Анализ стиха, план анализа стиха, умение анализировать, лирический анализ стиха. На примере анализа подборки стихов на тему свободы слова Виталия Челышева. Умение анализировать – не последнее, в чём нуждается человек. В наши дни, когда школа и вуз не учат самостоятельному анализу, а предлагают уже готовые заготовки ответов, человек не вырабатывает в себе умения анализировать, видеть вещи в их истинном освещении. Но научить анализу можно даже через интерпретацию стихов. Противопоставление молчания и звука как способа существования человека в обществе и его гражданской позиции. Именно немолчание, в отличие от немоты, альтернативно страху, трусости или эгоизму, мышиному способу жить в отдельных, не сообщающихся норках, ничего не зная друг о друге, да и не желая знать.
АНАЛИЗ СТИХА
Анализ стихов на тему свободы слова
из подборки поэта Виталия Челышева (Запорожье – Москва)
УЧИМСЯ АНАЛИЗИРОВАТЬ
Умение анализировать – не последнее, в чём нуждается человек. Любой, а не только ученик. В жизни это умение пригождается стопроцентно, и на каждом шагу. Анализировать вы будете и отношения с друзьями, любимыми и родственниками, и подставы конкурентов и врагов, и состояние экономических дел и проблем, и то, что вам будут всучивать назойливой рекламой, и то, что будут видеть ваши глаза и слышать ваши уши. Даже свои чувства вы будете анализировать, если захотите разобраться в самих себе. И эта статья поможет вам научиться видеть корни многих проблем, а не только анализировать стихи.
В наши дни, когда школа и вуз не учат самостоятельному анализу, а предлагают уже готовые заготовки ответов, человек не вырабатывает в себе умения анализировать, видеть вещи в их истинном освещении. Как с этим бороться, как повлиять на ситуацию? – Да, как бы странно это ни звучало, но научить анализу можно даже через интерпретацию стихов! Нам не оставляют выбора? Нет платформы для выражения в обычном виде – книги, встречи, лекции, поездки, фильмы? Что ж, зато есть бескрайние просторы Интернета и сайт Стихи.про с одним из его самых важных разделов – «Анализ стихов».
ПЛАН АНАЛИЗА СТИХА
– Восприятие текста (личные впечатления от него, мысли по его поводу, картины, которые возникают в воображении, настроение, которым оно проникнуто).
– Тема и как она связана с названием; локальная тема (микротема), поэтический сюжет.
– Идея стихотворения (основная мысль, то, ради чего оно написано).
– Тип лирики: любовная, пейзажная, философская и проч. Может встречаться соединение разных типов.
– Жанр: лирическое стихотворение, элегия, послание, сонет, ода и др.
– Литературное направление: романтизм, реализм, символизм, футуризм, акмеизм и др., а также традиционные для направлений жанры (классицистическая ода, романтическая элегия, сентименталистская элегия и т.д.).
– Композиция – построение.
– Средства художественной выразительности: 1) тропы (метафоры, эпитеты, олицетворения, сравнения и т. д.), 2) фигуры – синтаксические построения, обороты речи, которые используются для усиления выразительности (бессоюзие, повторы строк или строф и др.). Найти тропы и фигуры и определить их роль в воплощении темы, идеи и образа.
– Звукопись (аллитерация, звуковые повторы). Охарактеризовать, как звуки помогают созданию образа.
– Рифма, ритм, размер.
– Лексика. Рассказать о всех слоях языка, использованных в тексте. Объяснить значение сложных для понимания слов или слов, которые в данном контексте приобретают новое значение. Раскрыть влияние лексики на создание образов.
– Оценка. Описать раскрытие внутреннего мира лирического героя, его чувства, переживания. Рассказать, как влияет произведение на читателя.
ОБЩИЙ АНАЛИЗ ПОДБОРКИ СТИХОВ
Делая анализ целой подборки или цикла, имеет смысл сначала сделать общий, предварительный анализ, разобрав по каждому пункту плана только то, что важно знать для всей совокупности произведений. Анализировать же каждое произвведение отдельно всё-таки лучше методом целостного или лирического анализа.
Целостный анализ отличается от обычного тем, что строится не по пунктам плана, а от начала до конца следуя за руслом сюжета и применённых автором поэтических приёмов.
Лирический анализ – это художественный текст, художественное эссе, которое хоть и анализирует поэтическое произведение, но делает это творчески, лирически и образно. Фактически, это тоже художественное произведение, как и то, которое подвергается анализу.
В данном случае лирический анализ у меня относится к «Хору», остальные произведения я разбираю с помощью целостного анализа, хотя тоже по возможности образно.
Восприятие
Представьте себе картину норвежского художника Эдварда Мунка «Крик» (1893). Мост. Две мужские фигуры поодаль. Один смотрит на закат, рыбацкую шхуну и прибрежные горы фиорда, другой, опершись на перила и надвинув шляпу на лицо, склонился вниз, то ли скучая, то ли глубоко задумавшись. И ещё – лицо человека на переднем плане: безумные, отчаянные, расширенные от ужаса глаза, ладони закрывают уши, а рот широко открыт, как при крике. Не исключено, что это немой крик, крик души, который никто не воспринимает, иначе не были бы так отрешённы и безучастны к горю этого человека остальные. Крик подавлен, забит внутрь, в самую глубь подсознания, и ворочается там огромной неуютной глыбой, не выраженный вслух. А возможно, остальные просто углублены в собственные проблемы и беды, и им не до чужого горя. Каждый смотрит в себя, защищён от других бронёй равнодушия.
Человек одинок среди людей, брошен барахтаться в житейском море с великой долей вероятности пойти ко дну. Общество его не слышит или не слушает. Нас много, но фактически мы разобщены, и каждый сражается с несчастьем в одиночку, боясь проявить себя, – из опасения, не было бы хуже.
Многообразие одиночества. Многоликость одиночеств. И крик-молчание каждого – лишь о себе...
Эта картина могла бы послужить эпиграфом ко всей подборке Виталия Челышева, о которой я хочу написать. До этого я проводила анализ современной поэзии, выбирая объектом или отдельные стихотворения с глубоким и важным для развития мышления содержанием, или поэмы, сейчас же речь пойдёт о подборке.
Тема
Это не единый, слитный авторский цикл стихотворений, а именно мною сделанная выборка из того, что опубликовано Виталием Челышевым по теме «тишина-молчание-крик». Или «тишь-голос-музыка». Или «свобода слова». Сформулировать можно по-разному. Основным остаётся лишь противопоставление молчания и звука не только как философско-физической категории, лежащей в основе мира, но и как способа существования человека в обществе и его гражданской позиции. Тема звука и голоса, понимаемая сразу на многих уровнях: и как природно-физический аспект, и как философско-гражданское понятие гласности и безгласности, стадности и самостоятельности.
Микротема, входящая в общую тематику, – звуковые и музыкальные национальные особенности разных культур мира, вливающиеся, как реки, в океан мировой культуры.
Таким образом, я сделала попытку целостно собрать и оформить сказанное Челышевым, рассматривая и анализируя подборку о НЕмолчании. Ведь именно немолчание, в отличие от немоты, альтернативно страху, трусости или эгоизму, мышиному способу жить в отдельных, не сообщающихся норках, ничего не зная друг о друге, да и не желая знать.
Тип лирики
По типу лирики вся подборка является смешанной, в данном случае – философско-гражданской лирикой. В ней есть и чисто философские, и чисто гражданские аспекты, и тонкая искренняя лирическая нота, и есть стихи смешанного типа, а в целом данные стихотворения хоть и являются отдельными произведениями, собранными мною в подборку, всё же производят впечатление целостности, органически дополняя друг друга и повествуя обо всём, чему основой является звук. Такая целостная лирика, где два (редко – больше) мотива, переплетаясь, смотрятся в органическом единстве, как раз и называется смешанной. Виталий Челышев как современный, очень сильный лирический поэт и человек широкого философского склада, мыслящий мировыми категориями и целыми эпохами, обычно пишет именно в смешанной манере, поднимая в одном произведении несколько проблем различного характера.
Жанр
По жанру в подборке есть и лирические стихотворения, и стихотворения-притчи. Притча – нравственное поучение в аллегорической форме, и отличается от басни она тем, что свой художественный материал черпает из человеческой жизни. Подборка как раз и посвящена человеческому обществу и в аллегорической форме отражает противостояние человека своему одиночеству и его попытки объединиться с другими ради спасения. Ведь только вместе мы создаём величественную симфонию жизни как оду радости, а не тихо и тонко попискиваем от безысходности в личной трагедии существования.
Литературное направление
Литературное направление подборки определить сложно, поскольку Виталий Челышев как автор очень современный пользуется наработками различных литературных школ, применяя их лучшие достижения. Но данная подборка явно не принадлежит к старым литературным школам, самой современной из которых является неореализм. Скорее вся она имеет черты неомодернизма, где-то – чистого, где-то – с метафизическим уклоном, а где-то – с приметами метареализма. Естественно, я имею в виду не тот «неомодернизм», творцами и изобретателями которого объявляют себя в Сети никому не известные авторы, а тот, который зафиксирован в филологических учебниках и к которому относят, например, Александра Кушнера и Виктора Соснору.
Чтобы убедиться в том, что тексты данной подборки характерны для неомодернизма, достаточно убедиться в наличии большого количества назывных, безглагольных предложений, а также повторений слова во всех мыслимых падежах и значениях (в том числе омонимичных) – «фишки», присущие именно этому литературному направлению. Я уж не говорю о насыщении ткани стиха густым перечислением предметов, в данном конкретном случае – всем, что относится к звуку, голосу и музыке.
Для метафизического направления характерно привлечение к реальному сюжету мистических, потусторонних явлений или отвлечённых, абстрактных философско-религиозных категорий, вплетение в ткань произведения мотивов жизни и смерти, смены поколений и эпох, библейских ассоциаций.
Метареализму присущи взвихрения и смешивание временных и исторических пластов, вторжение нереального, фантастического в обычное, бытовое, искажение перспективы и смещение угла зрения при взгляде на мир – отсюда создание собственных миров-планет (т.е. сам человек как отдельная планета и особый мир), микромиры в макромирах. Иногда даже – извращённые, уродливые миры апокалиптических времён, чего, к счастью, в творчестве Виталия Челышева не наблюдается, т.к. болезнью постмодернизма он не страдает.
Композиция
Композиция у каждого из текстов, входящих в подборку, своя, но как интересную черту хочу отметить противоположность композиции первого и последнего стиха. Если в «Вариации на тему Мунка» 4 строфы по 6 строк, то в последнем стихотворении, в противовес «Вариации», 6 строф по 4 строки. Получается кольцо (опоясывающий принцип), но сделанное наоборот, с заменой мест. А если ещё учесть то, что третье стихотворение подборки представляет собой 18 строк свободного, практически не рифмованного стиха, а второе является оригинальнейшим сплавом разнообразного числа строк в каждой из строф, то впечатление прямо колдовское, в буквальном смысле – звучащий оркестр. Я вижу эти тексты даже не как простую подборку, для меня они – полноценный стихотворный цикл, потому и мой лирический анализ будет больше похож на анализ единого целого.
Средства художественной выразительности
Подробно все использованные тропы и фигуры я буду разбирать и объяснять для каждого стихотворения отдельно, здесь же просто назову авторские излюбленные, которые Виталий Челышев применяет с удовольствием и разнообразно. Из классических, самых распространённых тропов это эпитет, сравнение и метафора, т.е. тот минимум, без которого и поэт – не поэт. Из современных – аппликация, каламбур и оксюморон, два первых из которых – опять же, совершенно обязательны, но уже для тех, кто пишет в современной манере, а оксюморон встречается редко, неожиданен и тем ценен.
Из фигур – изоколон, анафора, синтаксический параллелизм, кольцо, асиндетон, зевгма и хиазм, т.е. фактически все синтаксические конструкции, связанные с повторением в определённом порядке каких-то членов предложения или собственно слов.
Это красиво, лирично и задушевно, изобретательно и оригинально, а в общем – чрезвычайно важно для художественного впечатления, ведь для него важны не только образы и лексика, но и то, как эти слова и образы расставлены, насколько тонка и воздушна ажурная синтаксическая ткань, скрепляющая всё волшебными блистающими нитями. Как лёгкая серебряная паутина, колеблемая ветром, сверкает под утренним солнцем большими перламутровыми каплями росы, так и тончайшая и стройная синтаксическая ткань особым образом (на повторении или контрасте) построенных и переплетённых предложений, с алмазами образной лексики и тропов в основании каждого перекрестия или круга, смотрится подобно чудесам естественной природы или творениям искусных рук рукодельниц.
Настоящий поэт – это художник, видящий мир как объёмную картину, в которой есть и передний план, и фон, и отдалённые группы образов и в которой отдельные яркие или мягкие, пастельные мазки сливаются в гармонии каждого отдельного предмета и в общей гармонии цельного художественного полотна. Отсюда и вытекает необыкновенная важность средств художественной выразительности для поэтической ткани, и поистине счастлив поэт, одарённый умением видеть мир художественно и искусно пользоваться всеми поэтическими приёмами, фигурами и тропами, как живописец пользуется палитрой и кистью, скульптор – молотком, зубилом и резцом, а композитор – всей гаммой человеческого голоса и изумительным разнообразием музыкальных инструментов.
Звукопись
Для звукописи подборки характерны различные вариации со звуком р, как глухие, так и звонкие, раскатистые (гр, хр, др, бр и проч.). Это не простая, а разливная аллитерация, т.е. проходящая по всей подборке. Кроме одиночных р и р с согласными, немало встречается звуковых сочетаний о+р, и чем это не говорящая аллитерация, понимаемая буквально?! Зажатость, немота противопоставляется звуку – треску, раскатистой дроби, рокотанию, приливной волне музыкальных аккордов и восторженности труб; а с другой стороны, налицо противопоставление тишины и речи, тишины и крика, ора, хрипа, рычания. Как оратай (пахарь) в старинных былинах орет (пашет) матушку-землю, так ор (хор) голосов вспахивает и будоражит ниву тишины, засевая её музыкой. Виталий Челышев играет звуками, как дети играют кубиками, а Бог – атомами, складывая миры.
Аллитерация, звукопись – мощнейшие инструменты лирического звучания стиха, звукопись не менее важна для поэзии, чем цветовые сочетания для живописного полотна. Вот почему поэт, не чувствующий звуковых сочетаний, поэтических аккордов, беспорядочно насыщающий фонетическую ткань произведения хаосом разнообразных согласных и шипящих, скрежетом негармонично соединённых фонем, разрозненными и не сливающимися в одну партитуру звуковыми единицами, очень обедняет свою поэзию, лишает её мелодии и целостной гармонии. У Челышева же стихи – звучат, и даже когда они нерифмованные, свободные – это всё равно музыка. Мало того, что его взрывные или мелодично рокочущие р, как прибой, наполняют пространство подборки – во 2-м стихотворении появляется ещё и аллитерация с «ж+и» (чем не жизнь? снова говорящая аллитерация!), а в 3-м – с «гу» (фактически – гул!).
Не встречала ничего звучнее, мелодичнее, музыкальнее во всей современной русской поэзии, посвящённой теме НЕмолчания и свободы слова.
Рифмы и ритм
По рифмам и способу рифмовки подборку можно условно разделить на:
1) три рифмованных стихотворения [способ их рифмовки – опоясывающая (кольцевая) рифма, параллельная (смежная) и перекрёстная; т.е. фактически – полноценная рифменная инструментовка] 2) и одно свободное. Точнее, не совсем свободное, временами в нём появляется рифма, параллельная (свойственная народной поэзии) и диссонансная (новомодная), но чаще рифмы нет, а ритм не постоянный, а чередуется и звучит как осовремененный белый стих.
В рифмованных стихотворениях Челышева рифма не ограничивается созвучиями на концах строк, но включает и внутреннюю рифму (где последнее слово рифмуется с каким-то словом внутри строки), и начальную рифму (где рифмующиеся слова стоят в начале смежных строк), а стандартно организованная, обычная рифма сочетается с необычной, не так давно возникшей – разноударной.
Недаром Виталий Челышев берётся в своей поэзии за масштабные и глубоко по-философски звучащие вопросы мирового плана: у него звучание, а также художественная и смысловая ткань стиха современны, всеохватны, включают наработки всей мировой поэзии, и даже рифменный строй использует все рифменные возможности, более того – подвержен творческим экспериментам. Это вам не унылая, однообразно-правильная, но ужасно скучная поэзия местного разлива, которую чаще всего приходится читать и слышать, и не дикая какафония зарвавшихся и завравшихся экспериментаторов от литературы, всё чаще звучащая на модных площадках столиц и даже областных центров. Нет, у Виталия Челышева поэзия – это океан возможностей. Возможностей слова и звука, возможностей способов построения предложений и способов рифмовки. Океан плавный, гармоничный, но при этом мощный, разнообразный и волнующийся. Не мёртвый, не застывший, но и не встающий дыбом Всемирного потопа, а красивый, смелый и летящий по законам воображения и божественной творческой фантазии.
Лексика
В лексике данной подборки по тематике можно выделить три лексических слоя –
1) слова, относящиеся к понятию «звук»:
молчание, молча, замолкло, тишина, тихо, беззвучно, обеззвучил, глухонемые, гортань, язык, звуки, голос, эхо, мычание, хрип, говорят, говори, говоруны, плачь, стон, стонет, рыдают, смех, гул, грянут, вступит, подхватит, молится, гром, рык, крик, кричи, перекричи, прокричат, треснем;
2) слова, относящиеся к понятию «музыка»:
запел, поющий, поют, пел, пой, подпевала, песня, певучий, отпевая, унисон, мелодия, барабаны, скрипка, цимбалы, гусли, бандура, пондар, кото, гамелан, рожки, литавры, гитары, звоны, настроил, партитура, мажор, мажорные, минор, паузы, спиричуэл, синкопы, кварты, терции;
3) слова, относящиеся к понятию «народ»:
гуцул, цыган, еврей, молдаванин, русские, казачья, вайнах, негры, гейша (японская), малазийский, индусы, индейцы, татары, буряты, башкиры, монголы.
Как видите, в число данных лексических единиц входят, в том числе, и профессиональные термины, имеющие отношение к музыке и этнографии:
– унисон – созвучие из двух или нескольких звуков одинаковой высоты, воспроизводимых разными голосами или инструментами; отсюда «петь в унисон» (в переносном значении) – полнейшее согласие между людьми, действующими заодно;
– вайнахи – этноним чеченцев и ингушей;
– пондар – древний щипковый инструмент вайнахов;
– гейша – японка в традиционном кимоно, с традиционной старинной причёской, развлекающая клиентов и гостей японскими танцами, пением, ведением чайной церемонии, беседой на любую тему; название профессии означает «человек искусства»;
– кото – японский щипковый инструмент;
– гамелан – индонезийский национальный оркестр и вид инструментального музицирования;
– спиричуэл – духовные песни афроамериканцев;
– синкопа – смещение акцента с сильной доли такта на слабую, то есть несовпадение ритмического акцента с метрическим;
– кварта – музыкальный интервал, один из основных консонансов;
– терция – музыкальный интервал шириной в три ступени.
Остальные музыкальные термины общеизвестны и частоупотребимы, нет нужды их объяснять.
Наличие среди лексического слоя «звуки» большого числа однокоренных слов, всех вариаций человеческих эмоций, выражаемых вслух, а также этнографической составляющей превращает подборку в звучащую симфонию Земли, в слаженный оркестр человека, животного мира планеты и даже природных стихий. Философские же мотивы, носящие метафизический характер, связывают подборку ещё и с Божественным планом сотворения всей Вселенной словом, т.е. звуком (через звучащий хаос).
Не случайно лексика всегда играла огромную роль в поэзии, насыщая, наполняя её, как сокровищницу, драгоценными камнями архаизмов, диалектизмов, неологизмов, терминов и самоцветами пословиц, поговорок и разговорных слов. Лексика – корона стиха, особенно если она естественно и гармонично сплавлена с фигурами и тропами, составляя с художественными образами единое целое, а не являясь инородным вкраплением, и подкрепляет собою рифмы (когда рифмуются самые важные по смыслу слова).
АНАЛИЗ СТИХА «ВАРИАЦИЯ НА ТЕМУ МУНКА»
Итак, начинаю с «Вариации на тему Мунка» – стихотворения, которое я поставила первым, поскольку оно может служить предисловием ко всей теме. В нём собраны главные мотивы и образы и сконцентрированно выражены основные мысли.
Молчание кричит сильнее крика.
Мычание оглохшей тишины.
Безлико. Или, может, многолико.
Рот. Углекислота. Ах, горемыка...
Глаза. А в них испуг какой-то дикий.
Вино. Вина. Вином. Вину. Вины.
В морщинах небеса. И Солнце в пятнах.
Луна стекает в мокрый океан.
Даль необъятна. Близость неопрятна.
А будущность? Она невероятна.
И эхо повторяет многократно
молчание людей, народов, стран.
Мы дышим молча. Тихо? Нет, беззвучно.
Пока в гортани не родится рык.
Плечом к плечу шагаем неразлучно.
Нам страшно. Клонит в сон. И очень скучно.
Но хрип и крик возник в движеньи кучном,
и обретёт его всяк сущий в нём язык.
Кричи, мой друг! Во сне, в лесу и в море!
Не дай сгуститься сумраку вокруг!
Кричи в любви, в поэмах, на заборе,
и в одиночной камере, и в хоре,
в мажоре, и в миноре, и в изморе...
Перекричи молчание, мой друг!
Способ рифмовки – опоясывающая рифма, причём в каждой строфе по 6 строк и рифмуются друг с другом: а) 2-я и 6-я, б) остальные 4 строки.
Стихотворение начинается с начальной рифмы, т.е. с рифмующихся друг с другом первых слов самых первых строк: молчание – мычание. При этом возникает параллельно ещё и эффект аллитерации «мч» (м+ч), сближающий смыслы этих двух слов. Таким образом, мычание как невнятный, плохо проявленный звук аналогично молчанию, а молчание рифменным совпадением и аллитерацией не просто сближено с мычанием, а уподоблено ему, сравнивается с ним даже по смыслу. И не случайно! – ведь мычит кто? стадо, а значит, те, кто молчат и со всем соглашаются, – не народ, а стадо. Вот какую важную роль могут в умелых руках сыграть начальная рифма и аллитерация!
Есть здесь также отдельная, одиночная аллитерация р (рык, сумраку, камере, неразлучно). Есть разливная аллитерация «ор», а с перестановкой согласных – «ро», передающая ор и ропот (горемыка, морщинах, невероятна, народов, гортани, родится, море, заборе, хоре, мажоре, миноре, изморе – кстати, три последних слова одновременно выделяются ещё и тем, что являются внутренними рифмами!). И наблюдается целая система взаимодополняющих и усиливающих кр (мокрый, крик, вокруг, кричи, перекричи), пр (неопрятна), тр (страшно), хр (хрип), др (друг).
Не случайно разлит по всему стихотворению и нарастающий, набирающий силу гул голосов от многочисленных гласных у (углекислота, испуг, вину, будущность, беззвучно, скучно, кучном, сущий, лесу, сгуститься, сумраку, вокруг, друг). «У-у-у-у... ро...», – воет, мычит и ропщет проснувшийся народ.
Невнятность первоначального ропота передаётся также с помощью отрывистых назывных предложений. Они сконцентрированы в первой строфе, их целых восемь.
А лексика включает как слова, передающие немоту, так и огромное количество слов, передающих различные звуки (хрип, рык, крик, эхо). «У» и «ро» воя и ропота переходит в рык, эхо разносит его вокруг и возбуждает крик и ор – ораторию мятежа. В целом от этого возникает чувство дискомфорта, хаоса и страха.
Стихотворение начинается с оксюморона – сочетания контрастных по значению слов, обычно исключающих их совместное употребление: «молчание кричит». Подкреплённый следующей далее гиперболой (т.е. преувеличением) «сильнее крика», этот оксюморон отражает скачок в сознании, после которого молчащая, покорная, запуганная масса становится взволнованным мычащим стадом. Ещё одна внутренняя рифма, идущая сразу за парой «молчание – мычание» («безлико – многолико»), как раз и показывает это внезапное превращение сплошной немой массы в толпу осознавших себя личностей. Идущие за внутренней рифмой назывные предложения передают, как нагнетается напряжение внутри людей: воющий рот, глаза, в которых застыл дикий испуг. Это ярко и образно подчёркивается синтаксическим параллелизмом «Вино. Вина. Вином. Вину. Вины»: вино, развязавшее языки, и, наконец, осознание своей вины за долголетнее прочное молчание.
Композиция продолжает строиться по законам амплификации – нагнетания художественных тропов и фигур. Вот возникает метафора: «Луна стекает в мокрый океан» – образ золотой дорожки, бегущей по морю, созвучный по ассоциации с ропотом, бегущим по толпе. Появляется изоколон, т.е. параллельное расположение частей речи в смежных предложениях («Даль необъятна. Близость неопрятна. А будущность? Она невероятна»), сопровождающийся хиазмом, где тоже совпадают части речи в смежных предложениях, но они при этом меняются местами, стоят наперекрест: «В морщинах небеса. И Солнце в пятнах». Сталкивается лексика, противопоставляемая друг другу (эхо – молчание): «И эхо повторяет многократно / молчание людей, народов, стран». Противопоставление усиливается за счёт идущего вслед асиндетона (бессоюзия) «людей, народов, стран».
Фактически данное предложение в целом по своему смыслу является алогизмом – нарушением логических связей для умышленного подчёркивания противоречия: эхо повторяет... молчание! Но ведь это молчание уже начинающих осознавать себя людей. Они уже не столько молчат, сколько напряжённо думают. Они уже видят, образно выражаясь, пятна на Солнце, видят, что святые, безгреховные, как римский папа, небеса имеют морщины, т.е. что их кумиры, идолы, вожди – живые люди и могут ошибаться, заблуждаться и заводить страну в тупик. Такое открытие просто не умещается в голове, поэтому молчание не сразу сменяется ропотом ужаса: «Плечом к плечу шагаем неразлучно. Нам страшно. Клонит в сон. И очень скучно». Но главное, что думающая толпа – это уже по определению никак не стадо: «хрип и крик возник в движеньи кучном», т.е. кучное (сплочённое) движение, как любая демонстрация, манифестация, не остаётся беззвучной, обязательно возникнут отдельные крики, постепенно сливающиеся в общий ор.
Так, отталкиваясь от удачного яркого эпитета «кучный», возникает аппликация «и обретёт его всяк сущий в нём язык» – включение известного выражения в текст стихотворения не в виде цитаты, а в качестве органически уместной детали. В данном случае аппликацией служит цитата из Пушкина, и уместна она потому, что «молчание людей, народов, стран» переходит в обретение каждым народом («языком») своего голоса. «Всяк сущий» – архаизм, означающий «каждый существующий в мире».
И завершается стихотворение строфой, построенной на приёме анафоры (единоначатия) – повторении начальных слов/слогов/звуков в рядом идущих строках: «Кричи, мой друг!» – «Кричи в любви, в поэмах, на заборе» – «Перекричи молчание, мой друг!». Причём, анафора сопровождается ещё и противоположным приёмом – эпифорой, т.е. повторением одних и тех же слов в конце смежных предложений («мой друг»). И всё это увенчивается переходом от асиндетона (бессоюзия) «в любви, в поэмах, на заборе» к полисиндетону (многосоюзию, когда все члены предложения связаны между собой одним и тем же союзом) «и в одиночной камере, и в хоре, / в мажоре, и в миноре, и в изморе».
Потрясающая амплификация! Столько использовано поэтических приёмов, столько фигур и тропов, что могучая волна народного потрясения передаётся читателю, он буквально слышит рёв толпы и треск вырываемых из заборов кольев.
Вполне возможно, что поэт мог написать так случайно. Но быть может, подсознательно он просто уловил и передал то, как возмущение долго молчащего народа начинается с невнятного, но уже грозного мычания и вскоре переходит в хрип, крик, рык и треск дреколья – стихийный мятеж. Вот чтобы не доводить положение в стране до хаоса и буйства, до разгула жестоких чувств, связанных с мщением и жаждой крови, лучше просто не бояться всегда и везде выражать свою гражданскую позицию, не молчать. А властям – не затыкать рты, не умалчивать о своих промахах и быть готовыми их исправить. Тогда можно быть спокойными, что страну не сотрясёт революция, что государство не развалится.
Так простой анализ стиха может способствовать совершенствованию умения анализировать, т.е. наблюдать, думать и делать выводы, а не просто поверхностно читать, поверхностно смотреть, поверхностно, безответственно жить, передоверяя право думать и выражать свою позицию тем, кто выше. Нет, так быть не должно. Иначе может случиться то, что произошло в стихотворении «В унисон».
АНАЛИЗ СТИХА «В УНИСОН»
Данное стихотворение, вероятно, многие сочтут критикой сталинских времён. Да, связь есть и с ними, но идея гораздо глубже, а тема – шире. Давайте посмотрим.
Тебе приснился сон, прекрасный сон,
как будто мир, признав тебя, очнулся,
над теменью кромешной покачнулся, –
и вдруг запел с тобою в унисон.
Там кости предков выстроились в ряд,
бьют в черепа свои, как в барабаны,
там твари – странны,
океаны, страны
вливаются в поющий твой отряд.
Не все подряд.
Увы, не все подряд.
Не все шагают в ногу в том отряде.
А многие поют не то, что надо,
другие не поют, а говорят,
кто молится, а кто вершит обряды.
И ты им предлагаешь выпить яду.
Все пьют. Но не работает твой яд.
Тогда ты издаёшь указ для них
о том, что изгоняешь всех чужих,
выбрасываешь мёртвых и живых,
всем справки выдаёшь глухонемых,
которым звуков издавать не надо.
И лишнее замолкло навсегда.
Но хор-то пел, пока ты отвлекался,
пел в унисон с собою – да-да-да!
С собою, не с тобой! Ты оказался
всего лишь подпевалой при других.
Хор громок. Голос твой при хоре тих.
Не он тебе, а ты ему поддался!
И нет дороги к тем говорунам,
которых ты указом обеззвучил.
Ты был собой. Ты был причастен нам.
А в хоре предсказуем ты и скучен
и вскоре подпадёшь под свой указ.
Хор потеряешь. Не найдёшь и нас...
И не со зла, а искренне любя
твой непохожий, дивный сольный голос,
я возвращаю время для тебя,
живую жизнь на месяцы дробя,
в зерно простое обращая колос.
Проснись – и говори. И пой своё.
Нет, не моё!
И не его! Другое!
Другое – потому и дорогое.
В твоём зерне грядёт твоё жнивьё.
Не спи! Нас очень часто клонит в сон.
Во сне идут, чеканя шаг, отряды.
И в этих снах нам рады, очень рады:
там плачут и смеются в унисон.
Это – уже настоящая притча. Именно поэтому она несводима к конкретным историческим временам и известным политическим деятелям. Тем более что оканчивается произведение совсем не так, как было в реальности. Руководитель хора и главный солист, отвлёкшись, теряет главную партию, и хор поёт в унисон с собою. Руководителю остаётся только подхватить их мотив либо изобрести новый.
Кто лирический герой? Здесь тоже не всё так просто. Вроде бы, руководитель хора. Но ведь речь о нём идёт во 2-м лице: «тебе приснился сон», «ты издаёшь указ», «ты им предлагаешь», так что его можно признать только главным персонажем, а рассказчик, как и в первом анализируемом тексте, – автор («я возвращаю время для тебя»), позиционирующий себя одним из всех.
В этом произведении, как и в предыдущем, тоже везде встречается «мы», «нас», «нам». Хочу заметить, что если стихотворения построены на употреблении этих слов, но нет авторского голоса, предлагающего что-то, спорящего с чем-то, призывающего к чему-то или доказывающего что-то, то в этом случае автор просто говорит от имени народа (или какой-то части общества), отражая его, а не свою позицию. Это обычный приём высказывания от 1-го лица, которым часто пользуются, чтобы отразить чьё-то мнение, поскольку так доходчивее и колоритнее звучит. Не стоит путать стихи от 1-го лица и стихи, где «мы» подкреплено прямым авторским высказыванием (здесь это «Не спи!» и «Проснись – и говори. И пой своё»).
Данный текст, написанный, как и первый, в русле неомодернизма, уже носит и фантастическо-мистические черты как произведение с метафизическим и метареалистическим уклоном. К действующим лицам относится не только руководитель хора, но и сам хор, с его согласными и несогласными, и поколения предков («кости предков выстроились в ряд»), мир населён живыми и мёртвыми («изгоняешь всех чужих, выбрасываешь мёртвых и живых»), животный мир – очень своеобразный, словно на другой планете («там твари – странны»), да и размах действий имеет планетарный масштаб («океаны, страны вливаются в поющий твой отряд»).
Композиция оригинальная (впрочем, как всё у Челышева) – 7 строф по 4 строки, 1 строфа по 7 строк, 1 строфа по 6 строк, 1 строфа по 5 строк, т.е. от нарастания к уменьшению. Так же, как сначала возникает и быстро растёт слава героя («мир, признав тебя, очнулся... и вдруг запел с тобою в унисон»), а потом сходит на нет («в хоре предсказуем ты и скучен»).
Способы рифмовки – рифма опоясывающая, параллельная и перекрёстная. Параллельная и перекрёстная возникают тогда, когда в сюжете происходят резкие перемены, т.е. смена рифмовки происходит не случайно, наобум, а в нужных местах.
Заканчивается это произведение, как и предыдущее, обращением автора, и, похоже, что тоже ко всем, кто его читает, а не только к герою сюжета. Причём заканчивается снова опоясывающей рифмой – своеобразное кольцо, только применённое к способу рифмовки.
Я заметила, что Виталию Челышеву вообще свойственно применять кольцо в широких масштабах – не только по отношению к лексике, но и по отношению к рифмам, к построению строф и т.д. У него всё базируется на том, как строит миры Бог: опоясывающий принцип, змея, заглатывающая свой хвост. И похоже, что как раз это не намеренно, а присуще самому способу мышления автора, что ещё раз доказывает то, что он поэт-философ. Этим он чем-то неуловимо напоминает мне Максимилиана Волошина, хотя поэтический голос у них совсем разный. Напоминает, скорее, не манерой – космическим охватом, высотой звучания и гражданской позицией, которые отличают Волошина прежде всего.
Какие же фигуры и тропы помогают достичь этого эффекта?
Начало ознаменовано приёмом синтаксического параллелизма (повтора) в виде эпифоры – повторяется последнее слово: «Тебе приснился сон, прекрасный сон», т.е. сразу задан темп размеренного движения. Эпитет «кромешная темень», как и в первом стихотворении («кучный»), взят из разряда народно-разговорных, фольклорных начал, что очень уместно для произведения, где речь идёт о народе. Сравнение «кости предков выстроились в ряд, / бьют в черепа свои, как в барабаны» распахивает границы сюжета, вовлекая в его орбиту всю прошедшую историю. Внутренняя рифма «там твари – странны, / океаны, страны» тоже помогают набрать ритм, а ещё – вовлечь в стихи географию планеты.
Автор снова применяет излюбленное кольцо: предложение «океаны, страны вливаются в поющий твой отряд» в следующей строфе получает неожиданное развитие: «Не все шагают в ногу в том отряде», а в последней строфе переходит в «Во сне идут, чеканя шаг, отряды» (повторяются «сон» и «отряд» – опорные слова первой части произведения).
Происходит противопоставление лексики: «поют» по смыслу противопоставляется глаголам «говорят» и «молится», поскольку положено только петь. Причём, в унисон с предводителем. Фантастическое развитие сюжета «И ты им предлагаешь выпить яду. / Все пьют. Но не работает твой яд» ещё раз опирается на приём эпифоры, и далее следует переход ко второй части, где опять происходит смена системы рифмовки. Первые четыре строки длинной 12-строчной строфы благодаря применённой смежной (параллельной) рифме звучат отрывисто и бодро, как слова наглого, глупо-бодряческого и фантасмагорического приказа:
о том, что изгоняешь всех чужих,
выбрасываешь мёртвых и живых,
всем справки выдаёшь глухонемых,
которым звуков издавать не надо.
Здесь первые четыре строки основаны ещё и на фигуре речи, называемой «зевгма», когда слово или словосочетание, образующее в предложении однотипные синтаксические конструкции-сочетания с другими словами, употребляется только в одном из этих сочетаний, а в других опускается. В данном случае это относится к словосочетанию «издаёшь указ для них о том, что», после которого идёт перечисление однотипных конструкций «глагол + прилагательное во множественном числе». Словно на утренней поверке в фашистском концлагере, где людей делили на тех, кого пока оставляют в живых, и на тех, кого посылали в крематорий, предводитель хора присваивает стоящим перед ним в бессчётных шеренгах людям звания «свой – чужой», или «мой – не мой». В связи с этим я трактую и слово «немой» («глухонемой») именно так, как думает, дорвавшись до руководящей должности, политик об избирателях: кто «не мой» (имеет отличные от моих взгляды), тот «немой», лишённый права голоса. Чужие вышвыриваются за борт жизни с волчьими билетами – справками «глухонемых, которым звуков издавать не надо». Это тоже вызывает ассоциацию с 30-ми годами ХХ века: жёлтые нашивки жителей еврейских гетто или (у нас в 1918–1936 гг.) – введение понятия «лишенец» (лишённый права избирать). Характерна и аллюзия на массовое сжигание или просто уничтожение запрещённой литературы – именно так можно трактовать строки «выбрасываешь мёртвых и живых, всем справки выдаёшь глухонемых», ведь выражение «выбросить мёртвых» может относиться только к запрещённым произведениям писателей прошлого.
Следующие за этим четверостишием строки круто меняют ход сюжета. Отсюда снова замена системы рифмовки (на перекрёстную) и применение новомодной, но не до конца ещё утвердившейся в русской поэзии разноударной рифмы (здесь она ещё и неравносложная, с раздвижением: «надо – навсегда – да-да-да»). В трёх из рифмующихся слов первое имеет ударение на 1-м слоге, остальные – на последнем, причём во 2-м между первым и последним слогами первого слова вклинивается ещё один слог (это и называется раздвижением), а третье состоит из повторений последнего слога. Это не просто эксперимент, это революционно. Но революционен и ход событий!
пел в унисон с собою – да-да-да!
С собою, не с тобой!
Обратите внимание на ещё один синтаксический параллелизм («пел, пока ты отвлекался, пел в унисон») и противопоставление «С собою, не с тобой!», в смежных строках дополненное ещё двумя: «Хор громок. Голос твой при хоре тих. / Не он тебе, а ты ему поддался!». Здесь хорошо видна и симплока (синтаксический параллелизм в смежных строках или в одной строке, у которой одинаковые члены предложения стоят в начале и конце, и отличается только середина): «Хор громок. Голос твой при хоре тих».
Система рифмовки словно растерянно прыгает, меняясь то на опоясывающую, то на параллельную, то на перекрёстную, но это обосновано – совершенно так же растерянно прыгает голос бывшего предводителя, ставшего «подпевалой при других».
«И нет дороги к тем говорунам, / которых ты указом обеззвучил» – перестав быть руководящим и направляющим, предводитель не сможет остаться в истории даже как публицист, его труды и сочинения не будут перечитывать.
И опять идёт перелом сюжета. «Ты был собой. Ты был причастен нам», – с сожалением вздыхает анафора.
твой непохожий, дивный сольный голос,
я возвращаю время для тебя.
Анафора «Ты был» и эпитеты «непохожий, дивный сольный» подчёркивают то, что у того, кто заставил всех петь в унисон, были интересные, уникальные черты, которые нельзя просто так отвергнуть и забыть. Ведь это он первым спел так, что очаровал и повёл за собой весь мир. И ему стоит вернуть право на собственный голос. Но – именно на собственный, а не руководящий.
Нет, не моё!
И не его! Другое!
«В твоём зерне грядет твоё жнивьё», – предсказывает автор. Это анафора (или, скорее, просто изоколон), построенная на принципе симплоки. В начале и в конце повторяется конструкция «твоя + существительное», в середине эти две конструкции разделяет глагол. Но это ещё и предсказание будущего, где, очищенное от личных черт нетерпимости и подозрительности каких-либо руководителей, излишней жестокости и насильственного сужения кругозора народа, зерно прекрасной песни единения сможет превратиться в прекрасный посев совместного труда на благо всех и широкого развития возможностей, заложенных в человеке. Фактически – это произойдёт в обществе, лишённом несправедливого распределения продуктов всеобщего труда.
Не устаю удивляться богатству возможностей, заключённых в фигурах речи русского языка, и тому, как блестяще, виртуозно дирижирует ими маэстро философской поэзии Виталий Челышев. Они у него буквально вспархивают с дирижёрской палочки.
«Другое – потому и дорогое», – такой внутренней рифмой, похожей на стопроцентный, прекрасный афоризм, подводит автор нас к тому, что он хотел сказать, к главной идее произведения. Безошибочный приём, кстати, – оформлять идею в виде поэтического афоризма! Срабатывает на все сто и разлетается в народе как крылатая фраза.
И завершается всё кольцом, где снова возникают «сон» народа и шагающие «в унисон» «отряды» – повторяющаяся лексика словно предупреждает: «Не спи!», иначе история повторится. Недаром «нас очень часто клонит в сон» – ведь гораздо легче жить, пользуясь чужими прописными истинами, не ломая голову, не терзаясь анализом и выбором. Просто слепо доверившись тому, что в данный момент «всеми» (т.е. большинством, ведь инакомыслящих всегда ничтожно мало) принимается за истину. Слава тому-то! Долой того-то! Идём в туда-то! ...и окажемся – вы сами понимаете, где. В очень круглом и тёмном месте...
ЛИРИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ СТИХА «ХОР»
Я ещё скажу в конце анализа всей подборки насчёт её центральной идеи и обращу ваше внимание на неслучайность дат, стоящих под каждым из четырёх текстов. Они разные. И имеют прямое отношение к реальной истории. Потому и написано поэтом именно тогда и именно по теме НЕмолчания. А пока – стихотворение «Хор» и его лирический анализ.
Плачь, скрипка гуцула,
плачь, скрипка цыгана,
плачь, скрипка еврея,
ударь по цимбалам своим, молдаванин певучий,
и русские гусли мажорные горько рыдают,
и стонет бандура казачья, своих отпевая.
Настроил свой пондар вайнах, но повысохли слёзы –
и только огонь затаённый: то битва, то нежность.
И грянут спиричуэл чёрные-чёрные негры,
а гейша на кото подхватит мелодию эту.
И вступит без пауз в неё гамелан малазийский.
Индусы, индейцы, татары, буряты, башкиры...
Сквозь ветер степной прокричат свою песню монголы.
У всех языков обнаружится там партитура.
А с ними рожки и литавры, гитары и звоны.
А в них то ли стон, то ли смех, то ли гул похоронный.
Осветится звуком Земля – и опять освятится.
А хор пролетит над Землёй, как свободная птица.
Что это за музыкальный поток, увлекающий вас в бессознательное восприятие поэзии? Вы даже не прислушиваетесь к словам и смыслу. Всё плавно колышется, ходит волнами. Вас несёт по течению. Анафоры плача («Плачь, скрипка гуцула, / плачь, скрипка цыгана, / плачь, скрипка еврея») сменяются на перекаты изоколонов – быстрых горных речушек, сбегающих вниз по самоцветным камешкам однородного состава (построения). Глагол + существительное (музыкальный термин). И снова глагол + музыкальный термин. И опять... Рыдают русские гусли, стонет казачья бандура, настроил свой пондар вайнах (этноним чеченцев и ингушей), грянули духовные песнопения-спиричуэл чёрные негры, подхватила мелодию гейша на кото, вступил в хор малазийский гамелан, прокричали свою песню монголы. «Индусы, индейцы, татары, буряты, башкиры... / У всех языков обнаружится там партитура», – прокатился асиндетон всеохватного, бесконечного бессоюзия, подразумевающего всех.
Там – это на нашей родной Земле: «хор пролетит над Землёй, как свободная птица». Сравнение, перерастающее в символ. Символ свободы, свободного голоса. Собственного голоса. В конечном итоге – свободы слова.
Свой независимый, индивидуальный голос должен иметь каждый народ. Свою музыкальную культуру. Свои музыкальные инструменты. Свои поэтические традиции и, наконец, язык и историю. А как же! История – тоже неотъемлемая часть народной культуры, как её ни стараются с пеной у рта превратить в политическую проститутку очередных властей национальные политиканы. А их сейчас немало в любой стране – идёт Армагеддон, крушатся нравственные устои человечества, всё святое объявляется отжившим, все демоническое лидирует по популярности как любимый тренд. Но разве смирится с этим душа народа, суть его, остающаяся в сознании и передающаяся в легендах и сказаниях, былинах и классической литературе, в воспоминаниях наших бабушек и дедушек, наконец – что немаловажно, – в отважно гуляющих по сети Интернета современных голосах, будь то пост, комментарий, стих, рассказ, статья?..
Ну и пусть фольклор и классическую литературу не изучают, а «проходят». Ну и пусть воспоминания дедов и прадедов считают отстоем и верят в переписанную историю. Ну и пусть православную и общечеловеческую гуманистическую мораль засмеяли и «опустили» оголённые девы, лихо отплясывающие в церквях, захватившие весь эфир двусмысленно-слащавые, блондинистой ориентации шоумены от эстрады и матюкающиеся рэперы. Это то, что всплывает наверх всегда и везде. Потому что всегда и везде ценится и поддерживается то, что легко внедряется в голову. Но что легко, то и легковесно. А что легковесно, как пушинка, соринка, слетевшая с оперения Птицы культуры, – то и останется со временем внизу, как обычный сор. Хлам, не стоящий внимания и памяти. А вечное, истинное, народное – остаётся. То, что не подвергается переписыванию в угоду очередным революциям и политическим паханам.
«Повысохнут слёзы», – совсем, как в народной песне, тонко и лирично обещает «Хор» Виталия Челышева. В душе народной есть всё: «огонь затаённый: то битва, то нежность» – так, на эпитете и анафоре, как на простой и мудрой истине, задерживаются и сплетаются в многоголосии все народы и языки перед тем, как
А с ними рожки и литавры, гитары и звоны.
А в них то ли стон, то ли смех, то ли гул похоронный.
Что вызывает наше время? Стон. Но и смех. И гул похоронный. И страшное становится смешно и уродливо, словно фарс, в который превратилась повторившаяся националистическая и шовинистическая трагедия. Это смех, комедия, но, тем не менее, комедия сквозь слёзы и с гробами. И надо перетерпеть и очиститься – «освятиться»: «Осветится звуком Земля – и опять освятится», – утверждает прямая и честная симплока. И вот тогда над нами взовьётся символом многоголосия и свободы библейский голубь. Он всегда прилетает с масличной ветвью мира и гармонии на землю, освободившуюся от потопа псевдокультуры и псевдоистории, от поноса и авгиевых конюшен национализма. И снова свободно запоют гулы гуцула и оры рожков. И «ура» бурятского эпоса, русских гармоней и казачьих бандур никогда не будут пытаться перекричать и заглушить друг друга. И ещё одна аллитерация, встречающаяся в тексте, тоже не случайна – это Инд «индусов, индейцев...», которые вошли в перечисление. Но это и Индрик-зверь древнеславянского эпоса, единого для тогда ещё не отделившихся от общего Древа русских и украинцев.
Хоры – похороны, да превратитесь вы в хоры хоровода от избытка любви и согласия и от слова «хорошо». Пусть будет хорошо всем!
АНАЛИЗ СТИХА «ЖЕРНОВА»
Но бывает ли хорошо всем там, где странами правит с помощью надсмотрщиков – политиков национальных элит – немногочисленная негосударственная и даже вненациональная группа мировой элиты – самых крупных олигархов Земли? Что им до наций, из плоти которых они вышли и к которым якобы относятся! Они давно презрели понятия, не относящиеся к деньгам и способам обогащения. Культура? Плевать. Мораль? Плевать. Законы? Плевать. Религия их собственного народа? И на неё наплевать. Они лишь «делают вид», а на самом деле – делают деньги. На всём. На моде. На музыке. На картинах. На книгах. И на религии, да. И на политике.
А вы думали, депутаны представляют вас? считали их слугами народа?
А вы думали, перформансы, акционизм, музеи современного арта – короче, самое «передовое» современное искусство заменило и заглушило в людях тягу к красоте и гармонии потому, что просто живопись и скульптура, не уродливые, не искажённые, – это отстой? Но даже в Википедии, пропагандирующей только то, что в данное время возведено в ранг «истины», и то открытым текстом стоит:
«Виды перформанса:
1. Экзистенциональный перформанс. Характерной особенностью данного вида является стремление к крайнему проявлению тактильного садизма, активная подвижность и продуманный сценарий, выраженный в жёсткой фиксации конца.
2. Концептуальный перформанс. Создание жёстких пародий на социальные, политические и идеологические темы, нарушение общественных норм посредством нарушения общественных границ личности».
Вы думали, вседозволенность нарушения моральных норм, засилие рекламы, шоу, музыки, фильмов и книг, построенных на насилии и сексе, т.е. фактически антикультура, – это ново, смело и круто? Но пропаганда насилия и вседозволенности – не игрушки, как кому-то может показаться: то, что видишь и слышишь изо дня в день, чисто подсознательно способно в вас впитаться и когда-то выйти из-под контроля. По крайней мере, в отношениях детей и взрослых становится всё меньше близости, тепла, понимания доверия, уважения. А секс в качестве антонима к словосочетанию «любовь и семья» – к чему как раз и приводит лезущая в глаза и уши мировая пропаганда разврата – это не «просто круто!», это «просто» смерть семьи как основополагающего, прочного атома, из которого строится государство. Если мы не сможем уживаться с самыми близкими людьми, как вообще мы собираемся выживать в стране, кому сможем доверять, с кем делиться радостями и бедами, кто ради нас пойдёт на всё? Если постоянно рекламировать женщину только как красивый фасад, новые поколения так и будут воспринимать её – как игрушку, собачку, домашнее животное, да и сами женщины будут стремиться выгоднее себя продать. Разврат развлекает, отвлекает от действительных проблем и нагружает человека внутрисемейными разборками, чтобы ему было, чем заняться после работы, чтобы он не парился над размышлениями и анализом того, как управляется страна и почему всё так плохо.
А вы думали, эстрадники с женскими замашками, ведущие себя, как блондинки, свобода ориентации и отношений – это стильно? Ан нет, это выгодно. Не для людей – для мировой элиты. Так же выгодно, как выгодно засилие секс-рекламы или моделей в унисексе на показах мод. И противоречия в этом нет, одно дополняет другое и служит той же цели. Чем меньше детей, тем меньше людей в «ненужных» странах. А ведь как раз этого, в конечном счёте, и добиваются мировые «кукловоды». В том числе с помощью генно-модифицированных продуктов, числящихся, тем не менее, «без ГМО»; экспериментальных бактериологических лабораторий, откуда расползается зараза; обязательных для учащихся уколов завезённых неизвестно откуда лекарств, которые потом влияют на воспроизводство; умно организованных цветных революций, внутренних национальных конфликтов, гражданских войн; проплаченного переобучения – по единым канонам Фонда Сороса – всей своры масс-медиа разных стран, нагнетающих истерию и психоз, и т.д.
Поменьше людишек нужно, поменьше! Особенно в «мешающих» государствах. Пусть вымирают, или презирают свою страну и доят её при первой возможности, или выезжают торговать собой и своими умениями, ведь чем больше будет предложения рабочих рук, тем меньшую плату им можно назначить.
Всё это, от унисекса и перформанса до масс-медиа и «майданов» – звенья одной цепи. И «наши с вами» идеи и представления взяты из ИХ Сети. И «наши с вами» предпочтения и вкусы образованы на ИХ понимании свободы. Свободы нарушать границы личности навязчивой рекламой, организованным вбросом ложной информации по всем информационным каналам, сливанием персональных данных операторами Сетей, массовой прослушкой, наконец, моральной и физической травлей «не таких». Свободы расшатывать и разрушать общественные нормы, границы морали и семейные ячейки. Свободы предавать и продавать, потому что, по ИХ мнению, предать и продать можно всё, если это выгодно. Свободы провозглашать титульные нации и один язык. Свободы ставить своих послушных президентов и купленных политиков. Свободы свергать власть и устраивать войны и конфликты в «крайних» государствах, находящихся на границе с независимыми, которых голыми руками не возьмёшь и требуется обходной манёвр с привлечением сговорчивых соседей.
Ненужные страны. Ненужные поколения. Да-да, и поколения «за 50» – это тоже лишнее. Они слишком культурны и образованы. Они слишком многое помнят и умеют анализировать. Нужно их «вымереть». Хоть современной медициной, хоть социальными пенсионными реформами, хоть просто игнорированием их нужд и влечений. Потому что никто не будет ставить в эфир музыку, которую просит их душа. Потому что никто не будет показывать по ТВ фильмы, по которым они ностальгируют. Потому что их собственные внуки, воспитанные «по Соросу», будут их презирать, мысленно налепив им на лоб ярлык «старый дурак». А если утеряна связь поколений и не с кем разделить интересы и увлечения, не от кого получить внимание и понимание, старики ох как быстро вымирают! Даже не от болезни сердца – просто от недостатка душевного тепла. Это не метафора – научный, уже доказанный факт.
И вот вам – «Жернова», вещь короткая и хлёсткая, притча-предупреждение всем «кукловодам».
Мы жернова. Мы мелем всё подряд.
Мы время трём между землёй и небом.
Родители муки. Предтечи хлеба.
Наш труд – уже не труд, уже обряд.
Мы чёрными встречаемся с бедой.
Мы просто камни в засуху и голод.
Мы нищие, когда сквозь зимний холод
ребёнок руку тянет за едой.
В дни тёмные бывает невдомёк,
что новый мельник не зерном нас кормит –
он чьи-то мысли хочет упокоить
и пыль от них сметает за порог.
На долгом этом каменном веку
сквозь гром синкоп, гламурных кварт и терций
прониклось наше бьющееся сердце
той мукой, что ушла потом в муку.
Мы треснем этим мельникам назло.
Не выход. Но другого мы не знаем.
Мы разлетимся звёздами над раем
той мельницы, где есть добро и зло.
Пусть новый камень, глуп и терпелив,
трёт время меж землёй и нашим небом.
Мир хочет хлеба. Мир заждался хлеба.
Пусть будет хлеб – горяч и справедлив.
Притча гражданская и космогоническая. «Мы», взятое в масштабе кольцевой анафоры и отражающее всех, кто трудится и всё равно остаётся нищим: «Мы жернова. Мы мелем всё подряд. Мы время трём между землёй и небом» в 1-й строфе и «Мы треснем этим мельникам назло... Мы разлетимся звёздами над раем» в предпоследней. И в этой притче речь тоже идёт от лица автора, отождествляющего себя с народом и признающим за собой право озвучивать его беды, но принадлежащим к породе активных мыслителей, которые не ограничиваются только наблюдательной позицией. Их роль, как и роль автора в этой подборке, как роль всей сознательной интеллигенции, – подытоживать и словесно оформлять проблемы в стране и мире и предлагать варианты решений. «Прониклось наше бьющееся сердце / той мукой, что ушла потом в муку», – признаётся автор. Каламбур, основанный на омонимах с ударениями в разных концах слова. То, что словосочетание «мука – мука» уже не раз обыгрывалась другими поэтами, роли не играет и весомости каламбура не понижает, потому что крылатые фразы и пословицы тоже использовались не раз, но обыгрывались всеми по-разному.
Герои стихотворения противопоставлены друг другу, они непримиримые антагонисты. «Мы» – те, кто «чёрными встречается с бедой... в засуху и в голод. Мы нищие, когда сквозь зимний холод ребёнок руку тянет за едой». «Мельники», «новый мельник» – явный намёк на т.н. «новых русских», как обобщённо называют национальные элиты в славянских странах постсоветского пространства. Т.е. олигархи, либералы и вся правящая верхушка. «Мы» и «мельники» находятся на разных этажах общественного здания. Мельники «кормят» народ тем, что дают ему работу. Народ «глуп и терпелив». Метафора «Родители муки. Предтечи хлеба» и анафора, оформленная как изоколон («Наш труд – уже не труд, уже обряд»), показывают такую интенсивность труда, когда все физические силы буквально «уходят в муку».
Это и есть знаменитая потовыжимательная система, которую мы выбрали, потому что она даёт возможность всем людям с собственнической, накопительской жилкой и предпринимательским талантом (а таких в человеческом обществе большинство) его применять и развивать. Другое дело, что обычно немалая доля ринувшихся в океан возможностей пробовать свои силы быстро оказывается на дне. Побеждают сильнейшие, а остальные переходят из мелких бизнесменов в разряд продающих рабочие руки или мозги и на себе испытывают прелести выбранной социально-экономической формации.
Наивные и терпеливые начинают играть в выборы, надеясь, что новые президенты и депутаты спасут их от разорения и нищеты. Но выбирать не из кого. Все кандидаты – ставленники тех или иных олигархов, все ведут в ...опу и НАТО. Недаром в соответствии с законом об избирательном праве в кандидаты могут попасть только имеющие несколько миллионов на проведение предвыборной кампании. Т.е. уже сам закон недемократичен. Не миллионеры даже в список кандидатов попасть не имеют никаких шансов, если за ними не стоят олигархи, а значит, наше право голосовать – фикция.
Те, кто, как автор, перерос эти пелёнки лжедемократии и псевдовыборов, понимают, что можно «треснуть» и «разлететься», но так и не дождаться никаких реальных улучшений, однако и выхода они не знают, т.к. насилие – «не выход». Зато понимают, что гнев уже сносит крышу и от него не поздоровится и мельникам. Тот, кто «в дни тёмные... чьи-то мысли хочет упокоить и пыль от них сметает за порог» (метафора, образно выражающая подавление инакомыслия в якобы-свободном буржуазном обществе), лишь на время оттягивают взрыв «громом синкоп, гламурных кварт и терций» (аллегория, выраженная музыкальными терминами и намекающая на шоуменов и эстраду), а на самом деле сами подогревают обстановку и накачивают пар.
Автор не указывает путь. Но настойчивой анафорой, выражающей требования народа («Мир хочет хлеба. Мир заждался хлеба») он стучится в сознание «мельников» (олигархов), пытаясь пробить броню глухого равнодушия. Иначе, если они останутся «на своей волне», не слыша крика, как на картине Эдварда Мунка, накопившийся пар найдёт выход, уже не признавая никаких ограничительных рамок. Подбором эпитетов в заключительной строке («Пусть будет хлеб – горяч и справедлив») строится аллюзия, отсылающая ко временам «равенства и братства», где справедливость требовала немедленного возмездия.
Под первым и последним стихотворениями подборки стоит один год: «Жернова» – июнь, а «Вариации на тему Мунка» – декабрь 2013 года. Настоящий поэт всегда хоть немножко пророк, Виталий Челышев – не исключение. В июне он чувствует напряжение накопившегося пара – а в декабре, когда народ Украины начинает потихоньку кипеть, он образно рисует картину пробуждающегося сознания, когда долго молчавший народ обретает голос. «В унисон» – апрель, «Хор» – июль 2014-го. В них Челышев словно предупреждает, чтобы мы не спали, иначе нас опять загонят в безгласное стойло (что, похоже, у них получилось), и рисует картину будущего, к которому стоит стремиться. Вот только, жаль, ни он, ни ситуация не оставляют нам выбора, отличающегося от развязки в «Жерновах», хотя насилие не приводит к всеобщему мгновенному счастью, а порождает новое насилие.
ВЫВОДЫ
Учитесь анализировать, дорогие мои собратья! Жизнь не настолько простая штука, какой её порой хочется видеть, и нас слишком часто принимают за рабочий материал, которым можно без проблем манипулировать. В ком спит сознание, манипуляции подвергается совершенно незаметно для себя. Поскольку современные кинофильмы и книги не предоставляют возможности чему-то научиться и вырасти над собой и являются развлекательной жвачкой для ленивых мозгов, то имеет смысл читать в Интернете современных авторов философско-гражданского звучания, которые умеют совмещать свой взгляд на человеческое общество изнутри с мировым ракурсом и планетарным охватом, не замыкаясь в искусственном национальном домике. У человеческих проблем одни корни – они повсюду, а в родной почве – лишь их ответвления. Вот чтобы это понять, и нужно научиться анализу умных, толковых произведений, умению размышлять и жить хоть немного ответственнее. Недаром Творец оставил нам свободу воли: нужно думать (тщательно) и действовать (взвешенно), а не жить пассивным овощем; нужно учиться слышать и понимать друг друга, а не замыкаться и разъединяться; и совершенно необходимо уважение в отношениях между людьми. Если ты человека уважаешь, ты его не разведёшь, как лоха, не продашь, как вещь, не повернёшься к нему спиной, игнорируя как куклу.
А если ваш выбор – продолжать плыть по течению туда, куда направляют, если вы считаете, что указанное направление к новомодным ценностям самое правильное и вы его выбрали самостоятельно и осознанно, – никто не сможет вам помешать. Вы так решили. Но не закрывайте рты другим. Даже птица имеет право на свой голос, тем более – человек. Хотя бы просто чтоб спокойно высказаться, а не взорваться. Для того Творцом и дан каждому голос неповторимый, оригинальный, дан внутренний мир, непохожий ни на чей другой, индивидуальные переживания и эмоции и градус их закипания, способ мышления и уникальные фантазии. Не всё измеряется деньгами. Мы – миры. Давайте соответствовать этому.
12–24.04.19 г.
© Светлана Скорик, 2019 г.
Статья опубликована, защищена авторским правом. Распространение в Интернете запрещается.
С. И. Скорик. Школа позии, 2019