Психосекты: прокрустово ложе культа

---

        Всякий извне пришедший в секту человек встречается, прежде всего, с культовым «светлым будущим». Оно знамя организации. Именно в нем ядро привлекательности. Почти одновременно с этим ему дают понять, что он не соответствует императиву, т.е. нравственному требованию быть достойным этого «светлого будущего». Ревностное участие в религиозной или околорелигиозной практике культа и есть условие для каждого его члена этому идеалу соответствовать.

          Когда Р. Дж. Лифтон, американский психолог в середине 50-х годов прошлого столетия описал методы, как ему казалось сначала, «промывания мозгов» американским военнопленным в коммунистическом Китае на предмет их «просветления», он не предполагал, что столкнулся с психологическим феноменом, который оказался универсальным для политической психологии тоталитарных движений в целом и, в частности, для методов претворения в жизнь «великой пролетарской культурной революции». Это стало ясно в конце 60-х годов.  Китайские руководители, «строители коммунизма» не могли не обнаружить, что после успешной революции они оказались от коммунизма дальше, чем до революции. Подтверждал и опыт СССР, в котором «социалистические» отношения не могли обеспечить не то, чтобы коммунистическое, но хотя бы докапиталистическое потребление для своих граждан. Получалось так: все предпосылки социализма налицо, а самого социализма нет. Кто виноват? Конечно же, несознательный элемент. Правда, несознательным элементом оказывался весь народ, но это идейных фанатиков никогда не смущало, и китайцы по своему стали исправлять ситуацию. Была развернута маодзедуновская культурная революция. Суть ее состояла в том, что, если есть макет правильного человека, то, исправив под него «неправильного человека», исправишь и саму ситуацию. И исправляли. Под социально-нравственные клише хунвейбинов. Правда, хунвэйбины были орудием наиболее заметной и грубой формы перевоспитания. Еще до хунвэйбинов у китайцев были разработаны и более тонкие методы воздействия на сознание, с которыми и столкнулся в своей научной работе Лифтон. На них-то и делает ставку всякий тоталитаризм. Самое страшное в той политической драме, которая развернулась на земле древнейшей цивилизации, было убеждение китайских строителей «светлого будущего», что таким путем можно осчастливить не только свою страну, но и все человечество.
          В принципе так же, но в меньшем масштабе представляют себе дело спасения человечества и в деструктивных культах. Здесь тоже есть свой макет «правильного человека», единственно который-то и может спастись. Уточним. Всякая религия имеет свое представление о спасении и определенные требования к спасающемуся, иногда, достаточно жесткие. Например, ортодоксальные иудаисты имеют твердые предписания к пище, в одежде, поведении, а некото-рые - даже в прическе. Мусульманин обязывается к пятикратной молитве (намаз). Предпосылкой к спасению всякого христианина является таинство крещения. И так далее, в том числе в буддизме, индуизме, конфуцианстве, синтоизме и прочих. Но жестко регламентированного макета поведения, мышления и чувствований члена религиозной общины здесь нет. В новых религиозных движениях дело обстоит как раз наоборот, так как не просто свободное следование вере, а именно модель психической структуры личности определяет избранность спасаемого. Уже это обстоятельство диктует авторитарность сектантской организации. Поскольку же унификация разных от природы людей дело неблагодарное, то введение искуственных методов  контроля и управления процессом шаблонизации членов культа становится неизбежным. Осуществить же все это можно лишь с помощью специального аппарата, своего рода политической жандармерии. И неважно существует она как специальная организационная структура (как, например, у сайентологов) или принимает квазидемократические формы вплоть до тотального шпионажа каждого за всеми и всех за каждым. Даже печальной памяти инквизиция как контрольный орган и церковный трибунал занималась изменниками веры, а не ее верными последователями.  
Обеспокоенность общественности драматическими последствиями, которые происходили с членами деструктивных культов, побудил психологов многих стран, раньше всего в США, к выяснению типологических черт этих организаций и модельного комплекса контроля сознания. Существуют разные модели новых культов. Иногда эти признаки в разных моделях совпадают, иногда отличаются или модифицируются. Классической является модель Лифтона с восемью признаками контроля сознания, которая и сегодня остается вполне приложимой методикой различения культового психонасилия от простого «промывания мозгов». Эти восемь психологических признаков, писал Лифтон, «преобладают в социальном поле реформированного мышления. Каждый из них наделен чертой тоталитарности, каждый из них опирается на абсолютистский философский принцип и каждый пробуждает в человеке сугубо персональные, но, преимущественно, противоположные эмоции. Психологические установки, философские основания и эмоциональные стремления человека, противоположные друг другу, взаимообусловлены; значение их взаимовлияния значительней, чем исходная причина каждого для каждого в отдельности. В комбинации они создают атмосферу, то подстегивающую, то угнетающую, но в любом случае несущую серьезнейшую угрозу человеку»[1].
          Познакомимся с этими восемью элементами воздействия хотя бы вкратце и в свободном изложении. Воздействия, которое так меняет сознание члена секты, что его не могут узнать даже родственники. Это тоже принуждение, но принуждение утонченное, отличное от того, что я условно принял за принуждение, названное «промыванием мозгов».
- Надзор за средой обитания человека, начиная с внешних его контактов и кончая его внутренним миром, т.е. контроль, например, не только за тем, кто с кем встречается, но и что при этом говорит. Культ потому и есть культ, что ему якобы доступна истина в полном объеме и только ему принадлежит святое право распределять эту истину, следовательно, право тотального контроля, дозировки и фильтрации информации. Это плотно закрытая система со своим «железным занавесом». В ней человек не только отгорожен от внешнего мира, но, в известной степени, и от самого себя, так как система освобождает его от вечного человеческого сомнения и поиска трудноуловимой и вечно ускользающей истины. Поэтому он теряет равновесие между личным и внешним, а вместе с ним и свою автономию.
- Мистическое манипулирование. В центре его идея «высшей Цели». Всему экстраординарному, что происходит внутри организации, в том числе и с ее членами присваивается высший смысл и расшифровывается к выгоде манипуляторов.  
Напомню совершенно нелепый с точки зрения разумного человека эпизод у сайентологов из статьи «Безбожная церковь»[2]. Это был диалог между Р. Хаббардом и Б. Робертсоном на борту корабля в раннее утро под небом, усыпанным звездами. Р. Хаббард, указывая на них, сказал: «Понимаешь, капитан. У меня столько работы там. Но есть проблема... Это тело... оно сделалось символом. Я должен придумать способ продолжить мою работу там и оставить тело так, чтобы никто не стал очень уж огорчаться по поводу потери символа». Робертсон, правая рука босса отвечает: «Я понимаю». И Хаббард хвалит его: «Да, ты понимаешь, и именно поэтому я говорю с тобой». Робертсон вовсе не подхалимничал, что он де «понимает». Он действительно так и понимал, так как система приучала, что внутри неё не может быть нелепостей, поэтому всякая нелепость имеет в этой системе шанс получить рациональное объяснение. Не так ли было и в нашем теперь уже далеком советском прошлом. Ведь были и такие, и вовсе не самые глупые, которые верили и доказывали, что в самое ближайшее время мы «догоним и перегоним Америку» или в то, «что нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме». 
И большие и малые тоталитарные системы родственны. Ложь, непорядочность, страдания, бесконечные «временные трудности», жертва личного счастья во имя «общего дела», самокритика, то бишь самобичевание – необходимость всего этого оправдывается жертвенностью во имя высшей цели. Более того, сами жертвы как «избранные» носители этой высшей цели оправдывают своих угнетателей и их институты. Они ведь приучены воспринимать «заботу» системы как объятия родной матери и потому, что система переняла на себя (читай: отняла у ее членов) их способность к самостоятельному действию и независимому взгляду на мир.
- Требование чистоты. Чистота – это непорочность культа как его божественный атрибут. Весь мир делится как, например, у иеговистов, сайентологов, мунитов и пр. на «чистых» и «нечистых». В сознании культиста мир имеет только два цвета – черный и белый. Но если член культа самим фактом посвящения сознает себя непорочным, то не станет ли он любое поведение против «нечистых» считать не только дозволенным, но и нравственно священным? Ведь за это положена божественная награда, как уверены в этом и подрывающие себя в гуще танцующих детей сами еще дети хамасовцы.
Но этого мало. «Чистые» по отношению к вечно враждебному внешнему миру члены культа вовсе не чисты внутри системы. Абсолютно чиста только идея, например, учение лидера. И поскольку абсолют недостижим, то член организации живет с чувством постоянной вины и стыда за свое несовершенство. Для манипуляторов сознанием это безотказный инструмент навязать любое задание за мелкую подачку-поощрение и не обязательно материального характера. При этом власть организации над ее членами возрастает в тем большей степени, чем убежденней каждый видит в ней и справедливого судью, и милостивого Владыку, отпускающего ему «грехи».
- Культ покаянной исповеди. Сознание своего позорного несовершенства ведет не только к покаянию в действительных грехах, но требует взломать все мыслимые границы интимности и выудить самые немыслимые грехи, а то и изобрести искуственные. Одним словом наговорить на себя, что в психосектах становится в свою очередь культом. Донос и самодонос – это официальные установки подобных организаций. При такой практике заборы, отгораживающие личное, настолько разрушены, что специальные органы имеют право задать и получить ответ на любой вопрос. Напомню эпизод из допроса с пристрастием у Свидетелей Иеговы[3]. Изнасилованную единоверцем, сгорающую от стыда и позора, ищущую защиты у руководства девушку старостат общины запирает в отдельной комнате с двумя «следователями», которые, обвиняя ее во лжи, требуют подробнейшего описания сцены изнасилования. 
Грехи действительные и мнимые также являются инструментом управления пораженным сознанием, так как источником их объявляется приверженность несчастного «дьявольским силам», недостаточное прилежание или недостаточная «посвященность» и еще многое подобное.
- Святое учение. Как правило, оно удел гениев и вождей, чаще всего – основателя культа и обладает достоинством непогрешимой науки для всех времен и народов. В нем, с точки зрения культистов, как в скрижалях Завета скон-центрировано все знание и все тайны мира и только посвященным дано расшифровать его для простых, но непременно избранных смертных. Взамен -  никакого обсуждения, а только подчинение. Всякая критика аморальна и антинаучна. Более того, она враждебна. Сомнение лишает пути к святости и равнозначно оскорблению Бога, поскольку святость вещаемой истины достигает божественного статуса.
- Сектантский жаргон. Его впору сравнить с воровским жаргоном, так как ближайшей целью его является внутригрупповое потребление против чужих ушей. А также для распознавания своих. Сайентологи издавали даже специальные словари для новичков. Но у этого жаргона есть еще одно важное назначение. Он физически отделяет своих от чужих, так как приученный выражать зазубренные мысли на этом языке член культа теряет способность понимать инное мышление. К тому же сектантский жаргон не имеет в своем словаре критических категорий. Вследствие всего этого у членов культа возникает раздвоение личности, поскольку живет он все-таки в обществе, а не в гетто.
- Учение важнее человека. Суть этого такова: если факты не соответствует учению, то тем хуже для фактов. Такая установка дает возможность осуждать все, что не вписывается в мифологию культа, ставить все с ног на голову. Кто я такой?- спрашивает себя человек. Миф культа дает ему готовый ответ, и он не может отклониться от него ни на иоту, опираясь на собственное мышление и опыт, тем более, когда они противоречат мифу. Человек не имеет права, да и не в состоянии смотреть на себя собственными глазами. Он видит себя только глазами организации, а этот «глаз» - единородный сын Учения. Учение первично, человек вторичен.  Член культа обязан себя «родить» из доктрины, а тоталитарная доктрина, как пчеломатка, рожает только ее обслуживающих функционеров. В такой ситуации у личности, если она не окончательно отупела, возникают непреодолимые нравственные и эмоциональные конфликты между честностью и доктринальными клише, между искренностью и двуличием. В результате нервные срывы. Если же отупела, то будет в подтверждение своей ортодоксальной правоты всегда малевать белое черным, создавать вечный образ «врага». Но ведь плата за это – отупение.
Водораздел: быть или не быть. Это бытие для «богоизбранных», т.е. верных и покорных культу, и небытие для всех остальных, хоть бы и всего человечество. Цензура жизнедеятельности каждого – характернейшая черта деструктивных культов. Их алтарь – прокрустово ложе, на который укладывается все: от внешнего облика человека до его памяти и совести. В том числе и у члена культа, и тем более член культа, поскольку он во власти своих судьбовершителей, получает право на существование, если согласен на отсечение «всего лишнего», хоть бы и головы, что не умещается на этом «алтаре». Голова у культиста больше всего и страдает, так как непреодолимый эмоциональный конфликт: быть или не быть, проходит у него водоразделом между выдуманной жизнью и выдуманной смертью. Он «жив», если соответствует шаблону своего культа и «мертв», если живет как все нормальные люди. Спастись из этого эмоционального ада он может, только покинув культ.