Небесное дерзание

Выразительные средства речи в поэзииВыразительные средства речи в поэзии Радислава Гуслина (Запорожье). Поэзия Радислава Гуслина. Лексическое богатство, музыкальность звучания, разнообразие самых смелых поэтических приёмов, свежая и нестандартная ассоциативность сравнений и метафор, высота и чистота поэтического голоса, напоминающего – при явной авангардности, современности творческой манеры – то серебряный век русской поэзии, то саму Библию и псалмы царя Соломона.

«Свет Вифлеемской звезды» (выразительные средства речи в поэзии):
1. «Звёзды укажут путь» (Поэзия Владимира Спектора)
2. «Светлая душа» (Поэзия Татьяны Патенко)
3. «Небесное дерзание» (Поэзия Радислава Гуслина)

Часть 3 из серии статей о современной духовной поэзии
«Свет Вифлеемской звезды»


(выразительные средства речи в поэзии Радислава Гуслина)


Это какая-то фантастика, а не поэзия – без посещения литературных студий, обсуждений, разборов и критики, без учёбы у какого-нибудь мастеровитого поэта, чисто на глубоком знании всех богатств мировой поэзии и творчестве по вдохновению вырасти настолько, чтобы стихотворения, читаемые вслух, воспринимались как молитва или ворожба словом... Это настоящая магия. Можно сколько угодно указывать на погрешности – всё это ни в коей мере не умаляет удивления и восторга перед этой неожиданной, ни на что не похожей, излучающей мощную энергию поэзией. Её шероховатости полностью искупает и покрывает лексическое богатство, музыкальность звучания, разнообразие самых смелых поэтических приёмов, свежая и нестандартная ассоциативность сравнений и метафор, высота и чистота поэтического голоса, напоминающего – при явной авангардности, современности творческой манеры – то серебряный век русской поэзии, то саму Библию и псалмы царя Соломона. Эта романтическо-религиозная струна слышна в творчестве Блока, Брюсова, Гумилёва, она вдохновляла русскую поэзию на протяжении всего последнего века. И поэзия Радислава Гуслина так же романтична и изящна, но она, к тому же, способна поднимать читателя на волны молитвенной скорби или пламенного обращения к небу, умиротворять, лечить и духовно окормлять всех, кто терзается вопросами бытия и сжигаем страстями.
Радислав Гуслин – а на своём рабочем месте, в церкви, священник (протоиерей Вячеслав Власенко) – и сам по себе в жизни очень необычный человек: духовное лицо, сохранившее от своей бывшей профессии (до посвящения в сан) привязанность и тягу к музыке, пению, режиссуре, театру, поэзии. Он служит в Свято-Покровском Архиерейском соборе Запорожья и преподаёт богословие. Он создал музыкальную группу «Джива он-лайн» с игрой на редких этнических инструментах, с соединением музыкальных традиций джаза, православного песнопения и восточных, индийских влияний, и даёт с этим ансамблем концерты, на которых поёт свои песни. Он пишет сказки и пьесы и сам их ставит вместе с детским православным театром, организовывает духовные поэтические чтения и литературно-музыкальный фестиваль «Звезда Рождества». У него изданы шесть авторских поэтических сборников (последний – «Фиолентовая тетрадь» – написан в Крыму, во время отдыха на мысе Фиолент) и записаны три музыкальных альбома. Он член Конгресса литераторов Украины, его хорошо знают и дружат с ним знаменитые московские авторы. Он даже сам иллюстрирует свои книги! Бог явно не обделил его разнообразными талантами.
Как всё это умещается в одном человеке, когда отец Вячеслав успевает это делать, я не представляю, но всё новые и новые творческие идеи приходят ему на ум, и он умеет ими увлечь всех окружающих. Не знаю, кого в нём больше – священника? оратора? певца-актёра? – но поэзия здесь явно не на последних местах, поскольку ни мы его, ни он сам себя не может представить вне её. Недаром сам поэт признаётся: «Молчание, увы, для сердца тяжело...». Его стихи, будучи положенными на музыку и удивительный голос автора, воспринимаются вообще взахлёб: слушать можно часами – не устаёшь.

Как ни велик антагонизм между Церковью и магией, но известно, что изначально поэзия выросла из магии. Вот и стихи Радислава Гуслина кажутся в чём-то колдовскими – только в хорошем смысле этого слова. Это не совсем философская поэзия, но это и не сюжетная, описательная поэзия. Это мантры медитации, молитвы и исповедь души одновременно, бывают размышление, покаяние, иногда – лёгкая ирония и игра со словом, и всё это – поразительная смесь православной направленности с современными авангардными формами выражения. Есть белые и свободные стихи, верлибры, произведения рифмованные, но разностопные (акцентные стихи, которые были присущи Маяковскому, а иногда просто применение меняющегося метра), но есть и прекрасная классика совершенно серебряного звучания:

Вливайся стих, входи в меня, звеня,
И трепетно, и властно, и небрежно.
О, волны непрерывного огня!
Я берег глиняного побережья!

Поэт восхищается божественной красотой и гармоничностью сотворённого мира и сливается в сердечной молитве с небесами: «путешествие взгляда сквозь дым / прикоснувшейся кроткой весны», «в ночи текущие строгие светила».

И, радуясь синему воздуху, лёгкой походке,
я шёл и глядел: на тополь, идущий навстречу,
уселся спокойный ворон
и, плавно качаясь, смотрел с высоты на землю.
Я шёл по асфальту в небо,
совсем окружённый жизнью...

Поэт сокрушается о несовершенстве человека и устройства общества, о том, что и сам он далёк от выбранного Идеала, о нелепом, не благом устройстве городов: «Мир раскинул щупальца и жадно / огнями завлекает души», «О, города, о, суета, больные киборги повсюду», «И в маленьком небе всё меньше вмещается птиц», «Неизмерима глубина безумств людских», «как тягостно душе, когда в ней мрак безбожья», «Я чувствую, я связан духом тьмы. / Я знаю, что душа в большой опале», «Бреду в бреду, как в стонах дыма, / душа моя больна, неисцелима».

Поэт уносится музыкой в Мир Идеальный, захвачен и поглощён разливами мелодии, звучащей в Голосе Высшего:

...эта песня божественно неуловима,
описать её, вымолвить – гения нет...
Подожди,
подними слух, замри и настрой
своё сердце, как нить струевую –
это льётся и радость, и скорбь, и любовь...
Слышишь?.. – с ангелами танцую.

Эта поэтика масштабная и величественная, временами – даже апокалиптичная:

Вот Ты взял на плечи улицу.
Она изогнулась, взбрыкнула,
не хочет, не хочет, и город не хочет.
...Кончится время.
Город и жаль, и не жаль...

Исчезнет солнца диск, земля исчезнет,
Вселенная сгорит, конец наступит,
и будет Слово, То, Что было прежде:
«В начале было Слово...
Слово было Бог».

И такое проникновенное, сердечное желание Бога в себе, во всём вокруг – невыносимое желание Гармонии и Света Истины!

Я брожу по тропинкам книг –
нет Тебя в словесах людских.
Погружаюсь в глубины морей,
в лабиринты рыб и зверей,
в звёзды, в музыку, в тишину,
и по небу иду, и по дну,
пролетаю пространства, миры:
где же ты? Где же Ты? Где же Ты?
А Ты смотришь и тихо поёшь,
подождёшь – и как дождь сойдёшь.

И хотя сам автор призывает: «Нельзя к поэту прикасаться головой, / здесь только сердце – верное мерило», «За слова не цепляйся, не надо, / вырви критика, этого гада», – позволю себе отметить достоинства его поэзии, используя именно «заумь», литературоведческие термины – то, что так не любят авторы, но что лучше всего позволяет раскрыть богатство поэтической палитры.

Очень интересны у Радислава Гуслина эксперименты с архитектоникой – построением произведений. Например, есть у него произведения, навеянные персидскими формами стиха, с повторением одного и того же слова в конце 1-й, 2-й и 4-й строк в строфе:

Я хочу быть простою ладонью Твоей,
Быть рекою-рукою священной Твоей,
Я хочу быть словами надежды и света
И для грустных людей быть любовью Твоей.

Этот приём называется эпифора.
И есть редчайший вид стихотворений, основанный на расширенной эпифоре – повторении одной фразы в конце каждой строки таким образом, чтобы это не разрывало ткань смысла и относилось ко всему стихотворению в целом:

С ветром быть заодно
мне никто не мешает.
Выучить тишину
мне никто не мешает.
Взять и простить врага
мне никто не мешает.
Выбор всегда за мной,
мне никто не мешает.

Встречаются в его стихах и хиазмы – перекрёстное расположение параллельных членов в двух смежных предложениях, при этом второе строится в обратной последовательности членов: «Не имей ни врагов, ни друзей, / ни друзей, ни врагов не имей».

Применяет он и анжабеманперенос части предложения на другую строку. Такое построение делает поэзию несколько похожей на прозу, зато вызывает впечатление многоэтажки. Это очень органично для описания города, для передачи всего, что основывается на принципе лестницы, от предметов до явлений и состояний.

...всё свободно и просто, иначе нельзя
 быть
счастливым, а там соберутся
 лики
ангелов, эльфов причудливый хор,
зазвенят, заиграют потешно,
и услышишь небес ты святой разговор
удивительный, тихий, неспешный.

Части от словосочетаний «Нельзя быть счастливым», «соберутся лики ангелов» как бы разбросаны по разным этажам воздушного здания.
Все эти поиски в построении ткани стиха говорят об удивительной внутренней культуре и начитанности автора, о его знакомстве и с восточной поэзией, и с поэзией западно-европейской, и о хорошем знании революционных экспериментов русского авангарда второй половины ХХ века.

К выразительным средствам речи относятся художественные фигуры, отвечающие за порядок слов в предложении и связи между ними.
Радислав Гуслин охотно их использует. Например, такой приём как кольцо, опоясывающее стихотворение в начале и в конце строфы или всего текста в целом: «солнечная тишина укрыла синий снег» (в начале произведения) и «солнечную тишину укрыл хрустальный снег» (в самом конце этого произведения).

Зевгма – построение длинного предложения с однородными придаточными членами так, что глагол находится только в его начале, а в дальнейшем просто подразумевается:

Может, вырастет, может, и нет
это слово в прекрасный куплет,
это зёрнышко в лес шумовой,
этот камешек в дом с трубой,
этот птенчик в крылатый полёт,
этот пар в отрезвляющий лёд...

Смотрите: расположение частей речи в смежных предложениях явно параллельное – одно явление переходит в другое, потом в третье, и каждая строка начинается с «этот» или «это», а глагол есть только в первой строчке.

Анадиплосис, или подхват, – повторение конца одной строки в начале следующей. Чаще он бывает просто лексическим, когда повторяется слово, но иногда – слоговым, когда повторяются последние слоги или группа звуков:

Что-то вырастет и прорастёт,
порастёт, порастёт и умрёт...

Здесь глагол «прорастёт» сменяется очень похожим глаголом «порастёт», к тому же повторённым два раза, – уже не говорю о том, что здесь одновременно ещё и рифмовка всех глаголов друг с другом, и перечисления с союзом «и». Такое сочетание выразительных средств речи явно порождает впечатление медитации.

Градация – последовательное нарастание (климакс) или ослабление (антиклимакс) силы художественных оборотов: «слепых, глухих и просто одержимых, / отечески простив, Ты исцеляешь их» (градация, начиная от не желающих видеть и слышать Истину – до полностью одержимых духом тьмы).

Вот игровой, изобретательный силлепс (объединение неоднородных членов в общем смысловом и синтаксическом подчинении): «За мать, за брата, за отца, / за доброго, за подлеца, / за от начала до конца, / за тех, кто бил и кто убит, / не прерывай своих молитв». Силлепс часто предполагает не просто объединение неоднородных членов, но использование в поэтической речи поговорок и устойчивых оборотов совершенно неожиданным образом. В данном примере всё, кроме «за от начала до конца» является обычным перечислением, а неожиданная вставка (вместо существительного) устойчивого выражения, к тому же абстрактного понятия, а не обозначения человека, как раз и является силлепсом, помогающим разрядить и освежить перечислительный стандарт.

Вот амебейная композиция, когда задаётся вопрос, и человек тут же сам на него и отвечает: «Был ли мрак? Он в Любви исчез».

Вот противоречивый, контрастный, соединяющий несоединимые противоположности, но любимый смелыми поэтами оксюморон: «в могучем бессилье», «И пойдём по небесам земли / в золотой сверкающей пыли».
И тут же противопоставление обычное, резкое и не прикрытое – антитеза: «Ни роптания, ни стенания, / и в страдании нет страдания», «И неверному сыну Я верен всегда».
А ещё – свободное оперирование пространством и веществом, перемещение фигур и предметов, смешивание красок и звуков, дробление неразрывного и сливание расторженного – то, что называется катахрезой (сочетание противоречивых, но не контрастных по природе слов, понятий, выражений): «нежные шрамы», «Я слушаю шорох ладоней... Каждой – отдельно», «Как лицевая сторона конца, / как выгнутая облаком луна, / как треугольника квадратная стена», «Я бы жадно глазами бежал по глазам... / я б водой твоих глаз, быстротой твоих ног / напоил бы свои глаза», «больно рыба в острой сети / кричит ударами хвоста».

На, – сказала, – тебе дарю
самой чёрной палитры зарю,
самых грозных оркестров тишь,
спи, малыш.

Точный, сжатый, прерывистый асиндетон, исключающий союзы между словами: «Молчанье. Взгляд. Твоё плечо. / Забвение обид. / Вдох, выдох... легче... ничего, / безумствовал, затих».
Вы чувствуете, как короткие фразы ритмично выдыхаются из груди? Очень органично построено. Так, с помощью гармонии всех выразительных средств речи и точного их соответствия тому, что нужно изобразить, автор добивается поразительного эффекта живого слова.

Кроме художественных фигур, к выразительным средствам речи относятся также художественные тропы, отвечающие уже не за порядок слов, а за лексическое наполнение, за подбор слов в стихотворении.
Образность Радислава Гуслина волшебно-гармонична, его метафоры творят чудеса («небо жемчужно-черно», «играя в азартный барабан упругой плоти, / в бреду рождаясь, бредя умираем», «город точит / последний рог о срез разбитой ночи», «Жук, описав круг, / плотными крыльями вывел звук», «Облекись в кристальную ризу слёз», «Я – колокол, обливающийся слезами», «вершиною страсти и гимном / грудей и метели безумной / ни с чем не сравнимых волос», «в неба утреннем завете / руины млечного моста», «камень струит вечный дождь»), а самые современные поэтические приёмы поистине неистощимы.

Вот метонимия – перенесение свойств или действий предмета на другой предмет, при помощи которого эти свойства и действия проявляются: «тихая голова» (определение «тихая» относится не к голове, а к внутреннему состоянию души, к её гармонии), «утренний разговор дачных уст» (разговор на даче).
Или ещё один вид метонимии, с упоминанием количественных отношений, синекдоха, т.е. употребление во множественном числе слов, которые обычно употребляются только в единственном, и наоборот:

силою тихою мраки ломаются,
просто в незлобии вечного веянья,
в детской наивности, в свете доверия
воздухи тихие, дали завидные...

А теперь пример антономасии или перифраза, когда, не называя персонаж, лишь описывая его, мы даём понять, о ком говорим.

Так в безмятежном теченьи плывут
тихие краски и время,
белые перья на голубом,
нежности кроткое семя.

В данном случае в третьей строке – описание облаков на небе без их упоминания.
Не зря Радислав Гуслин предпочитает словам тишину, а стихам – молчаливый разговор сердца. Ему несвойственно избыточное называние, простое перечисление-нагромождение. Зачем перегружать и без того забитое и тесное пространства бытия и слова, если можно тонко намекнуть!

Часто преуменьшение – литота – выглядит в стихах не слишком естественной. Но в поэтике Радислава Гуслина, и без того достаточно парадоксальной, в которой возможно всё невозможное, она является такой же обычной, как ангелы, парящие вокруг: «Я знаю: не больше, чем чудо, сейчас происходит». «Не больше, чем» используют для передачи незначительности чего-либо, сравнение с чудом, напротив, всегда служит для передачи сверхъестественности. Сочетание же того и другого и создаёт впечатление преуменьшения.

Свободно и легко даётся поэту олицетворение: «и думы / сквозь звёздные тропы уйдут от меня», «сияющий ёжик свечи», «море целуется с небом». Впрочем, живое для него всё – так, наверное, жив для Творца и камень, который Он вылепил.

Сравнение встречаются у поэта и обычное, прямое («Тихий дождь, как нежная вуаль, / нас сокроет от враждебных глаз», «звёзды закроются тучами, как одеялом верблюжьим»), и сравнение в форме существительного в творительном падежеПаучком на златом волоске улечу), и сравнение развёрнутое, распространённое на часть стихотворения или на всё целое, как в этом случае:

О свобода, как сладостно имя твоё,
Как высокое чайки парящей крыло,
Как прозрачного неба звенящая синь,
Как ликующих ангелов пенье.
Аминь.

А ещё такая редчайшая форма сравнения, как сравнение обратное, когда переставлены местами тот, кто сравнивается, с тем, с помощью чего он сравнивается («А в воздухе висит доллар, / обманчивый, как листва», «воды, подобно песку, сквозь пролив проливались»). Поменяйте местами листву и доллар – и получится стандартная картинка: висит зелёный листок, похожий на доллар, чей курс весьма обманчив. Замените песок на воду – тоже будет обычное сравнение, а Радислав Гуслин не из тех, кто упирается в шаблон и за ним уже ничего не видит. Поэт воодушевляется возможностями, которые ему дают новые поэтические приёмы, пока редко используемые, и не боится их применять.

И, конечно, тон задают ассоциативы, применение которых обусловлено не понятным и доступным трафаретом (что с чем МОЖНО сравнивать), а ассоциативной цепочкой связанных друг с другом образов, в конце концов приводящих именно к данному подбору слов в словосочетании.

Ответ, как О-о-о,
как круглое и вдоль
слегка протянутая внутренности боль,
как О-о-о,
что дышит снизу вверх трубой,
как О-о-о,
что над макушкой, над тобой...

Сначала читатель слегка озадачен: что круглое? что дышит трубой? Однако непонимание быстро рассеивается. Круглая боль внутренности – удивительный, но понятный образ: и потому, что чрево мы ощущаем изнутри именно круглым, и потому, что в слове «боль» ударение падает на протяжное «о», которое, когда что-то болит, мы длим и длим: о-о-о... По аналогии можно догадаться и о том, что дышит снизу вверх трубой, – раз дышит снизу, от лёгких, вверх, к тому же похоже на трубу, то это, конечно, горло. Ну а «О-о-о, что над макушкой, над тобой» – образ, понятный с самого начала: небо.

Посмотрите, как простая аллегория у автора чудесным образом вырастает до вечного символа, до путеводной звезды жизни и любви:

Надежда в белом халате
Сестрой милосердия смотрит,
Нежной прохладной росою
В серебряной ложечке чайной
Мучительный жар усмиряет.
...И каждая вещь в моём доме
Восторженно смотрит на гостью.

И как звучит, переливается, играет слово Радислава Гуслина, выражая аллитерациями своё живое музыкальное начало: «А возможно мне в Гору влюбиться? / Не Гора это – грудь Голубицы» (так и слышится голубиное воркование «гр-гл»). И таинственное, странное аллитерационное д-в (внутри которого уже заключено «диво»): «учить, как пасти должно стадо / неведомых видов див» – словосочетание такое же удивительное, как сами дивы. И глаголющее взглядом слово – аллитерация гл-аг: «глаголицей магии глаза». И лёгкие ласковые ласточки, словно лилии небес, льющие свои бесконечные лалы из звуков ла-ль: «только ласточки ласковый хмель в вышине акварельного неба».

Интересно, что рифму Радислав Гуслин предпочитает параллельную – когда каждая последующая строка рифмуется с каждой предыдущей, и между ними нет не зарифмованного пространства. К тому же, ткань почти каждого стихотворения богато насыщена так называемыми внутренними рифмами: «Пой, только не ной!», «Песни плача и смеха, ручья и луча», «жизнь обозначится / ясною кротостью, вечным прощением, / и очищением, и возвращением, / и возвращением, вечным вращением». Поэт рифмует взахлёб, с упоением, и постоянно возникающие перерифмовки всего и вся заставляют воспринимать его стихи как чародейные.
Характерна для него и так называемая новая рифма – вот пример, в частности, рифмы разноударной, с ударением на разных слогах от конца: «до концА – пьЯница».
Да и размер стиха нередко обладает аритмиейгиперметрией (превышением длины строки) и гипометрией (её преуменьшением). Пример последней: «Декорация: Ласточкино Гнездо. / О-о-о!». Из двух параллельных, рифмующихся строк вторая явно меньше.

В свободных поисках Радислава Гуслина откликаются дерзания в слове и поиски новых путей выражения поэтов-футуристов начала прошлого века. Эти дерзания – на стыке авторских неологизмов с архаизмами, в стремлении до конца использовать возможности смысла при лёгком сдвиге грамматических норм, в неистовой жажде точного слова: «Исчезает в Тебе моя ложь и тьма. / Боже, чудо! В Тебя одет», «Уединённое одиночество, / каплите слёзы-врачевство», «Медленно тишина наступает на словеса», «лёгким ворошем таить слогово», «пелись любово поцелуями», «седовеет дым».

Новое Слово струится и плачется
в золоте вечера, в юности утренней,
всюду есть встреча с зарёй перламутровой,
всюду Художник великий маячится...

Мне стало известно, что люди, которые пишут море,
прозваны чудно,
их имя прекрасно, как море, – они маринисты.
Но если б я был живописцем
и лёгкой рукой из сердца восторг останавливал краской...
я стал бы небистом.

Я вижу, дерево проснулось,
На каждой ветке солнца блики.
Я вру: оно Тобой не спало,
Не может дерево проснуться!

Согласно нормам языка невозможно сказать «что-то чем-то спало (или не спало)», «быть в кого-то одетым», но в данном случае лёгкий сдвиг грамматики – и предложению придаётся совсем другой смысл, что было бы невозможно без нарушения нормы. А такие характерные для футуристов неологизмы, как «любово», «маячиться», «врачевство», «седоветь», от которых так и веет духом Велемира Хлебникова, потрясающе смотрятся на фоне архаичного «словеса».
Эта невероятная смесь древнего и безудержно нового – характерная черта всей поэтики Радислава Гуслина, особенная изюминка, присущая всем его приёмам, будь то метафоры, сравнения или лексический подбор слов из разных слоёв языка. Есть редчайшие, изумительные эпитеты: «кто мне тогда протянет руку дружбы и валкие колени укрепит», «Ветер, мерно колышущий, / убаюкает прю мою / с змием злоогнедышащим», «Ветшает дивный храм, таинственная рака / струит нетварный Свет под сводами его», «о, надмирная стихия, позаботься обо мне», «простынная свежесть листвы». И в то же время есть у него восходящие ещё к XVIII веку украшающие эпитеты – прилагательные, содержащие значение великолепности, совершенства или торжественности и давно вошедшие в число привычных, стёртых оборотов: «упоительные плоды», «как продолжение чарующего сна», «в очертаньях томных прелести любимой», «умилённого сердца пенье». Редкие, особенные эпитеты доказывают, что поэт может мыслить нестандартно, а украшающие эпитеты на этом фоне привносят нечто сентиментальное и смягчают эффект от революционных поэтических приёмов. Всё вместе – это так необычно и своеобразно, что вы не перестаёте удивляться.
Честно говоря, при самом первом знакомстве с поэзией Радислава Гуслина даже не сразу можешь охватить и постичь её смыслы, уж слишком необычен подбор лексики и смещение принятых норм, – пока, наконец, не вчитаешься и не поймёшь, что такова творческая манера автора. Но если слушаешь, то воспринимаешь стихи непосредственно душой, выше всех смыслов, что как раз и характерно для поэзии медитации.

Такое насыщение текста богатейшими приёмами, художественными фигурами и тропами, т.е. амплификация – поэтика концентрированная, густая, несмотря на свою мелодичную летучесть и воздушность. Даже когда речь идёт о песнях, такое невозможно назвать просто «текстами песен». Это не тексты, это Поэзия! И это не бард, а высокопрофессиональный музыкант, одарённый певец и один из самых оригинальных поэтов Украины. Поэзия Радислава Гуслина – как ковчег, спасающий всё истинно высокое, духовное в жизни от наносного, подверженного соблазнам моды. Не шумно, но уверенно и спокойно поднимается его ковчег на серебряной волне звука, ибо стихи его настолько мелодичны и пронизаны ритмикой библейской – той, которая звучала под лирой царя Соломона, – что это воедино и поэзия, и псалмы; и слово, и музыка; и молитва, и обращение к своей душе, а от неё – к своему народу.

Поэзия Радислава Гуслина – как ковчег, спасающий всё истинно высокое, духовное в жизни от наносного, подверженного соблазнам моды. Не шумно, но уверенно и спокойно поднимается его ковчег на серебряной волне звука, ибо стихи его настолько мелодичны и пронизаны ритмикой библейской – той, которая звучала под лирой царя Соломона, – что это воедино и поэзия, и псалмы; и слово, и музыка; и молитва, и обращение к своей душе, а от неё – к своему народу.

...и стих-псалом,
как нож, как лезвие, как крик,
как штрих крылом.

Чувствуешь за его словами одухотворённую личность, светлую душу, видишь очи, исполненные творческим огнём вдохновения, и понимаешь, что всё это – для нас. И молитвы. И стихи. И концерты. И пастырское слово. Как Творец не может не созидать, так и человек творческий не может не творить искренне, от души. Раздавая всего себя.
Слово-бабочка и слово – меч духовного воина, Пересвета. Слово – ливень струящихся звуков. Фиолентовый мыс Надежды и Добра и фиолет беспредельного Неба Творчества...

Выразительные средства речи в поэзии Радислава Гуслина. Светлана Скорик. 19-23.07.16 г.

Читать ещё статьи о Радиславе Гуслине:
Поэзия Радислава Гуслина,
Импровизация Вечности,
Ключик от войны   

Не забывайте делиться материалами в социальных сетях!
Избранное: статьи о поэзии, запорожские поэты, поэтические приёмы, литературная учёба
Свидетельство о публикации № 11092 Автор имеет исключительное право на произведение. Перепечатка без согласия автора запрещена и преследуется...


Стихи.Про
Выразительные средства речи в поэзииВыразительные средства речи в поэзии Радислава Гуслина (Запорожье). Поэзия Радислава Гуслина. Лексическое богатство, музыкальность звучания, разнообразие самых смелых поэтических приёмов, свежая и нестандартная ассоциативность сравнений и метафор, высота и чистота поэтического голоса, напоминающего – при явной авангардности, современности творческой манеры – то серебряный век русской поэзии, то саму Библию и псалмы царя Соломона.
Краткое описание и ключевые слова для: Небесное дерзание

Проголосуйте за: Небесное дерзание


    Произведения по теме:
  • Звёзды укажут путь
  • Художественные приёмы и образы в духовной поэзии Владимира Спектора (Луганск – Швейцария) на основе книги «Всё это нужно пережить...» (М., 2016).
  • Несколько слов к стихотворению Марины Цветаевой
  • Анализ стихотворения Марины Цветаевой "Хочу у зеркала, где муть..." Несколько слов к стихотворению.
  • Ольга Лебединская: литературный портрет
  • Литературный портрет поэтессы Ольги Лебединской (Рэны Одуванчик, Запорожье – Днепропетровск). Статья об авторе и его творчестве. Статьи о поэзии днепропетровские поэты запорожские поэты литературный

  • Михаил Перченко Автор offline 26-07-2016
Какой глубокий, благожелательный отклик на творчество талантливого автора. Какой подарок для души.
  • Радислав Власенко-Гуслин Автор offline 29-07-2016
Огромное спасибо!!!
  • 23-08-2016
Хороший обзор, вливающий бесценные поэтические строки автора в прозрачную форму литературоведения.
Интересно его читать и сопоставлять свои почти атмосферные ощущения от стихов о.Вячеслава с зафиксированным в слове профессиональным разбором Светланы Скорик.
Привнесение в речь дополнительных поэтических измерений - чудо. Особый дар и действительно - дерзание.
Браво, о.Вячеслав! Браво, Светлана!
Это хорошо!
  • Ольга Лебединская Автор offline 28-01-2017
Замечательная статья, обалденная. Спасибо!
  • Радислав Власенко-Гуслин Автор offline 30-04-2017
Паки, паки, благодарю Вас, Светлана Ивановна!

Спасибо, друзья!
 
  Добавление комментария
 
 
 
 
Ваше Имя:
Ваш E-Mail: