Чёрно-белый Чернобыль. Гл.10. Солдаты и партизаны

Гигиена и радионуклиды. Радиация и секс. Мобилизованные на ликвидацию аварии на ЧАЭС. Евгений Орёл.

 

(См. Гл.1-3)

Не иссякал людской поток на приём к руководству. Среди «прихожан», как их окрестил один коллега, встречались и работавшие непосредственно на станции, в самом пекле. Так что радионуклиды поступали к нам с завидным постоянством, нагло цепляясь за одежду, обувь и волосы. Хотя, собственно, дело не столько в атомщиках. Посёлок-то с места не сдвинешь, а находится он в тридцатикилометровой зоне, и, значит, шитиков ему досталось по самое некуда. Ну, и нам заодно.

***

Впоследствии эвакуация коснулась и Полесского: из-за радиоактивного заражения жизнь в посёлке не представлялась возможной.

***

Для спасения от беспощадных шитиков требовалась исключительная чистота не только одежды, но и тела. Собственно, тем, кому гигиена привычна, как трёхразовое питание, лишний раз принять душ – просто в кайф. Тому же, кто ошибочно считал, что его хронически немытое тело (бррр!!) издаёт аромат Шанели номер пять, пришлось поменять привычки ради собственного же здоровья.

Поселковая баня работала бесплатно и по новому графику – с самого раннего утра до позднего вечера. Раза два-три на день бывал там и я. Тем более что снимать жильё (тоже, кстати, бесплатное) мне довелось в частном доме, где не было не то что душа, но даже водопровода.

Однажды чуть не попал в глупую ситуацию. Зашёл в душевой зал, все отсеки заняты, так что на меня «уставились» с десяток голых спин и всего прочего. Раздеваясь, я заподозрил неладное: уж больно фигуры «не того формата». Догадавшись, в чём дело, схватил в охапку портфель и всё, что успел с себя снять, и пулей вылетел из зала. Хорошо хоть никто из мывшихся не надумал оглянуться, а то представляю, какой бы поднялся визг. А уж тазика, пущенного вдогонку, я бы точно не избежал. И поди, докажи, что в женский зал попал по ошибке, а не по умыслу. Об этом едва не случившемся конфузе я до сих пор никому не рассказывал.

***

В конце июня 86-го в одном из телемостов СССР–США на весь мир прозвучало невероятное откровение, по следам которого пошла гулять крылатая фраза: «в СССР секса нет». Совковая мадам, ляпнувшая несусветную чушь, оправдывалась, что имела в виду отсутствие не секса вообще, а только рекламы, использующей эту пикантную тему (таким, собственно, и был контекст вопроса из-за океана). Но кому нужны подробности? Сказано – как воробьём вылетело. А дальше – из уст в уста, из уст в уста...

В Полесском же всё происходило с точностью до наоборот. Романы, флирты на одну ночь, адюльтеры, как мне показалось, случались намного чаще, чем в «довоенное» время. Почему? Скорее всего, коллективное подсознание адекватно реагировало на катастрофу. Ведь радиация несла угрозу роду человеческому, а точнее – возможности его продолжения. А ведь, что ни говори, в основе любовных приключений глубоко залегает инстинкт продолжения рода. Потому и мужчины, и женщины с особо ранимой психикой неосознанно пытались доказать (и, прежде всего, самим себе), что есть ещё порох в пороховницах. Порой  доходило до курьёзов. Так, в местной гостинице администратор не захотела подселять жену (притом настоящую!) к одному из ликвидаторов, объяснив, что его «вторую половину» она отлично знает: та, мол, вчера только уехала. Скандал случился неимоверный. Правда, я при этом не присутствовал.

***

Авария на ЧАЭС привлекла пристальное внимание журналистов, писателей, поэтов, композиторов и других представителей творческих профессий. Что вполне нормально, ибо где ещё в то время открывался столь шикарный простор для самовыражения? Возможно, я утрирую. Но как не воспользоваться таким уникальным шансом сделать себе имя? На чернобыльскую тему писались газетные и журнальные статьи, сочинялись песни, стихи, публицистические очерки, даже художественные романы. Из произведений крупной формы мне наиболее запомнились повесть Юрия Щербака «Чернобыль» и роман Владимира Яворивского «Мария с полынью в конце столетия». Многие другие сочинения, к сожаленью, канули в безвестность. Да и не мудрено. Ведь шедеврами становятся лишь единицы из нескончаемого потока творений души и разума. Однако, не будь золотоносного песка, на каком фоне мы бы отыскали крупинки жёлтого металла? 

***

После взрыва осколки графитового корпуса четвёртого энергоблока разлетелись по территории, прилегающей к станции. Попали и на крышу смежного, третьего, энергоблока. Для удаления радиоактивных ошмётков поначалу привлекали солдат срочной службы. Дело-то не требует специальных знаний. И задача, казалось бы, проста, как три  копейки – из серии «бери больше, кидай дальше». Правда, находиться в зоне столь интенсивного облучения нельзя вообще, но, если очень нужно, то можно. Вопрос лишь – как долго? Если память меня не обманывает, на смертоносных участках люди сменялись чуть ли не каждые три минуты. Можно только представить, сколько единиц людских ресурсов потребовалось для очистки территории от осколков графита в условиях таких временнЫх ограничений.

Вскоре через военкоматы началась мобилизация солдат и сержантов запаса на так называемые военные сборы (этих вояк неофициально именовали «партизанами»). В обычных мирных условиях смысл подобного призыва состоял в повышении воинской квалификации. Но «после войны» повестка из военкомата на двухмесячные сборы чаще всего подразумевала отправку на ЧАЭС. Правда, с мобилизацией возникали трудности: кто-то являлся пунктуально, а кто-то прикидывался, будто никакого предписания и в глаза не видел. За уклоняющимися приезжали на дом, порой и среди ночи, из-за чего в народе заговорили о незабвенных «чёрных воронках». Бывало, являются к кому-нибудь военкоматовские рекрутёры, иногда вместе с милицией, и строго так спрашивают:

– Здесь проживает такой-то?

– Да, но он уехал, – следует невозмутимый ответ.

– Куда? Когда вернётся?

– Мы не знаем.

– А он получал повестку на сборы?

– Какую ещё повестку? Какие сборы? Ничего такого он нам не говорил!

Сам же искомый мог в это время прятаться на чердаке, у соседки под кроватью или где там ещё. И хоть не факт, что его направили бы именно на атомную, однако мало ли что, – думал он. Некоторых из «уклонистов» я знал лично, потому и рассказываю. Полагаю, эту призывную кампанию можно расценивать как репетицию НАСТОЯЩЕЙ мобилизации на НАСТОЯЩУЮ войну. А и в самом деле, представьте, чем бы закончилась, например, Вторая Мировая, если бы народ таким же образом реагировал на призыв защищать Родину. Причём помимо правовых последствий уклонение от отправки на фронт несло и моральные издержки – пожизненное клеймо позора, притом не только на себе, но и на детях, внуках... И всё-таки дезертиры, «устроившиеся недурненько» (по Маяковскому), всегда оказывались в меньшинстве. Иначе не видать бы нам ни победы над фашизмом, ни обуздания так называемого мирного атома. Впрочем, долой сослагательное наклонение, ведь история, как известно, его не терпит. 

Среди ликвидаторов попадались очень разные люди, до одурения разные. Порой такое вытворяли, что не вписывается ни в какие каноны разума. Мне рассказывали, как однажды, во время обычного радиационного контроля, у одного из сменившихся с вахты очень сильно «зазвенело» левое бедро. Стрелка прибора так зашкаливала, что, будь она способна издавать человеческие звуки, всех, кто там находился, оглушил бы истошный вопль. Оказалось, чудак вздумал прихватить на память... кусочек графита! Да-да, того самого, с четвёртого энергоблока. Когда он вывернул содержимое левого кармана брюк, у контролёров дыбом встала даже лысина. Вскоре незадачливому любителю сувениров ампутировали ногу. Однако я даже не пытаюсь угадать, сколько дней или месяцев он протянул после той, пожалуй, последней вахты в своей жизни.

В целом же, ликвидаторы – как мобилизованные, так и добровольцы – достойны слов искренней благодарности за их подвиг и пожеланий тем, кто жив, долгих лет и доброго здоровья. А тем, кого нет – царствия небесного и светлой памяти.