|
1
Березовый настой души молочной...
...язык её живой и древний, как санскрит.
А мой славянский, мой от аз и буки,
как дикорос степной, язычеством грешит...
И звон стоит в ветвях – играет бубен
во имя и авось спасения души.
Елена Морозова
Разве это язычество? Разве это божкам
многоликим и -руким, раскосым зрачкам,
разве это нелепым и страшным божищам
тайнословье стихов в бездну слуха мы свищем?
О каком там язычестве вы говорите:
это просто листочек свой шёпот мне вытер
белой строчкой стихов, словно мягким платочком, –
оттого и санскритом пропитаны строчки,
оттого лягушачьей пронизаны трелью –
«соловьями» ставков на тенистой постели.
Разве это язычество? – плакать и рваться
из себя не за сладкий огрызок оваций
и дешёвой известности приторный пряник! –
просто каждый из нас по словесности странник
Божий. Да! А то чей ещё странник и пленник,
если бредить согласен без пищи и денег
голубым и берёзовым, лиственным полем
невесомых стихов? Лишь бы небо и воля,
лишь бы так, неприметно, босой и ничейный,
зависал он лицом в страшный запах весенний
стрекозы и улитки, и сока, и млека
розоватых стволов! Так и было от века,
что молились поэты Единому в разном –
а глупцы в них бросались «язычеством» праздным,
ложнословным, лукавым, пришедшим «от Змия».
...дикоросы мои дорогие,
подорожники, лютики, маки и щавель!
Для кого Бог суглинок с песочком составил,
с родником, и оврагом, и пашенкой житной,
если будем мы с вами друг другу обидны,
непричастны, безлюбы, горьки, словно тризна?..
Дух Творящий всем нам, без различия, близок.
Вот и мы сотворяем из ветра и пены
свой свистящий, шуршащий язык перемены –
ведь не может Создатель лепить нас бесстрастно,
сухо, холодно, тесно, единообразно,
всех – единым лекалом, не сверив по мерке.
От безлюбья – оглохнем, подохнем, померкнем!..
Аз и буки, и веди, глаголь и добро –
всё березовым млеком нам в вены вошло,
растворилось в крови, будто бубна и рога
позывные. «Морзянка» родимого слога
дославянского. Общая данная милость,
ведь «хохла» и «кацапа» ещё не явилось,
и одно всем светило Единое Слово
белолицо, свежо, озорно, черноброво...
Здравствуй, роща! Реки, голоси, как Есенин, –
Даже если мы ритмы на новые сменим,
сохранится единство не в букве, а в главном.
Что поделать! Природа движением славна,
и не нам, ей понятным и внятным, как птицы,
взаперти, затворившись от жизни, молиться.
Если это язычество – что ж, не взыщите,
так и есть – для лайливой и блеющей сыти.
А для всех не-зеркальных (-лекальных) мы просто
сине-жёлтого поля и неба отросток
и по Духу родные покосам и плавням,
наше с ними единство суровое славя
шелковистой метёлкой пыреев-стихов,
каждый – солнечным вихрем движенья влеком,
кто «авосем», а кто и «во имя» спасённый
бирюзовым санскритом рыбёшки озерной.
2
Идущие в запой Поэзии!
На ринге
приветствую всех вас, невольных и слепых
безумцев языка, приговорённых к Книге,
хмелеющих давно от ритмов избяных.
Когда-то верой я
болела: свечи, святцы –
для сердца и любви, и прочего важней. –
...Но неоткуда там гармонии набраться,
чтоб с пчёлкой говорить и целовать зверей!..
И я ведь так могла, и я тогда умела –
колена преклонив, пред Богом завинив,
касаться уголка иконы – вскользь, несмело –
сухой щепоткой губ. Божественный наив.
Платочек розовел, персты летали кресто-
образно и легко, и я была свежа,
как вросшее в бадью устойчивое тесто,
без дрожжей слов, пока – лишь тело и душа,
не вынесшая Дух из ритмов славословий,
простая, как зевак молящихся зевок,
судящая весь мир, с незрячею любовью
не зрящая Любовь. Напыщенный щенок.
А стоило пустить звень-звуки, словно струги,
а стоило облечь молитву в первый стих –
причислили меня к бесовищу науки
да к игрищу божков, чтоб жар и трепет стих.
Спасибо и на том, что обучили Слову!
Молве и клевете на милость не сдалась,
не впала в немоту, но напиталась новью,
ликуя и творя, волнуясь и смеясь,
не тело, не душа – лишь дух и оболочки
засохший коржик. Пусть! Не в этом жизни суть.
Уже пускаю трель. Уже дрожат листочки.
Уже мне всякий жук – любви и неба путь:
уже проста, как он, и так же полосата
на противне судьбы, и так же без затей
жужжащая с креста, помята и крылата
и пьющая дождей целительный елей.
Как мне остаться той, блаженной – и бессильной?
Как мне остановить свой заполошный лёт,
когда стекают с уст стихи мои обильно
и бедная душа страдает, но поёт,
винится – и поёт, болит – но и поёт же,
и понимает всё, и обнимает всех,
и чувствует их дрожь под обнажённой кожей,
и любит их за боль, и не винит за грех?
Как мне остаться той?..
3
Это просто съела ягодку не ту.
Это просто полюбила простоту.
Это просто завинила в доброте,
в том, что, правы и не правы, все мне «те»
и «такие», как замыслили их впрок,
без греха, стыда и плача поперёк
мерки властной и прокрустовой: одной,
в том, что сердце мне не застит их виной.
А над садом щедрый скворушка: тёх-тёх...
А от щема меня Бог не уберёг,
и щемит, краснеет, ластится моя
нежность – пуще и скворца, и соловья –
к этим соснам, этим травам и цветам,
к этим древним и заплаканным местам,
к этой солнышком целованной земле,
потому что все во мне, а не во зле.
Поклоняюсь я не камню, не дровам
истуканов, а невидимым словам
тех скрижалей, где покоится Завет
меж твореньем и Творцом на много лет.
От язычества – досталось ли чего?
Просто Слова озорное божество,
просто лик Его младенческий и смех –
через боль и через плач – один на всех!
2005 г. Стихи путь любви
5 Проголосовало
Стихи путь любви
|
