Курьёзы с компенсацией. Беспроцентные ссуды. Нервы зашкаливают. Воспоминания о времени после аварии на ЧАЭС. Евгений Орёл.
Глава 13. Компенсация и ссуда
(См. Гл. 1–3)
Со временем выяснилось, что не всем припятчанам понятен смысл слова «компенсация». Один из «прихожан» спросил:
– А где тут оформляют КОМПЛЕКТАЦИЮ?
Другой выдал похлеще:
– Я к вам по вопросу КОНФИСКАЦИИ.
Хорошо хоть не экстрадиции.
Да что там! Даже «эвакуация» не всем оказалась по зубам! В одном из писем на имя Веселовского читаем: «...26 апреля меня вывезли из Припяти после ОККУПАЦИИ». Такие письма зачитывались вслух и сопровождались гомерическим хохотом. Поначалу смеялся и я. Но когда вспомнил о Припятском исходе и о казавшейся не случайной созвучности слов «оккупация» и «эвакуация», смеяться перестал.
Однако звание лауреата, безусловно, заслуживало бы письмо, первые строчки которого не только нарочно не придумать, но и никогда не забыть (грамматика оригинала сохранена):
«Уважаемые (кто-то там, неважно), Я жыла в Прыпяти с (такого-то) года. После УТЕЧКЫ ГАЗА на атомной станции 26 апреля...»
Бывали, впрочем, и другие забавные ситуации, но спустя четверть века вспоминается далеко не всё.
***
Изначально предполагалось, что проверка заявлений, всякие там оформления, перечисления и т.п. займут месяца полтора-два. По разным причинам дело растянулось более чем на год. Весь процесс курировали коллеги из облфинупраления, между делом развлекавшие нас перлами около-чернобыльского фольклора. Наверное, сами же их и сочиняли. От этих ребят я ещё в Полесском впервые услышал самоироничное двустишье:
«Запорожец» – не машина,
Киевлянин – не мужчина.
Ещё они нас «научили», как по трём признакам распознать киевлянина в другом городе: 1) импотент, 2) лысый, 3) в руках торт «Киевский» [1]. Что до первого пункта – ничего сказать не могу, не знаю. А вот лысые среди киевских кураторов уж точно не встречались. Да и тортикам они предпочитали водку, особенно самопальную, хотя и «государственной» не чурались. Впрочем, мы от них не отставали. В меру, конечно: только то, что доктор прописал.
***
В рутинной технической работе нам по-прежнему помогали сотрудники райфинотделов области. В основном молодые. На их фоне даже я выглядел зрелым мужчиной, потому и назначили меня старшим группы первичной обработки заявлений. Вот чего никогда терпеть не мог, так это начальствования над кем-то. Я и сам способен запутать всё дело, а если ещё людьми руководить – да нет, увольте... Не в прямом смысле, конечно.
Однажды моя временная подчинённая направила письмо родителям одного из эвакуированных с просьбой прислать копии каких-то документов. И не беда, что написала от руки (до машинки, одной на этаж, не протолпиться), и не горе, что с «ашыпками», но главное – для письма взяла потёртый тетрадный листок с оборванными краями. И ни тебе обращения к адресату, ни подписи. Так в нашу исходящую почту вкрался постыдный образец небрежности и неуважения к людям.
Через несколько дней пришёл ответ. А в конверте – что бы вы думали? Тот же листок, но ещё более помятый, с тем же письмом на одной стороне и с лаконичным ответом корявым почерком – на обратной:
«Он выихав жыть в Новосибирск».
И всё!
И тоже без обращения и без подписи. В общем, как мяукнуло, так и отмяукалось.
Могу представить реакцию зампреда Александра Эсаулова, когда он обнаружил эту сопливую бумагу в папке «На подпись». Да что – представить? Вот она, «реакция», как положено, в левом верхнем углу по диагонали:
«Да уж! Каков вопрос, таков и ответ.
Кто писал?!
Тов. Орёл! Прошу немедленно разобраться
и мне доложить.
А. Эсаулов»
Когда я зачитывал группе столь суровую резолюцию, на молодую коллегу-виновницу было жалко смотреть: вся съёжилась, побледнела, губы дрожат... Остальные поглядывали в мою сторону с хрупкой надеждой на выверт из неприятности. Похоже, для них варианты моего поведения сводись к двум: либо я «сдаю» девчонку (вопрос-то конкретный: «кто писал?»), либо... на этом я оборвал предполагаемый ход мыслей, сказав: «Я всё улажу». И с напускным равнодушием встал из-за стола и направился в кабинет шефа.
Судя по формату газетных колонок, Эсаулов пристально вчитывался в очередное постановление ЦК или Совмина.
– Александр Юрьевич, – начал я с порога.
Эсаулов неохотно оторвался от текста и перевёл на меня усталый взгляд человека, у которого начальство зажилило отпуск года за три, не меньше. Я уж подумал выйти. Но Александр Юрьевич коротким жестом указал на кресло у стены, пробегая по мне вопросительно-отсутствующими глазами.
– Я по поводу того смешного письма... – и занимаю предложенное кресло.
Услышав, зачем я здесь, зампред будто стряхнул с себя какую-то мучившую его мысль, и я понял, что взятый мной ироничный тон пришёлся некстати.
– Женя, а что тут смешного? – сдерживая раздражение, перебил Эсаулов. – Это же наше лицо! Чем вы там думаете?
– Извините, – осёкся я, – в общем... мы между собой разобрались. И я обещаю, что такого больше не повторится.
– Хорошо, принято. Ну а всё-таки, кто это написал? Мне просто интересно, – настаивал зампред.
– Ну, мы... этот вопрос решили... – я плёл что-то несвязное, дабы отвертеться от прямого ответа на прямой вопрос. К счастью, Александр Юрьевич «пытать» меня не стал. Да и не в его стиле издеваться над подчинёнными.
– Ладно, не хочешь – не отвечай. Я тебя понимаю. Но учти, ещё раз что-нибудь подобное – получишь взыскание. Понял?
– Понял.
Куда уж понятней!
– Иди, работай, – уже спокойным тоном добавил зампред, после чего, будто меня и не существовало, с головой погрузился в чтение.
Вернувшись в общий кабинет, я объявил, что вопрос решён по-доброму, однако без жёлтой карточки не обошлось. «Так что, – теперь настала моя очередь давать нагоняй, – учтите на будущее, а не то – следующая карточка будет красной». Общий вздох облегчения – и группа вернулась «к нашим баранам».
***
А каких нервов стоила нам эта бодяга с компенсацией! Работа с людьми – дело вообще «нервоёмкое» (кажется, такого слова нет, но, надеюсь, читатель меня понял). И ведь недолго сорваться, когда тебя целыми днями задалбливают «прихожане», как их называл Александр Григорьевич Пухляк, горисполкомовский парторг. И как ни горько признавать, но порой срывался и я. Случалось, и хамил. Пусть и в ответ на грубости, но ведь не имел права. Ни по должности, ни по общей этике.
Одна радость: прихожу домой, а там – любимая жена. Улыбнётся мне Таня – и весь негатив долой. Вообще, мужчина должен вести себя на работе – как дома, а дома – как на работе. Но прежде следует привести в равновесие внешнюю среду с внутренним миром (или наоборот). Порой это не удаётся, особенно в условиях резкого дисбаланса рабочей атмосферы и семейного уюта. В таких случаях одни держатся в рамках приличия на работе, зато сгоняют злобу на домашних. Другие – напротив – по полной отрываются на «прихожанах», сотрудниках, зато домой приходят «разрядившиеся» и даже ласковые. Поскольку я по натуре тяготел ко второму типу, на моём печальном счету оказалось множество недопустимых выходок как по отношению к посетителям, так и в конфликтах с коллегами. Потому, пользуясь возможностью обращения к потенциальным читателям, я искренне прошу прощения у всех, кому когда-либо успел нагрубить.
***
Помощь со стороны государства не ограничилась компенсацией за имущество. С начала зимы 86-го эвакуированным выдавали беспроцентные ссуды на 15 лет в размере 5000 рублей на семью. Формальное назначение ссуды – «на хозяйственное обзаведение». В общем случае под этим разумелось приобретение мебели, автомобилей, домашней утвари и прочих предметов необходимости, пусть даже не первой. Однако я не помню, чтобы кого-нибудь проверяли, а не пропил ли он ссуду. Да и вообще, никто не спрашивал, на что мы её транжирим. Главное – вовремя погашать долг.
На моей памяти это самая гуманная дача денег взаймы. А уж со стороны государства – тем более. Легко подсчитать, что сумма ежемесячного погашения составляла каких-то двадцать восемь рублей. При окладе в сто пятьдесят – тяжеловато, но посильно, учитывая, что не надо копить на мебель и прочие атрибуты. Тогда я впервые ощутил преимущества кредита по сравнению с накапливанием. Да, берёшь чужие деньги, а отдаёшь свои. Но ведь желаемые предметы уже есть! И нет нужды копить годами, отказывая себе в удовольствиях жизни и не зная, насколько взлетят цены. И пускай где-то там, через бухгалтерию, ссуда потихоньку погашается, – а тем временем один из предметов ты включаешь и смотришь, из другого достаешь охлаждённое пиво, с которым интересней смотреть первый. И даже если в итоге заплатишь больше текущей цены, так ведь не сейчас, а потом, когда и деньги чуть обесценятся, и зарплата поднимется, пусть даже номинально. А если ещё и процентов не берут, – то грех не воспользоваться такой державной милостью. Конечно, даже на таких сказочных условиях возвращать не хочется, но с этим уж смиряешься как с неизбежным. И никуда не денешься – ведь у государства руки длинные.
Интересно, что с 92-го платежи по ссуде больше не взимались. То есть примерно две трети от 5000 нам любезно «амнистировали». Правда, таким подарком мы обязаны не доброте государственных мужей, а их радению о государственных же интересах. Все мы помним, что первая половина 90-х ознаменовалась не только крахом Союза, но и многими непривычными явлениями нарождавшегося капитализма, среди которых гиперинфляция казалась обывателю наибольшим злом. Помнится, в 93-м украинский купоно-карбованец обесценился на 10 000 % (!) за год. До введения гривни (2 сентября 96-го) зарплаты исчислялись миллионами, правда, цены – тоже. И что такое 28 рублей при таких номинальных зарплатах и масштабах цен?
Ещё Адам Смит [2] указывал, что накладные расходы, связанные с налогообложением, не должны превышать сумму собираемых налогов. То же относится и к ссудам. Когда гиперинфляция превратила нас в «миллионеров», а цены на всё-всё ниже пятиразрядных даже не спрашивай, – какой смысл собирать по 28 рублей, ставших дешевле прежней копейки? Вот почему та ссуда и была списана: овчинка не стоила выделки.
Продолжение следует.
Июль 2011
Примечания:
[1] Торт «Киевский», с орешками, очень вкусный, в то время – чуть ли не символ украинской столицы. Большинство командированных в Киев считали обязательным купить хотя бы один такой торт, чтобы порадовать своих домашних.
[2] Адам Смит (1723–1790), шотландский экономист, философ, один из основоположников современной экономической теории.
Не забывайте делиться материалами в социальных сетях!
