Поэтический урок

     Поднимая тему непоэтичной поэзии, принципиально не употребляю термин «графомания», поскольку графомания – это не поэзия, а своего рода одержание рифмой без смысла и толка, т.е. болезнь. Такие случаи есть, но они крайне редки.
     В большинстве же своём мы имеем дело или с начинающими авторами, или с людьми пожилыми, с богатым жизненным опытом и даже с пониманием красоты слова, но которые, будучи специалистами в области, далёкой от литературы (зачастую очень уважаемыми, с большими достижениями и званиями), считают, что, раз им есть что сказать, этого достаточно. Это так же распространено, как и то, что каждый родитель считает себя педагогом и каждый просто здравомыслящий и немного начитанный человек – философом. Между тем стихийное пользование родным языком не обеспечивает литературно грамотного его употребления, а обычная рассудочная деятельность не защищает в бытовом споре от логических ошибок, спутанности мыслей и подмены понятий. Необходимо осмысливать, прежде чем говорить; необходимо обучение законным приёмам полемики (как в древнегреческих школах), прежде чем ввязываться в серьёзную научную дискуссию, в том числе литературную. Так же и в поэзии. Необходимо выучить поэтический  урок. Если вывалить на бумагу свои мысли в том виде, в каком они пришли в голову, это будет неоформленный поток сознания, а не искусство. Крайне низкая степень культуры – печатать такое без доработки, без проверки у опытного, профессионального редактора. Всё равно как демонстрировать чужим людям своё белье.
     Особенно это относится к случаям действительно настоящей графомании, когда каждое стихотворение – набор патетических слов на важные для общества темы, а каждая строка – лозунг, шаблон, призыв, обличение, посвящение, проповедь, всё что угодно, только не лирика. Всё по случаю, к дате, к какому-нибудь празднику, ради воспевания общепринятых приоритетов или ради морализаторства.

Тебе, Украина, – все лучшие песни.
К тебе, Украина, любовь велика.
Тебя, Украина, не знаю чудесней:
Ты мать, ты Отчизна моя на века!

     Подставьте вместо этих лозунгов любое географическое понятие, от Молдавии до Техаса, от Кривоколенного переулка до Бродвея, ничего не изменится. А вот всё тот же автор, уже о родном городе: «Дружны все в городе родном,/ Ведь Марганец – наш общий дом». А ещё – о женщине: «Нежная, милая, страстная, – / Дороже тебя в мире нет». Поменяйте на  «Украину» – вполне будет к месту, всё взаимозаменяемо, – вот почему как раз такое и есть не просто поэзия начинающих, но диагноз.

Глумились над славянами фашисты,
Стреляли, зарывали в никуда,
Чтоб не могли поставить обелиски
Безвременно ушедшим навсегда.

     Здесь «замечателен» канцеляризм «безвременно ушедшие», больше всего годящийся для официального некролога и сухого, но витиеватого надгробного слова. Я уж не говорю о «зарывали в никуда»!
     А вот бичующая гражданская тема (язык не поднимается сказать «поэзия»):

За что правительство так глухо,
За что безвыходность, грабёж?
За что богатый с толстым брюхом
Вонзает в спину острый нож?

     Не хочу сказать, что тот, кто сочинил такое, не чувствует того, что пишет, что он неискренен. Однако буквально что ни слово, то штамп, ни промелька живой нестандартной мысли. «За то, что люди к предкам очерствели, – / Я бью, я бью во все колокола!» Да-а... «в колокола за то, что» – это «круто» сказано... Столько пафоса, а впечатления никакого. Мы и в обычный житейский разговор ох сколько чувства можем вложить – не называть же от этого каждую беседу на кухне поэзией!
     Почему бы автору не написать на эти темы полемическую статью или письмо в газету, без рифмоплётства? Разве рифма придаёт красоту? Ни в коем случае, она – всего лишь техническая сторона дела и обеспечить ни малейшего намёка на поэтичность не может. Поэтичность заключается в образном видении мира.
     Берясь за поэтический урок, я хочу подчеркнуть, что, кроме случаев явного одержания «бесом рифмоплётства», как у вышеприведённого автора,  всякая поэзия для пишущего человека, для его духовного развития полезна. А значит, полезна и для общества в целом. В самодеятельной поэзии обычно есть и жизненный опыт, нелишний для сограждан (правда, который, безусловно, только выиграл бы от прозаического изложения), и своеобразные, не лишённые рационального зерна,  мысли, и даже, хотя и редко, отдельные удачные, образные строки с достаточно шаблонными, но всё-таки метафорами. Правда, при игнорировании законов стихосложения, т.е. без технического мастерства. Я бы назвала авторов непоэтичной поэзии старым добрым и совершенно не обидным словом «виршевик»: раньше самодеятельных авторов именно так и называли, ничуть не отказывая им в праве считать свою поэзию литературой, заслуживающей общественного внимания. Она имеет право быть и помогает не столько развитию поэзии в целом и осознанию обществом своих проблем, сколько духовному росту самого автора. Однако разве это не может быть целью – с помощью поэзии совершенствоваться как личность?
     И всё-таки давайте посмотрим на этот вопрос под другим углом – с точки зрения правомерности претензий автора (в принципе, пока начинающего, даже если он немолод) на публикацию его произведений.
     Я понимаю, если самодеятельный автор хочет публиковаться в районных и областных газетах. Газеты для того и созданы, чтобы отражать современность, а что такое поэзия виршевиков, если не зарифмованное и даже отчасти образное отражение действительности: чувств, проблем, надежд и взглядов населения на окружающую жизнь? Безусловно, с такой же целью выходят и общегородские сборники многочисленных литературных студий при ДК или при редакциях местных газет. Уверяю, почти в каждом таком сборнике вы найдёте и настоящую интересную поэзию, чтение которой подарит вам немало приятных минут. И это несмотря на то, что зачастую они составляются без ущемления чьих-либо самолюбий и включают любую поэзию. В том числе самодеятельные произведения людей от власти, слегка пишущих и поэтому считающих себя поэтами (без них или хотя бы их предисловий подобные сборники выходят редко). Городские сборники – это литературная история города, поэтому нет смысла исключать из них виршевиков. Хочу заметить, что эти люди искренне преданны поэзии, на них, собственно, и держится литературная жизнь местного уровня, это подлинные энтузиасты, которые и передают творческую эстафету молодёжи. А вот явных графоманов я бы всё-таки посоветовала не поощрять – думаю, таких может отличить любой редактор газеты и любой руководитель самой обычной литстудии (если, конечно, не побоится связываться со скандалистами).
     Есть ещё и такой вид журналов и альманахов, как коммерческие литературные издания. Они способны размахнуться на очень большой тираж, на яркую, дорогую по качеству обложку, на массовую рекламу, но тоже не ставят себе целью отбор лучших образцов поэзии. Здесь печатают всех авторов, способных заплатить сколько скажут. Главное, чтобы среди массы попадалась пара-тройка с титулами и лауреатствами. Обычно этого достаточно для привлечения потенциальных участников сборника. Иногда делают даже проще – бесплатно печатают сильные вещи, взятые из Интернета или из книги какого-нибудь известного поэта, а большинство страниц заполняют произведениями, годящимися лишь на газетную полосу. Своего рода «ловля на живца». Для самодеятельных поэтов такие журналы с географическим размахом на всю страну (а то и на несколько) являются уникальной возможностью донести свою поэзию до очень большого числа людей.
     Говоря о коммерческих сборниках, я не имею в виду абсолютно все издания,  выходящие на коллективные средства участников: в моей стране это единственный выход из ситуации. До сих пор не разработан закон о меценатстве, и нет потенциальным меценатам от своей альтруистической помощи никаких скидок от государства. А печататься на средства спонсоров, рекламирующих в альманахах продукцию или политическую партию, – это означает поставить поэзию в один ряд с рекламой товаров и политических сил и превратить её в такой же товар, поступаясь – в угоду рыночному спросу и низкому культурному уровню населения – качеством и глубиной лирики. Да, всё имеет свою рыночную стоимость, в том числе книги. Но – хочу заметить – книги широкого спроса, развлекательные или душещипательные, и вовсе не обязательно обладающие литературными достоинствами. У этих книг просто другая цель – развлекать или вызывать разгружающие, сопереживательные эмоции (для «выпуска пара»). Поэзия же с высокими профессиональными достоинствами, которую может оценить далеко не каждый случайный прохожий, заглянувший в книжный киоск, не способна выживать иначе, как при содействии государства. Т.е. или путём выработки и применения на практике закона о меценатстве, или напрямую на государственные дотации всем профессиональным писательским союзам страны (а у нас ни население, ни власти пока не осознали, что существует не один профессиональный союз писателей – «Спилка письменников», – есть несколько таких же профессиональных союзов, но с другой литературной, национальной и политической ориентацией).
     Профессиональным изданиям, не относящимся к «Спилке» и существующим на коллективные средства участников, конкурировать с коммерческими журналами очень трудно. Остаётся делать своё дело, отбирая способных остаться в литературе будущего, и выпускать качественные по уровню поэзии сборники, но без громкой рекламы и большого тиража. Это мало известные, но очень сильные издания, с избирательным подходом даже к мастерам поэтического искусства. Цель таких изданий – не просто выявить и опубликовать под одной обложкой лучшие образцы современной высокой поэзии, но ещё и сказать новое слово в литературе. Эти альманахи и журналы фактически являются попыткой предварительного анализа и синтеза. Они разграничивают и вводят в отдельные русла всю авторскую стихию, с тем чтобы – как бы забегая вперёд Истории, которая, конечно, вынесет своё независимое окончательное решение, – показать, как видятся различные этажи литературной башни конца ХХ – начала ХХI века редакторам, критикам и литературоведам, специализирующимся на современной поэзии.  Т.е. занимаются тем, чем в начале прошлого века занимались журналы «Аполлон», «Весы», а ещё веком раньше – «Современник».
     Таким профессиональным международным альманахом является, например, «Провинция», выходящая в Украине. Ей, как и другим подобным изданиям, приходится часто сталкиваться с амбициями виршевиков, не соответствующими достигнутому на данном этапе уровню этих авторов. Самодеятельные поэты, как правило, не видят никакой разницы между сборниками современной высокой поэзии и коммерческими журналами, поскольку у тех и у других один принцип финансирования. Не понимают, что не в оплате дело, а в качественном подборе, в уровне мастерства.
     В связи с коммерческими изданиями можно вспомнить историю литературы периода декадентства. Сколько авторов из различных городов государства Российского гремели у себя на местах, выпуская сборники и собирая овации на поэтических вечерах! И где они все сейчас? Нет их имён даже в специальных литературных антологиях, выпущенных для филологов, хотя такие антологии считаются наиболее полными, расширенными изданиями декадентской поэзии. И нет именно потому, что от модных в то время, но на самом деле шаблонных поэтов не осталось ни одного талантливого, своеобразного, нешаблонного произведения, которое бы не было просто подражанием, эпигонством.
     Я неоднократно замечала, что у современных авторов нормального среднего уровня обязательно найдётся среди шаблонного и поверхностного несколько удачных, сильных стихотворений, годных для профессиональных изданий. И такие произведения обязательно надо печатать, поощряя у поэта его сильные стороны и отвергая его же подражательное, давно затёртое до него. Но авторы-виршевики абсолютно незнакомы с тем, что должен знать каждый начинающий свой путь в поэзию, они не получали поэтических уроков совсем! Их отдельные удачные строки никак не могут замаскировать шатающийся, негармоничный ритм, полный разброд в размерах внутри стихотворения, отсутствие оригинальных, незатёртых рифм и метафор и, увы, бедность содержания. Однако, несмотря на это, некоторые из них не могут сложить себе цену, обижаются, если их не берут в международные альманахи, и выставляют вперёд – как пропускной билет – батарею своей «печатной продукции» (трудно в данном случае выразиться деликатнее), достижения в гражданской профессии или тёплый приём в среде детей и пенсионеров.
     Самая распространённая ошибка – рифмование вторых и четвертых строк при почти полном игнорировании первых и третьих. Так, как это принято в частушках, народных песнях и т.д. Например, так:

Память, ты друг мой и недруг,
Демон ты злой и судья.
В дождь вспоминается скорбью
Горькая доля моя.

     Сказать, что «недруг» и «скорбью» являются рифмами, думаю, не сможет никто, и «рифмуют» так только потому, что никогда не посещали областных литературных объединений при профессиональных союзах писателей и их стихи никогда не подвергались критическому разбору профессиональных литературоведов, редакторов и литературных критиков. Такие люди, будучи не без таланта, зачастую просто не знают об этом первейшем правиле поэзии, первом поэтическом уроке, обязательном для всех.
     Но ещё чаще встречается рифмовка слишком ассонансная, основанная на грубом несовпадении согласных в ударных рифмующихся слогах.

Поле заснежено, всюду проталины.
Лес у реки в нагоТе.
Речи прощальные, мысли печальные
Снова пригрезились МНе.

     Здесь автор выдаёт за рифму слоги «те» и «мне», что извинительно только тому, кто пока просто пробует свои силы и не выработал поэтического слуха. А слух у поэта должен быть ничуть не хуже музыкального слуха пианистов и певцов. Поэтому, даже если в стихотворениях такого автора есть поэтическое видение мира, его поэзия остаётся виршевой, для выступлений и публикаций местного масштаба. Кстати, такие тексты часто поют, и при удачной музыке они воспринимаются весьма и весьма!.. Но если читать глазами, увы...
     Но и это ещё не всё. Совершенно в духе виршевиков рифма грамматическая, когда на одно четверостишие приходится четвёрка рифмующихся между собой одинаковых частей речи:

Видно, номер не тот я набрала.
Может, станция вновь барахлит?
Вот абсурд! А ведь кстати попала…
Голос в трубке легонько дрожит.

     За редким исключением (когда глагольной рифмой пользуются осторожно, в малых дозах, грамотно и с душой)  подобная рифмовка годится для стенгазет и поздравлений на дни рождения, а не для публикации в современном литературном журнале. Ведь в изданиях такого плана ценится не только что сказано, но и как. Идёт развитие, совершенствование традиционной поэзии, ищутся новые подходы, предъявляются усложнённые требования к пишущему. То, что раньше допускалось повсеместно и до сих пор в ходу в глубинке, на самом деле давно устарело и не выражает сегодняшний день. Раньше можно было ограничиваться требованиями, обязательными для поколения Державина и Жуковского, т.е. ещё для учителей Пушкина. Теперь тот, кто глубоко не осмыслил и не оценил, не принял в душу поэзию Блока, Мандельштама, Цветаевой, Маяковского, Пастернака, Бродского, Кушнера, Сосноры, рискует остаться «поэтом» для себя, для детсадов и для своего узкого трудового коллектива. Для того и нужны журналы современной поэзии, чтобы искать и отбирать для публикаций поэтические находки, а не тиражировать шаблон. Рифмовка тоже должна быть по возможности интересной, а не грамматической: глагол с глаголом, наречие с наречием («высоко-легко»), абстрактное существительное с абстрактным существительным («вечность-бесконечность-млечность», «время-бремя-племя»), местоимение с местоимением («мои-твои-свои»). К сожалению, у виршевиков, если началось с «розы», то жди слова «морозы» (можно другой тип непогоды – «грозы» или «слёзы»), после «счастья» обязательно наступит «ненастье», а «окошко» закономерно увенчает «кошка». Они смело рифмуют однокоренные слова («пришёл-ушёл», «видеть-увидят», «ветках-ветви»), названия месяцев («октября-декабря»), цвета («алеет-голубеет»), сравнительные степени наречий или прилагательных («полнее-сильнее»). И так во всех стихотворениях и у всех самодеятельных авторов. Попробуйте прочитать целый коллективный сборник, выдержанный в этом духе. Неужели не станет плохо?
     Ещё один обычный недостаток – сбой ритма. Виршевик, не обладая музыкальным слухом, не слышит такты, на которые распадается строка. А ведь каждый такт, т.е. определённое сочетание ударных и безударных слогов, в рифмующихся строках обязан совпадать, к тому же строки должны быть равной длины, с равным числом тактов. Давайте обозначим безударные слоги буквой «а», ударные – буквой «б». Возьмём такой пример:

Я одиночество сдавлю руками,
От боли скорчится оно
И лопнет, и незаметными кругами
В пустое разойдётся окно...

     «Я о-ди-но-чест-во (ааабаа), сдав-лю (аб) ру-ка-ми (аба)». Эта строка рифмуется с «И лоп-нет (аба), и не-за-мет-ны-ми (ааабаа) кру-га-ми (аба).
     Ааабаа аб аба в одном случае (11 слогов).
     Аба ааабаа аба – в другом (12 слогов).
     Мало того, что ааабаа не совпадает с аба, так ещё и количество слогов разное!
     Хорошо людям с музыкальным слухом, им не надо напрягаться, каждый раз после написания стихотворения на всякий случай пересчитывая количество слогов в строчках. Да и мелодия стиха у них льётся сама собой, не сбиваясь. Остальным я бы очень рекомендовала пересчитывать слоги и согласовывать ритм в парных строках. До тех пор, пока не выработается внутренний слух – собственный цензор.
     Особенно часто происходит сбой ритма, когда автор позволяет себе ставить рядом два слова, одно из которых заканчивается, а другое начинается ударным слогом:
Я упал, как подкошенный, под ноги трав,
Словно сбросив с себя своЁ ТЕло.
     Сво-ё те-ло, рядом два ударения: «ё» и «те». В соответствии с музыкальным ритмом это словосочетание читается с ударением на «о»: свОё тело. Но это неграмотно, а с ударением на «ё» получается сбой (ведь при чтении глазами невозможно подправить голосом интонацию и скорость чтения и как бы проскочить данное место вообще без ударения). В случаях с двумя соседними ударными слогами лучше полностью переделать строку (так, чтобы не нарушался смысл), а не надеяться на то, что вывезет хорошая образность.
     Обычно виршевики стараются отстоять свои ошибки с помощью довода мистического характера: я пишу, как Бог на душу положит, и Его не правлю. Чувствуете? Это святое, это исправлять нельзя, человеку диктуют строчки «сверху»! А то, что такие ляпсусы не могут диктоваться  сверху, т.к. Вселенная основана на гармонии; то, что их выдают автору его память и шаблонное мышление, он понять не желает. Он выше этого, выше законов поэзии и законов той же Вселенной. Гордыня чистейшей воды.
     И наконец, автологический подход к поэзии, т.е. преобладание констатации фактов, перечисления событий, описания действий над поэтическими образами – метафорами, сравнениями, метонимией. Используются разве что эпитеты (образные прилагательные), да и то затасканные.

Хочу сказать, что подчиняться
Я не привыкла ни-ко-му!
Ну что ж, мы можем и расстаться!
Всё это, право, ни к чему...
И вот полна я восхищенья
Собой! Подумать, как горда!
Есть шанс – пришла минута мщенья!
Права я буду, как всегда!
А вместо этого я плачу,
В безгрешности тебе клянусь,
Хочу, но не могу иначе –
Любя, нельзя уйти. Вернусь...

     И так до конца, на целых семь четверостиший. Здесь даже ни одного эпитета нет, хотя бы самого шаблонного, вроде «белого облака», «багрового заката», «жемчужных слёз» и «безумных поцелуев». И это называется любовной лирикой?
     А у Фета «И, как пьяных гигантов столпившийся хор, / Покраснев, зашатается ельник» (правда, хор раскрасневшихся пьяных гигантов лучше, чем просто «багровый закат»?). А у Пушкина «Пчела за данью полевой / Летит из кельи восковой», где «восковая келья» – поэтический образ сот. И «как весело, обув железом острым ноги, / Скользить по зеркалу стоячих, ровных рек!», где «железо острое» – коньки, а реки не «синие» (вариант: «широкие»), а стоячие и ровные.
     Но, увы, в стихотворениях виршевиков коньки так и будут коньками, соты – сотами, а реки останутся широкими и синими. Всё в лоб, прямолинейно, без игры смыслов и  образов. Зачастую – со спутанной логикой и неожиданными скачками мысли. Недаром говорят: «Кто ясно мыслит, ясно излагает» – и говорится это не обязательно о традиционной, реалистической поэзии, но обо всём, что написано логично и связно. Имеется в виду именно прозрачность, доходчивость содержания (порой довольно сложного по философской глубине), непротиворечивость в построении произведения, отсутствие резких, неожиданных, необоснованных переходов от мысли к мысли, а вовсе не какое-то одно из множества литературных направлений.
     Что уж говорить об оригинальности поэтического голоса и глубине подачи выбранной темы у самодеятельных авторов! Если взять для примера изображение ими природы, вся «глубина» обычно состоит в плаксивости (или скандальности) стареющей Осени и в жестокости и сварливости старухи-Зимы. Это – широко, повсеместно, с незначительными вариациями, в любом стихотворении на данную тему. Если же изображается не время года, а, скажем, группа деревьев, уверяю вас: их обязательно будет два, причем разного пола, и они будут либо обниматься и ласкаться ветвями («Дивно и нежно качаются ветки,/ Словно обняться хотят поутру»), либо на расстоянии мечтать о встрече («Да, где ж тот дуб, чтобы к рябине перебрался,/ Чтобы весной она во всей красе цвела»). В крайнем случае, деревья поплачут или посмеются, сопереживая вам, соответственно именно вашему (авторскому) настроению («О, если б деревья узнали,/ Как мне тяжело на душе,/ От горя они б застонали,/ Поняв, что живу на меже»). Всё. Это предел мысли.
     Начинают сравнивать – держись за стул: хорошо, если традиционно, росу – с алмазами, рябину с рубинами. «Да, вот опять одна, одна грустит рябина / И льёт алмазы слёз утрами под окном». Это уже приелось, но хоть сопоставимо. Куда чаще сравнивают несопоставимые понятия, чтобы угодить рифме. Но ведь это не может быть оправданием!
     А сколько стилистически неграмотно построенных фраз, сколько несочетаемых конструкций, слепленных из обрывков устойчивых словосочетаний («играть важное место» и «занимать первую скрипку»), сколько канцеляризмов и технических терминов (вроде «процесса любви») в лирических произведениях! А перепевы классиков – о чете берёз, о непонимаемой умом стране, о жизни-театре и судьбах-ролях, о дороге к храму, о вышибаемых клиньях любви, о лживости всего произнесённого вслух, о собственном кресте, несомом к Голгофе, о беге по острой бритве или по лезвию ножа – бесчисленные, чудовищно самоуверенные и самодовольные, претендующие на причастность к философии. Это уже добровольная слепота, если люди позволяют себе опускаться до неосознанного воровства чужих идей.
     Для начинающих поэтесс особенно характерно во что-то превращаться, причём сразу в несколько образов в течение одного стихотворения:

Я хочу раствориться в закате,
Плакать серым холодным дождём.
И, шепнув своим бедам: «Прощайте» –
Догореть незнакомым огнём.
Я хочу в небе птицей кружиться –
Там, где солнце и пух облаков,
Чтоб к тебе на рассвете явиться
Из прекрасных таинственных снов.

     Им почему-то кажется, что чем необычнее, непредставимее, тем лучше. Это дурновкусие, к сожалению, встречается и у немолодых виршевиков и говорит (в их случае) уже об отсутствии не вкуса, а таланта, раз человек за всю жизнь не успел научиться мыслить.
     Кроме того, самодеятельные поэты обычно «делают» что-то совершенно непредставимым образом: «Потому что ни одной минутой / Зачеркнуть любовь не в силах мне», «Плавно ляжет унылая строчка / На туманную девичью шаль», «И взгляд, положенный на плечи». Как можно зачеркнуть минутой? А как строчка может лечь на шаль, а взгляд – «быть положенным» куда-либо? Почему «мне не в силах» вместо «не под силу»?
Испиваются тосты до дна
Пожеланий потоком бравурным.
     Тосты, оказывается, «выпиваются», а не поднимаются и не провозглашаются.  Да ещё и выпиваются не празднующими людьми, а «потоком»!
     Хочу заметить, что я вовсе не считаю авторов процитированных ошибок людьми безнадёжными. Они не глухи к развитию и не потрясают томами своих «сочинений», хвалебными рецензиями каких-нибудь кандидатов наук (вообще-то специализирующихся не на современной поэзии) или одобрением почтенных и известных (у себя в городе) поэтов, душою и строем стиха оставшихся в позапрошлом веке. Просто на их материале, не называя имён, мне было удобно провести поэтический урок и показать, из-за каких именно ошибок стихотворения, подобные процитированным, не могут быть опубликованы в профессиональных изданиях, несмотря ни на какие достоинства другого характера.
     Самые простые и обязательные законы поэзии – это как правила ходьбы (переступать попеременно то одной, то другой ногой) или танцевальные па в вальсе с определённым чередованием движений. Переступишь иначе – вот и сбой, и твоё выступление на конкурсе бальных танцев получает низкую оценку. А чрезмерно затянешь строку по сравнению с той, с которой она рифмуется, – как борщ пересолил, и вкус испорчен, несмотря  на свежие помидоры и ароматный укроп. Всё сказанное относится и к бардам (авторам песенных текстов), ведь при выступлениях свои недочёты они умело скрывают красивой мелодией и профессиональным владением гитарой, а там, где в тексте сбой, голосом искусно протягивают или укорачивают музыкальную фразу. Уверяю, что если такие тексты читать, а не слушать, недостатки не скрыть, и неважно, что в качестве песен эти произведения могли уже получить какие-то награды.
     Я бы посоветовала всем, кто отсылает свои произведения в издания неместного уровня, сначала выверить их на предмет соответствия простейшим требованиям поэзии (даже в том случае, если они в этом виде уже где-то печатались), чтобы не загружать редакторов перепиской с подробным разбором каждой ошибки, которых на одно стихотворение приходится иногда по 15, а на всю подборку – считайте сами... Конечно, оно проще – не утруждая себя, послать, как есть, и ждать, что тебя подправят. Но один раз подправят, а на второй обязательно скажут: а попробуй-ка, дорогой друг, поработать сам, правила ты теперь уже знаешь. Поэзия – тоже труд, пускай и вдохновенный. И не только в плане техники стиха. Свободы мыслить по-своему, оригинально, у авторов ещё никто не отбирал. Наоборот, приходится просить: ну возьмите пример с Тютчева, если тянет к позапрошлому веку, – попробуйте совмещать образность с собственной философией! Хватит штамповать «душевные раны» и «смятенья страсти», проливать литры «горьких слёз» и просыпать километры «унылой грусти», плодить «улетающих журавлей», «печальные берёзы», «сладостные мечты» и не менее ванильные «воспоминанья».

     Цветы и травка в неге солнца млеют,
     Но, чу – близнёхонька журавушек тоска.

     Если ничего более глубокого, чем это, придумать не получается, а рифмы так и лезут из головы, записывать и издавать, конечно, стоит – для душевного равновесия, ради передачи своих эмоций и взглядов, для собственного внутреннего развития, наконец. А вот предлагать вниманию сразу всей страны – нужно ли?

© Светлана Скорик

Статья опубликована, защищена авторским правом. Распространение в Интернете запрещается.