Николай Рубцов и Людмила Дербина: трагедия любви и смерти. Стихи Людмилы Дербиной. Рубцов прекрасно понимал, какая пропасть лежит между ним и Дербиной. Казалось бы, два замечательных поэта, красивых, молодых.
Я буду долго гнать велосипед.
В глухих лугах его остановлю.
Нарву цветов и подарю букет
той девушке, которую люблю.
Когда я впервые услышала эту песню, меня поразило удивительное совпадение слов и музыки. Манера исполнения Александром Барыкиным своего главного хита подходила к ним как нельзя лучше. Именно так, с песней, ко мне пришла впервые поэзия Николая Рубцова.
Однако дальше дело не пошло, и на этом знакомство окончилось.
Лет через десять, а может быть и больше, один из моих друзей, а точнее запорожский поэт Борис Ткаля, дал мне почитать книгу неизвестной для меня поэтессы Людмилы Дербиной. На обложке была фотография очень красивой женщины.
– А кто она такая, Боря?
– Поэтесса. Та, которая задушила Рубцова.
– Какого Рубцова?
– Ну, ты даёшь! Знаменитого поэта. Нашего современника, — и, увидев, как недоумённо расширяются мои глаза, добавил, — того, который написал «Я буду долго гнать велосипед».
Я читала стихи женщины, не поэтессы, а именно женщины, которую возненавидела с первой же строчки. И чем лучше были стихи, тем сильнее становилась моя неприязнь.
Её любовная лирика выплёскивалась на читателя со страстностью почти религиозной. Тёмные силы её темпераментной натуры пугали своей фанатичной неудержимостью.
НИКОЛАЮ РУБЦОВУ
Моей любви, как пропасти страшились,
на дне которой бурная река.
Поклонники в ней сгинуть не решились
и предпочли любить издалека.
Но был безумец... Мною увлечённый,
он видел бездну, знал, что погублю,
и все ж шагнул светло и обреченно
с последним словом: "Я тебя люблю!"
Ввиду того, что я пишу всего лишь маленький очерк, а не монографию, некоторые приводимые произведения буду печатать не целиком, но отрывками, строфами и даже строками, выбирая из них, на мой взгляд, самое главное.
ЛЮБЛЮ ВОЛКОВ
...Среди блудливых лживых нелюдей,
среди ханжей, болтающих без толку,
тебе, любимый, до скончанья дней
хочу быть верной, как волчица волку.
Когда по снегу волоча соски,
вся грузная, бояться буду драки,
я всё ж оскалю острые клыки,
когда за мной погонятся собаки.
Мои волчата! Вам несдобровать!
Но разве сдобровать дворовым сукам?!
Я глотки их успею перервать,
пока меня по голове – обухом...
Когда ж с башкой раздробленной в огне
лежать я буду, сотворя бесчинство,
ну, кто поймёт, что вот сейчас во мне
погублены Любовь и Материнство?!
РЕВНОСТЬ
...Когда-нибудь в пылу азарта
взовьюсь я ведьмой из трубы
и перепутаю все карты
твоей блистательной судьбы!
И в то же время я не могла не понимать, что передо мной незаурядная личность, некоторые её вещи, невзирая на мой внутренний протест, производили незабываемое впечатление:
ПЕСНЯ ЖАВОРОНКА
Мне кажется, что я давно живу...
Всё помнится дорога полевая,
где каплями медовыми в траву
стекает солнце, не переставая.
Полдневный зной дрожит невдалеке,
и, белыми платочками покрыты,
невзрачны и пока незнамениты,
мы с бабкою идём рука в руке.
В соседнюю деревню волокёт
меня бабуся, но зачем – не знаю.
Нам жаворонок песенку поёт,
с межи ромашки весело кивают.
О, знала б я, о, знала б я тогда,
что жаворонок, взмывший в поднебесье,
озвучит все грядущие года
той серебристой, той бессмертной песней!
Что те ромашки в самый тяжкий час
моей души приникнут к изголовью,
и, трепетно моих касаясь глаз,
наполнят сердце вечною любовью.
Я буду так упорно вспоминать
дым сизых рос, упавших спозаранок,
неторопливых северных крестьянок
уверенно-медлительную стать.
Вот так из века в век, из века в век
идут они в своих платочках белых
среди искристо-изумрудных лех
иль среди лех щемяще пожелтелых.
И каждая не раз душой умрёт,
и каждая не раз душой воскреснет,
заслышав, как божественно поёт
трепещущий комочек в поднебесье.
И я пройду, и я пройду, как все...
Прошла девчонкой, и пройду старухой,
но и в глухой предсмертной полосе
из-под платка я выпростаю ухо,
прислушаюсь... Ликует наяву
серебряная песня огневая
и каплями медовыми в траву
стекает солнце, не переставая!
Несколько раз прочитав Дербину от корки до корки, я пошла в библиотеку и взяла книгу автора моей любимой песни. Да, это оказался мой поэт! Каждое его слово находило живейший отклик в моей душе. Даже слабые юношеские стихи Рубцова вызывали у меня умиление своим наивным мальчишеским несовершенством. И то, что он в пятилетнем возрасте после смерти матери попал в детский дом, и то, что его родной отец, вернувшись с фронта, не забрал маленького Колю из детдома в свою новую семью, и то, как всю свою короткую жизнь его нежное, чувствительное сердце страдало от неустроенности и неудач и, наконец, его трагическая ранняя гибель – всё вызвало у меня необыкновенно острое сопереживание. Читая, я будто перевоплощалась в полюбившегося поэта, и вместе с ним страдало и пело моё собственное сердце.
БЕРЁЗЫ
Я люблю, когда шумят берёзы,
когда листья падают с берёз.
Слушаю, и набегают слёзы
на глаза, отвыкшие от слёз...
Всё очнётся в памяти невольно,
отзовётся в сердце и крови.
Станет как-то радостно и больно,
будто кто-то шепчет о любви.
Только чаще побеждает проза.
Словно дунет ветром хмурых дней.
Ведь шумит такая же берёза
над могилой матери моей...
Образ матери у Николая Рубцова органично переходит в образ родины, которая ему, одинокому, недолюбленному в детстве детдомовскому ребёнку, заменила мать.
* * *
Тихая моя родина!
Ивы, река, соловьи...
Мать моя здесь похоронена
В детские годы мои.
– Где тут погост? Вы не видели?
Сам я найти не могу. –
Тихо ответили жители:
– Это на том берегу.
Тихо ответили жители,
Тихо проехал обоз.
Купол церковной обители
Яркой травою зарос.
Там, где я плавал за рыбами,
Сено гребут в сеновал:
Между речными изгибами
Вырыли люди канал.
Тина теперь и болотина
Там, где купаться любил...
Тихая моя родина,
Я ничего не забыл.
Новый забор перед школою,
Тот же зелёный простор.
Словно ворона весёлая,
Сяду опять на забор!
Школа моя деревянная!..
Время придет уезжать –
Речка за мною туманная
Будет бежать и бежать.
С каждой избою и тучею,
С громом, готовым упасть,
Чувствую самую жгучую,
Самую смертную связь.
Е.В. Пугачев в своей статье «Одинокий журавль: о поэзии Николая Рубцова» приводит стихотворение «Воробей». Это одно из особенно любимых мной произведений из нежнейшего цикла тонкой духовной лирики, в которой поэт обычными словами, описывая незатейливые бытовые ситуации, поднимается до уровня поэзии самой высокой пробы. Не могу удержаться от того, чтобы не поделиться с читателями своим восхищением этими блистательными в своей гениальной простоте перлами.
ЛАСТОЧКА
Ласточка носится с криком.
Выпал птенец из гнезда.
Дети окрестные мигом
Все прибежали сюда.
Взял я осколок металла,
Вырыл могилку птенцу.
Ласточка рядом летала,
Словно не веря концу.
Долго носилась, рыдая,
Под мезонином своим...
Ласточка! Что ж ты, родная,
Плохо смотрела за ним?
ДЕВОЧКА ИГРАЕТ
Девочка на кладбище играет,
Где кусты лепечут, как в бреду.
Смех её весёлый разбирает,
Безмятежно девочка играет
В этом пышном радостном саду.
Не любуйся этим пышным садом!
Но прими душой, как благодать,
Что такую крошку видишь рядом,
Что под самым грустным нашим взглядом
Всё равно ей весело играть!..
ЦВЕТЫ
По утрам умываясь росой,
Как цвели они! Как красовались!
Но упали они под косой,
И спросил я:–- А как назывались? –
И мерещилось многие дни
Что-то тайное в этой развязке:
Слишком грустно и нежно они
Назывались – «анютины глазки».
И в завершение очерка я приведу ещё одно стихотворение, характеризующее то, что Рубцов прекрасно понимал, какая пропасть лежит между ним и Дербиной. Казалось бы, два замечательных поэта, красивых, молодых. Живите и радуйтесь.
Но это только на первый взгляд. Я включила в подборку не случайные стихи, а только те, которые показывают всю невозможность счастья и взаимопонимания между ними. При ранимости и несчастливой звезде одного и яростной волчьей хватке другого всё именно так и должно было закончиться.
* * *
Мы будем свободны, как птицы, –
ты шепчешь и смотришь с тоской,
как тянутся птиц вереницы
над морем, над бурей морской...
И стало мне жаль отчего-то,
что сам я люблю и любим...
Ты птица иного полёта...
Куда ж мы с тобой полетим?!
Н. Коняев в повести «Ангел родины» пишет о том, что Дербина в телефонном разговоре с ним так оценила поэтический дар Рубцова: «По сравнению со мной Рубцов был в поэзии мальчишкой». Сам же Рубцов, по воспоминаниям В. Коротаева, на поэтические работы Дербиной смотрел снисходительно. Так вот где, возможно, глубинная причина трагедии! Видимо, не зря некоторые авторы вспоминают Моцарта и Сальери.
Без малейшего намёка на раскаяние, водрузив своё чёрное, и как ей кажется, победное знамя над могилой того, кого звала любимым, Дербина в одном из своих стихотворений говорит открытым текстом:
Зовут пантерой и медведицей,
ужасною волчицей злой,
додумались и до нелепицы –
назвали дамой козырной.
Так знайте! Чем пренебрежительней
вы отзовётесь обо мне,
тем стану я обворожительней,
очаровательной вдвойне!
Какие бы характеристики
вы ни давали мне, глумясь,
всё зеленей легенды листики,
всё удивительнее вязь
судьбы из тайного и явного,
где тень и свет переплелись,
загадка монстра своенравного
и роль изгоя удались.
Когда же вы с недоумением
прочтёте том моих стихов,
меня вы назовете... гением.
Ах, что за гений без грехов?!
Так в чём же, всё-таки, сила поэзии? Не в том ли, что она приближает нас к добру, даёт нам примеры для высоких устремлений? ;Не потому ли светлая музыка слова литературного Моцарта продолжает волновать наши сердца несмотря ни на каких Сальери? «Чтобы стать великим поэтом, надо всё раздать и идти», – сказал неутомимый исследователь наследия «ангела родины» – Вячеслав Белков, и добавил, что важнее, однако, другое, – «надо услышать и исполнить Божью волю».
Николай Рубцов её услышал и исполнил!
Ещё статьи о поэте Николае Рубцове:
«Неведомый сын удивительных вольных племён»: Н. Рубцов
Поэт народной судьбы: судьба и творчество Н. Рубцова
Тревожный житель земли: встречи с Николаем Рубцовым
Одинокий журавль: о поэзии Николая Рубцова