинения любой власти, от королевского абсолютизма до военной диктатуры, подчёркивается музыкантами в погонах («полковник – дирижёр сегодня им»), золотым вагоном (с эпитетами «зол» и «страшен») и контаминацией (приём цитирования) «поэтов мудрых тридцать три рядА», заставляющей вспомнить дядьку Черномора с его 33 богатырями. К тому же, по мановению руководящей и указующей палочки эти «мудрецы», вещающие простому народу, что ему следует думать, сами «кричат то "Никогда!", то "Навсегда!"», соответственно смене политических лозунгов и социальных систем, и не имеют за душой никаких собственных идеологических убеждений и нравственных ориентиров.

Разбор развития действия

Повествование о человечестве прерывается строфой, которая вместе с ещё одним странным замечанием «Смотри! Вон едет твой вагон!» возвращается к теме отставшего от поезда пассажира.

Все спрыгнули? Но что-то здесь не так.
Вот проводница Рая прёт в охапке
свои слегка поношенные тапки,
твой ноутбук, и с курицей пакет,
и кейс, где документы и билет,
и всю другую собственность твою,
у вечности отбитую в бою.

Герой сидит на лавочке на платформе и наблюдает за тем, как его ушедший в одном направлении поезд возвращается с прямо противоположного и как он сам спрыгивает «ловко на платформу». Отсюда возникает осознание: «что-то здесь не так». И всё это усугубляется тем, что «проводница Рая прёт в охапке» (просторечие) документы и вещи героя, – но ведь они, насколько мы помним, всё это время находились у киоскёрши, их выкинули из окна вагона! А теперь их называют «отбитыми у вечности»...

Ассоциации замыкаются в стройный ряд «старение на бегу – долгий сон – подорожный лист – проводница Рая – вечность», и не хватает маленькой детальки, чтобы в голове что-то щёлкнуло и произошло озарение. Вы уже почти всё поняли, но не всё. Однако тематическая линия стихотворения вновь поворачивается к золотому вагону, откуда выходит царственного вида старик – «и мир затих, как кролик перед коброй», «мир ожидал, что скажет людям он».
Эти изоколоны вместе с анафорами «Умолкли крики, музыка и топот. Умолкла тишина. Умолк и ропот», составленными по принципу градации-антиклимакса, т.е. снижения напряжения (от множественного «умолкли» к единственному «умолкла», «умолк»), подводят к тишине, затуханию звуков, ожиданию и к «тихому-тихому шёпоту». Старик из золотого вагона, несомненно, олицетворяет здесь Руководящего и Направляющего мир, фактически – некую закулисную группировку, немногочисленную, но мощнейшую силу, глобально управляющую экономиками государств всей Земли и их политикой, музыкантами и поэтами (олицетворение творческой интеллигенции, СМИ и вообще всех, кто обязан формировать общественное мнение), силу, в руках которой сходятся все нити и находятся все банки и денежные системы Земли. Отсюда и глобальный страх, объявший мир (сравнение «затих, как кролик перед коброй» и характерная деталь «а дирижёр поправил свой погон» – так военные встают навытяжку, поправляют ремень и погоны и едят глазами начальство, усиленно демонстрируя свою верность и преданность, готовность исполнить любое приказание). Но отсюда и надежда на то, что тот, кто «зол и страшен», окажется человечным и милосердным («Он безобидный. Он, конечно, добрый»). Народ во все века склонен верить в сказки и их добрый конец.
И вот тогда «раздался тихий-тихий шёпот», и устами старика новая контаминация, снова связанная с Пушкиным, «Здесь будет новый город заложён – для боевых мужей и добрых жён», добавляет ещё один пункт к ассоциативной цепочке. Получается: остановка – Рая – сон – город – вечность.

«И мир взорвался криками "Ура!"». – Увы, мир всегда взрывается криками «Ура!», в какие бы войны, а также политические и экономические авантюры ни втягивали его политики и правительства, управляемые «глобально», закулисной силой. Мир неизбежно кричит свой нерассуждающий, на всё готовый «одобрямс» и покорно идёт умирать во славу или нищенствовать бесславно. На то он и человеческий мир. А то, что человек – венец природы, это, конечно, большо-о-о-е преувеличение...

Кивнула киоскёрша: «Нам пора»...
Мы медленно взобрались в наш вагон.
И в тот же миг поехал дальше он:
от точки «Нет» – до дальней точки «Да»,
от «Никогда» – до пункта «Навсегда».
Так в океан сливается вода.
Туда идут все наши поезда.
Поля, леса, что тихими слывут,
то замирают, то опять живут,
в любви или в страдании ревут,
бегут, летают, роют и плывут.
И бесконечна эта круговерть.

Проблемный разбор

Бесконечная круговерть поезда-Жизни подчёркивается ещё одной синтаксической конструкцией, связанной с повторением и обрамлением: это т.н. кольцо, – когда последовательно, от начала до конца произведения, продолжают друг друга совсем или почти одинаково сформулированные выражения. Они как бы замыкают весь текст в некую рамочку, обрамляют его со всех сторон. В данном случае это рассыпанные по тексту предложения «Ты скажешь: нет. А я отвечу: да», «Железная дорога в никуда: из точки "Нет" – до самой точки "Да"» и «И в тот же миг поехал дальше он: от точки "Нет" – до дальней точки "Да"».

Что же это за точки, «Нет» и «Да»? Где именно в вечности они расположены? Почему «то замирают, то опять живут» те, кто, вроде бы, умер? И, может, здесь вовсе не случайно прослеживается ещё один лексический ряд, связанный со временем: «минуты», «день», «старею», «сто веков», «поколения», «вечность»?
И вот завершающие строки, венчающие произведение, после которых и происходит озарение:

– Как звать тебя, подруга?

– Просто Смерть.
Ну, что же ты! За поручень держись!
По метрике меня назвали Жизнь...

Остановка – ожидание, чистилище, «сто веков» (Рая – рай?) – и, наконец, вечность реинкарнации, куда нам выписывают новые подорожные листы. Или просто Вечность, без всякого добавления, растворение всего во Всём, в Боге. Кому как больше нравится. Хотя как же тогда быть с периодическими пребываниями пассажира у киоскёрши, возвращением в тот же поезд (Жизнь-Смерть) и последующим забыванием (стиранием из памяти) всего предшествующего?!
Рая... Смерть... «По метрике меня назвали Жизнь...» Вот вам и бытовое произведение.

И завершить свой разбор я хочу тоже по принципу кольца, повторив то, с чего начинала. Как интересно делать разбор необычных произведений, таких, над которыми думаешь, как над решением задачи, бьёшься, как над твёрдым орешком! И не стоит обижаться на то, что стихотворениям одного поэта посвящено несколько литературных разборов, а произведения другого пока не получили критического освещения. Возможно, поэты, о которых молвили доброе слово, над произведениями которых задумались, – широко, глобально мыслят: в масштабах мира, а не отдельной страны; в масштабах Вечности, а не «от рождения до могилы»; на глубине ярчайших человеческих эмоций, на предельных глубинах человеческой психики. Их – хочется понять. Делая разбор для читателей, попутно и себе всё чётче уясняешь и постигаешь.
Дерзкая, авантюрная вещь этот «Мой поезд», но как же хочется в него поверить и попытаться вспомнить всё, что так заботливо скрывает наша память... Может быть, и моя «Остановка в пути» способна хоть в малой степени помочь этому. Не бегите галопом по Жизни, остановитесь и задумайтесь над тем, что вам в ней до сих пор казалось таким – на первый взгляд! – простым и давно объяснённым...

27–31.03.19 г.