Новинки: о духовном

Люблю писать о современной поэзии, поэзии разнообразной – и классической, и новаторской, на разные темы. Поэзия духовная и философско-религиозная занимает в моём сердце особое место, и когда я вижу достойный сборник, всегда отзываюсь. Поэтому не могу промолчать об очень интересной новинке – о литературном альманахе Международного фестиваля искусств «Звезда Рождества-2020».

Прежде, чем приступить непосредственно к независимому анализу всех подборок альманаха, сначала вкратце расскажу о том, как прошёл фестиваль и чем он отличался от тех, что были в предыдущие годы. Фестиваль «Звезда Рождества», состоявшийся в Запорожье 24–26 января, во многом оказался особым. Но одно в нём осталось неизменным – воодушевляющая и окрыляющая атмосфера творчества, добра, радости и стремления к высокому духовному началу.

Гала-концерт проводился в актовом зале Классического Приватного Университета при, мягко выражаясь, не слишком большом наплыве народа, т.к. совпадал с Татьяниным днём и днём памяти Владимира Высоцкого. На эту дату приходилось несколько городских мероприятий, что чрезвычайно раздробило потенциальную зрительскую аудиторию. Однако это ничуть не умаляет общеизвестного интереса народа к «Звезде Рождества» и популярности фестиваля среди горожан и иногородних, в дальнейшем он опять может собирать полные залы.

Гала-концерт впервые провели без духовного вступления со стороны Запорожской епархии УПЦ – раньше его всегда открывал Высокопреосвященнейший Владыка Лука и лучший православный хор Запорожья. На этот раз бессменному организатору «Звезды Рождества» протоиерею Вячеславу Власенко пришлось одному справляться с задачей духовного попечительства. Никто не остался без его отеческого внимания, доброго напутствия и благословения, для каждого было найдено именно то слово, которое хотелось унести в своём сердце. Но среди участников и зрителей обычно не последнюю часть составляют прихожане, которым, конечно, хочется услышать обращение самого Владыки. Будем надеяться, что в следующем году обстоятельства не смогут препятствовать тому, чтобы Церковь, как и прежде, сказала своё слово в защиту духовных ценностей и культуры и продемонстрировала единство с теми, кто несёт проповедь в народ посредством духовной поэзии и музыки.

Впервые вела гала-концерт не Анна Киящук – известный всем запорожцам лауреат многочисленных международных конкурсов авторской песни, – а юная студентка Кристина Арабаджи, победительница ежегодного конкурса чтецов. Делала она это очень достойно, и было приятно слышать её выразительный голос, видеть милую улыбку, далёкую от официоза. Эта скромная девушка вносила струю свежести и одухотворённости в, казалось бы, привычный ритуал представления авторов.

Было ещё много чего «впервые». Впервые альманах успели выпустить к фестивалю, чтобы потом не морочиться с рассылкой, и оформляли на двух языках, украинском и русском. Впервые он вышел с совершенно новой обложкой, на которой прекрасный рисунок Анастасии Никифоровой – ангел-берегиня фестиваля с пшеничными косами, детскими веснушками и с фонарём в руке: наверное, чтобы отыскивать таланты в человеческом море. Новой было и оформление грамоты, которой награждались участники: чёткое, классически стройное, воздушное и выразительное. Впервые на концерте была видеодемонстрация лучших художественных фотографий с фотоконкурса фестиваля; кроме того, выступление членов жюри сопровождалось их фотографиями на экране.

И впервые у нас выступил удивительный украинский фольклорный хор «Кралечки» под руководством Татьяны Горюшиной, буквально покоривший и зрителей, и самого о. Вячеслава, который, нарушая все строгие ограничения регламента и ломая установленный график выступлений, просил коллектив от имени всех нас петь ещё и ещё. Это было просто феерично! Огромное спасибо всем талантливейшем «кралечкам» и их единственному, очень представительному и усатому, мужчине за то, что так наглядно увлекли наши души в яркую стихию народной песни и одарили незабываемым праздником.

Не могу не восхититься и другими музыкантами и музыкальными коллективами, которые выступили на гала-концерте:

– это протодиакон из Киева Николай Лысенко, внук знаменитого композитора, удививший всех чистым и мощным голосом и прекрасной, совершенно современной песней о любви на слова своей жены – лауреата нашего фестиваля Марго Гейко;

– игравшая на арфе Дарья Ангеловская с чистым и звонким голосом;

– очень интересное трио «Акварель» из Днепропетровска (Виктория Славинская, Максим и Ольга Бережные), у которых, кстати, только что вышел аудио-диск с весёлыми детскими песнями, но которые на концерте исполняли песни серьёзные и мудрые;

– Татьяна Лаврик, прекрасно исполнившая песню Булата Окуджавы;

– прелестная и талантливая 14-летняя Елизавета Воржанская, которой хочется от души пожелать успешных выступлений и зрительской любви;

– профессиональный музыкант донецкого оркестра Павел Талаболин, который у нас выступил в жанре авторской песни, а также, по праву дипломанта поэтического конкурса фестиваля, читал стихи из своего недавно опубликованного очень интересного и самобытного поэтического сборника «Следы» – сборника, словно пропитанного музыкой и поющего;

– судья музыкального конкурса фестиваля, член музыкального коллектива «Ля Шансон» из г. Сумы, Сергей Городничий;

– ну и, разумеется, непременный участник «Звезды Рождества» – уникальный ансамбль «Джива он-лайн», который можно слушать до бесконечности, и его руководитель и солист о. Вячеслав Власенко, среди поэтической и музыкальной тусовки больше известный как Радислав Гуслин, с совершенно потрясающим голосом, исключительной задушевностью и огромным талантом композитора, поэта и музыканта.

Полностью обновился и состав поэтического жюри фестиваля. На этот раз его председателем был Олег Озарянин (Антонюк) из Житомира, а членами – Виталий Ковальчук (Харьков), Инесса Доленник (Кривой Рог), Людмила Некрасовская (Днепр). Все – авторы известные, очень сильные и яркие, с большим поэтическим мастерством и опытом оценивания. Перед гала-концертом как раз прошли презентации поэтических новинок – сборников Олега Озарянина «Невблаганні», Виталия Ковальчука «Культурный код» и Людмилы Некрасовской «Заглянуть за горизонт», подтверждающих высоту и оригинальность их поэтического голоса, огромную эрудицию и щедрую душу, откликающуюся на все тревоги и радости человечества.

Отдельно надо сказать о потрясающем проекте дипломанта поэтического конкурса «Звезды Рождества» Татьяне Мелиховой из Кривого Рога, который она ведёт вместе с Инессой Доленник и Ириной Бугаевой, – о международном культурологическом альманахе «Символ», вобравшем в себя не только современную поэзию и прозу на украинском и русском языках, и не только переводы, детские сказки и критические статьи о современной литературе, что иногда встречается и в других альманахах, но исследования буквально всего, что входит в понятие «культура», и чему только не посвящённые! Это уникально, это интересно, это достойно, и в это хочется погрузиться буквально с головой и читать-читать... и трубить всему свету. Если, конечно, вам повезёт и вы сумеете это литературное чудо приобрести, а мне, увы, удалось только пролистать и наспех просмотреть – иначе бы я рассказала подробнее и увлекательнее, а может быть, даже в отдельной статье.

Яркими и озаряющими душу выступлениями запомнились многие участники концерта:

– удивительно одарённая Юлия Стыркина (Полтава);

– юная и потрясающе глубокая и духовная Анастасия Сорокина (Днепр);

– романтичная и утончённая Марго Гейко (Киев), покоряющая не только поэзией;

– постоянный и верный участник фестиваля, его «зажигающая» звёздочка Ольга Лебединская (Рэна Одуванчик) из Днепра;

– сохраняющая в своей поэзии всю полноту и сокровенность украинских народных традиций Валентина Чепурко.

Не могу не поблагодарить:

– за многолетнюю поддержку в проведении фестиваля и издании альманаха Высокопреосвященнейшего Луку, митрополита Запорожского и Мелитопольского,

– за прекрасную организацию фестиваля – о. Вячеслава Власенко и его верную и преданную команду неутомимых помощниц – матушку Веронику Толаболину, Ирину Демчук и матушку Ирину Шевченко,

– а за очень быстро, к самому фестивалю вышедший альманах – издателя Олега Никофа (Фёдорова) и его «Друкарський двір» и отдельно – Анатолия Воронова, с которым я уже не впервые сотрудничаю. Именно в его поэтической серии «Многоцветье имён» в прошлом году вышла книга духовных стихов Екатерины Литвиновой (Лики Светлой), изумительной подборкой из которой завершается альманах «Звезда Рождества» – на такой вдохновляющей, мощной и радостной ноте и следовало закончить его многоцветную мелодию.

Впервые я присутствовала на фестивале не как председатель жюри, не принимала никакого участия в конкурсе, предшествовавшем фестивалю, и не я составляла альманах – только вычитывала вместе с Анатолием Вороновым уже готовый макет перед публикацией и посоветовала заменить кое-какие произведения и уточнить формулировки награждения. Зато я смогу оценить и поэтический конкурс, и альманах взглядом со стороны – доброжелательного, но независимого, честного и откровенного критика. Критику любят не все, но, как сказано в одной очень хорошей книге, самодовольство – не лучший советчик.

Итак, как же проводился литературный конкурс «Звезды Рождества» в предыдущие годы? Раньше каждый участник конкурса мог рассчитывать, что его подборку не просто прочтут, а выделят самые сильные стороны и укажут на наиболее характерные ошибки. Так автор получал мнение о своём творчестве со стороны авторитетного жюри и проходил виртуальный мастер-класс; переписка с автором происходила прямо на сайте фестиваля под его подборкой. Члены нового жюри оказались, к сожалению, очень занятыми людьми и просто не имели возможности вести какую-либо переписку.

Нам, прежнему составу жюри, казалось, что достаточно отобрать лауреатов как самых достойных и перспективных духовных авторов, не разграничивая на гран-при, 1-ю, 2-ю и 3-ю степени дипломов и вообще не ограничивая себя каким-то числом, ведь раз на раз не приходится, и на один фестиваль приходит много очень сильных стихов (которые жаль не отметить по заслугам), а на другой – меньше. Дипломантами же (но каждый – за что-то своё, причём в разных номинациях: проза, стихи для детей, тексты песен, юмор и др.) становились все, кто достаточно ярко выделялся на общем фоне и писал не ниже хорошего, зрелого уровня. Кроме того, для нас было важно, чтобы в альманах вошло всё интересное, независимо от того, попал ли его автор в число победителей вообще.

Новое жюри решило пойти по традиционному пути всех современных фестивалей поэзии и не придерживаться нашего подхода, усложняющего и удлиняющего работу над подборками. Целью оно поставило отобрать трёх самых сильных поэтов-лауреатов и правильно распределить награды различных степеней между дипломантами. Кроме подборок победителей и членов жюри, в альманах вошло по одному стихотворению от участников поэтического конкурса.

Фактически это произошло из-за разного понимания задач фестиваля. Выделить корифеев и определить различную степень мастерства – это одно, а отметить и поощрить всех достойных и похвалить каждого из них за особенный, личный вклад, поддерживая и окрыляя ещё не ставшими широко известными таланты, – это другое. Наш подход к оцениванию не был традиционным, поскольку он был больше направлен на выращивание и поддержку всех способных авторов, которые мыслят не штампами, и не только как «модно и современно», – авторов с горячей душой, способных искренне увлечь людей именно вопросами духовными. Новый, широко распространённый подход обращает внимание лишь на технику мастерства. Из-за этого фестиваль теряет свою изюминку, становится больше похож на все остальные.

Именно потому, что все участники поэтического конкурса остались без разбора своих подборок и советов жюри, я решила написать эту статью, анализируя пусть не все стихи (я их не видела, т.к. они не выставлялись прямо на сайт фестиваля, как раньше), а хотя бы то, что вошло или должно было войти в альманах на стадии подготовки макета.

Должна сказать, что лауреаты этого года – без сомнения, люди очень одарённые и мыслящие, но и среди дипломантов я для себя отметила несколько человек с таким же уровнем мастерства, а у одного из лауреатов заметила погрешности и в технике, и в логике, в то время как отмеченные мною дипломанты погрешностей не имели. Данный момент оценивания остался для меня необъяснимым.

Конечно, не бывает, чтобы все стихи даже у гениев были одинаково совершенными. Но это как раз то, из-за чего приходилось вести переписку с конкурсантами на сайте: лучше было исправить на стадии оценивания, чем помещать в альманах в таком виде.

Поясню на примере Михайла Жайворона (Житомир, лауреат), который стоит в альманахе первым. Автор интересный, болеющий сердцем за всю планету: «У подобі людській точить шашіль блакитну планету, / випиває з артерій річок її кров вікову. / Хто як може, здає її тіло в оренду і ренту». Природа у него выступает трогательно-живой и одухотворённой: «метелик і той підпирає крильми небеса», «і туман забрідає щоночі у зоряний сад», а космос – обитаемым: «І живе там у вимірах інших хтось інший іще. / І на нас, вочевидь, позирають звідтіль астрономи». Это действительно глобальный, дальновидный подход, с прицелом на будущее. Особую боль вызывает у поэта наш сегодняшний день, «де комусь все одно, що із краєм обкраденим буде, / лиш би хліба й видовищ – а там і трава не рости. / Хтось намазує совість на хліб, аби вийти у люди». Поэту не безразлична его родная страна, он искренне переживает за свой народ. Но – больше всех винит при этом политиков: «Я не люблю їх за слова барвисті, / що врозріз із їх вчинками ідуть». Получается, что только из-за политиков «із відчаю кидають отчі межі, / шукають долі у світах чужих», «і на розстріл ведуть не чужинці уже, а свої»?

Эти сильные стихи достаточно противоречивы: разве не при чём тот из нас, кто «тікає від себе в оманну реальність 3D» и «переписує зліва направо і простір, і час»? Если бы действительно все мы понимали, что «З одного ми небесного ковша, / та рвемо родичання оте в клоччя»; что «Свою ж країну краєм на шматки, / на схід і захід ділим українство» именно потому, что нам «переписують зліва направо і простір, і час»; что «ставлять знову до стінки і пам’ять, і славу, і волю» оттого, что «слава и воля» как идея и принцип вдруг стали нам ближе и дороже, чем свои же братья-украинцы, не разделяющие наши взгляды... А как же тогда провозглашённый общечеловеческий гуманизм, толерантность и мирное сосуществование востока и запада? И ведь на нашу волю никто и не посягает (скорее мы – на их), люди лишь просят оставить им их память, их славу (т.е. героев и язык).

Собственно, у Жайворона иногда некоторая нелогичность встречается буквально в соседних предложениях, где одно никак не может вытекать из другого. Вот он пишет: «Я не люблю неволі і насилля, / бо тільки сила волі має сенс». Если смысл имеет только сила воли, и ничего больше, то зачем же тогда ненавидеть насилие, которое именно на силе и принуждении безвольных людей и основывается? Безвольны и те, кто «тікає від себе в оманну реальність 3D» и «кидають отчі межі, / шукають долі у світах чужих». И не виноваты ли мы одинаково – и те, кто своей силой воли гнут безвольных в бараний рог, и те, кто пытается смыться за кордон или зависает в 3D, и те, кто тоже обладает силой воли и защищается от «памяти, славы и воли», напирающей на их ещё не переписанное пространство и историю?

По неписаным, но до сих пор свято соблюдавшимся традициям фестиваля «Звезда Рождества» мы берём за основу принципы гуманности, миролюбия и отторжения войны как средства решения вопросов вообще, независимо от её характера и целей. И ни в коем случае не затрагиваем «больные вопросы» истории, которые разжигают вражду из-за разного отношения к событиям и деятелям отдельных исторических периодов. Тем не менее, к участию в альманахе допустили и то стихотворение Жайворона, где он выносит окончательный суд «оманній країні», «де пуп закопали, де замість ікон визирали вожді з-під кашкета»: «Оманна країна ніколи уже не воскресне, – / найвищим законом поставлено хрест на Союзі. / Прокручує глобус Всевишній, сміється у вуса, – он скільки імперій із їх божествами не стало!»

Ну, что тут сказать? Что называть империей страну, где правил не один человек, а целая партия, неграмотно с точки зрения истории как науки? Что автор уравнивает свой собственный суд с судом Истории и Божьим Судом? Что выводить Всевышнего в произведении приземлённо, опуская Его до такого себе усатого деда, как это сейчас модно, – не самый умный поступок для верующего не только в обряды Церкви человека? И самое главное: разве стихотворение, однозначно ставящее крест на всех, для кого волей судьбы та страна была Родиной, работает на сплочение, а не на «отделении овец от козлищ»? И после этого мы будем сетовать, что «на схід і захід ділим українство»? Сами же и делим.

Чтобы уже сразу покончить с разбором погрешностей против логики, должна сказать, что и нелогичность образной системы в данной подборке тоже присутствует: «допекла ця планета, на атома схожа, / що скалкою в тілі живому застрягла між ребер» и «Нитки Аріадни вшиває у нерви епоха». Планета и атом однозначно воспринимаются как нечто шарообразное, поэтому длинная и узкая скалка в эту образную систему просто не вписывается. А нить Ариадны как что-то спасающее, выводящее из тупика, была бы уместна скорее в связи с душой, разумом, интуицией, наконец, но в нервах-то она что может делать?

Ещё я бы посоветовала подумать над «не-рифмой» в паре «кашКеТа – Рейках» (как хотите, но никакого звукового совпадения я здесь не вижу) и над словом «вживається» в предложении «Роздвоєна, розхристана душа / у двох світах вживається водночас». «Вживається» = «употребляется». Душа... употребляется? И, конечно, желательно убрать сбой ритма в «Та рвемо родичання оте в клоччя», где по ритму ударение в «оте» падает на первый слог, а по логике и смыслу – на второй.

Данные досадные нестыковки не влияют на то, что Михайло Жайворон считается сильным и достойным автором, – надо было просто указать ему на них в период прохождения конкурса, и он бы исправил. Посмотрите, какая космичность охвата у него в стихотворении о малой родине: «Край доріг магістральних, поблизу Чумацького шляху, / виростали хати між дерев, наче білі гриби. / І селилися бусли, мов янголи білі, над дахом», «Битим зоряним склом там латали щоночі калюжі»! Лишь человек с большим сердцем может так трепетно и масштабно воспринимать родные места. А как точно нарисовал он психологический портрет распространённого типа людей: «Я не люблю дволико-щирих друзів, / срібляник для яких понад усе. / Вони про себе генії і музи, / насправді кожен генія і ссе». Отсюда естественно выплывает, что «Які ж ми маленькі в нейронах галактик, о, Боже! / Які ж ми великі, коли зазирнути у себе!» Да, именно, видим себя великими, считаем гениями, а в реальности обычно на действительных гениев, даже покойных, гадим. И охарактеризовано это не просто точно, а мастерски афористично.

Поэтому прошу не воспринимать честный взгляд критика, в целом с большой симпатией относящегося к подборке автора, как злонамеренное обхаивание.

Очень понравилась подборка Марго Гейко (Любовь Лысенко, Киев, лауреат). Она тоже пропускает через собственное сердце страдания нашей планеты, а её густая, насыщенная метафоричность позволяет и читателю воспринимать строки как болевой пульс Земли, как передающиеся к нему импульсы живого горячего сочувствия автора: «До артерій землі націдили отруєних мас, / океан завагітнів сміттям», «у небо штрикнули ракети. / ...і зітхає дельфін, задихаючись рваним пакетом», «Ми природі насипали в очі потовчене скло». И блестяще сформулированный, отточенный и глубокий вывод:

Вже онуки не знатимуть, як смакували меди,

Як пили із криниць. І спитають: «А хто винуватий,

Що немає води?» – То діди, досягнувши мети,

Замість того, щоб жити, навчили отців споживати.

Восхищает это прозрение в самую суть, «в яблочко». Общество потребления – так, прямо по имени, назван могучий враг планеты, превращающий её живую естественную плоть, рождающую жизнь, в горы мусора и искусственных, не разлагающихся отбросов, пакостящий в воду и смердящий трубами в воздух, захлёстывающий эфир новыми и новыми кричалками-зазывалками: купи! потреби! это тебе нужно! это модно! Враг, не останавливающий конвейер новых и новых – им же самим и придуманных – мод, потребностей и, по большому счёту, никому не нужных товаров, выходящих словно из вечно кипящего горшочка старой немецкой сказки или словно свалившийся с неба круговорот вещей после того, как девочка оторвала лепесток волшебного цветика-семицветика (вещей кратковременных, непрочных, но супермодных). А ведь кризис перепроизводства не просто обваливает экономику, обесценивает деньги, порождает безработицу и ввергает нас в обнищание – он ещё и забирает ценности земельных недр у наших далёких правнуков и из-за ненужности отправляет их сразу на свалку. Бездумное, эгоистичное, слепое и гнусное поведение человекоподобных монстров, душевных уродов, протянувших свои щупальца во все сферы мирового производства.

И единство человечества в его общей вере в Единого Бога тоже объединяет этих двух талантливых авторов. Сравните: «Хоча усе одно, як не крути, – / Ісус Христос чи, врешті, Єзус Христос» (Михайло Жайворон) и «Від розбрату навалюється втома. / Фома – не більш не менш – латинський Thomas», «Обкладений пергаментами ребе / чекає теж на власного Христа» (Марго Гейко). Речь не идёт о том, что чужая вера лучше и надо отказаться от своей, – речь о том, что все мы дети Божьи и этим – братья друг другу, что создал и пустил кружиться наш мир и нас на нём единый для всех Всевышний, и глупо было бы этого не признавать.

Разделению, вражде, лозунгу «Потребляй, как мы!» Марго (Любовь) противопоставляет любовь-жизнь, вечно живое и единое с Богом и планетой начало, которое нас «горне в єдине»:

Будьмо, допоки костюм не дошитий,

Жити живими життя, що відлічено!

Лиш не для того, щоб все доспожити,

А долюбити і доль не скалічити!

Нельзя не отметить и глубокое философское звучание «IV виміру»:

Десь причаївся у «камері схову»

Вимір інакший, і зветься він – спогад.

Там промайнуле плекає свій устрій.

Тож кожен спогад – це також і зустріч.

К сожалению, у Марго Гейко было допущено к участию в конкурсе стихотворение «Босоркання», пусть сильное, но просто не вписывающееся в понятие «духовная поэзия», – при этом вполне отвечающее требованиям поэзии метафизической. Я уже давно писала о разнице между этими несовпадающими понятиями в своей статье «Религиозная и метафизическая поэзия»; кому интересно, может перечитать.

На пічці сміється чорніший чорнильниці кіт,

Він службу несе і майстерно підкурює ладаном.

А ти... От навіщо ти знову прямуєш сюди?

Цей світ небезпечний, закритий і вами незнаний.

Щоб кинути камінь?! Монаше, мене не суди!

Тут паства інакша, мене ж не потрібно пасти,

Бо в хаті навік оселились непрошені гості.

Бери свій устав і не пнися у мій монастир!

Для тебе труна – що мені – звичайнісінька постіль.

Святвечір сьогодні. А хочеш моєї води?

Я маю доволі, освячена також... мощами, –

Кого омивала.

Эти образы, больше напоминающие гоголевскую панночку и булгаковских героинь, тоже сродни миру духовному, но именно потому, что там живут не одни лишь ангелы, но и духи тьмы. Отсюда несоответствие фестивалю самой темы, на которую написано стихотворение, – повторяю, очень сильное и, конечно, уместное в отдельном авторском сборнике или в любом другом поэтическом альманахе. Я рада, что Марго согласилась убрать «Босоркання» из макета и заменить на своё очень важное для человечества «Після нас» – об обществе потребления – и вечно-женское «А решта...», в котором героя и героиню объединяет не только любовь, но и трудный узкий путь служения:

Хай буде він вузький, але прямий,

І друзі не лукаві, а відверті,

Такі, щоб із тобою йшли до смерті,

Бо сила «Я» звершається у «Ми».

І ще, нехай з тобою буде та,

Хто ладан підкидатиме в кадило,

Не фоном слугуватиме, а тилом.

Оце і все. А решта – суєта!

Хочется отметить как высокое достижение великолепную рифмовку во всей подборке Марго. Это настолько изобретательно, красиво, точно и неожиданно, что невозможно не восхищаться.

Анастасия Сорокина (Днепр, лауреат) оказалась невероятно современной и созвучной всем, кто будет читать альманах. Она классически стройна и ясна в своих определениях и максимально приближена к проблемам, волнующим людей, поэтому и в стихах воспринимается своей, близкой, задушевной, нужной тебе и твоим мыслям. Дай Бог ей не сходить с этой тропы на модную красную дорожку постмодернизма – ну, прибавится ещё одной поэтической королевой, которых и так немало, – а куда денется очарование своеобразия поэтического голоса? Куда уйдут задушевность и прелесть?

Эти стихи, с чёткостью и сжатой лапидарностью фраз, тем не менее, очень музыкальны. И настолько, что прямо просятся стать авторской песней и быть спетыми под гитару. Возможно, не случайно Анастасия выступала на гала-концерте вместе с трио «Акварель» (тоже из Днепра), перед их песнями? У них всех чувствовалось общее пространство гармонического созвучия. Да и нельзя не признать, что из тех, кто занимается авторской песней, какая-то часть авторов пишет глубокие, философские, полные раздумий стихи, являющиеся вершинами поэзии (как правильно отметила в стихотворении Анастасия, «красиво то, что мир отметил важным»), и их было бы оскорбительно называть «текстами». Они и без музыки сразу берут за душу, музыка лишь добавляет дополнительное очарование.

Близость до дрожи, оголённость и беззащитность человека на ветрах судьбы без спасительного плеча рядом, неутолимая, вечная потребность каждого в маяках, огоньках, маленьких светочах, которые показывают дорогу и обогревают душу, – вот лейтмотив, который выводит флейта Анастасии: «Бог пишет письмо: "Я слышал, что ты звала... / Пиши мне ещё. Ты знаешь, что я прочту. / И пой мне ещё. Ты знаешь, я буду слушать... / Один только луч − и рушится темнота, / один только звук − и больше уже не тихо. / Ты − луч. И слова, и мысли твои – лучи"... / Бог пишет письмо. И странно, что Он молчит, / но ты его слышишь», «А впереди − маяк, и чтоб видна / яснее звёзд луча – его струна... / И в мире маяков да семафоров / я – путник, что забыл о темноте», а потому –

Собираемся из осколков,

По кусочкам, обрывкам, крошкам:

«Боже, можно ещё немножко?»

Улыбается Бог, кивает.

«Ты живой», – говорит. «Живая».

И, покуда мы с вами дышим,

Будьте ближе. Как можно ближе.

Героиня следующего стихотворения, как и его эпиграфа, – старуха, т.е. та, по чьей памяти и душе проходится топор «славы и воли», бьющий по вросшей в сердце Родине, которой уже нет на географических картах: «Слышит стук топоров у самой души старуха». И души людей, тянущихся кронами к духовному небу в поисках помощи свыше, обретают её от Бога лишённой флёра таинственности, пришедшей по человеческой эстафете добра: «Всех не срубят. / Чтобы всех утащить за ветви, не хватит рук», «Если б можно – перевязать, затянуть бинтами, / заступиться за эти кроны в сердцах людей».

Так поэтесса передаёт эстафету близости через руки-ветви.

Бесконечно приятно, что эстафета добра оказалась ещё и эстафетой поколений, и не происходит разрыва культурной традиции, которая навсегда разобщает людей, оставляя дедов непонятыми, осуждёнными и покинутыми, а внуков – лишёнными необходимой нравственной связи со своим собственным древом рода. Деревья же, лишённые подпитки, сохнут на корню и гибнут.

Становишься легче на три души,

Как будто с рождения не грешил.

Ты счастлив, ты нужен, ты – точно! – жив.

Ты в полном порядке.

Чувствовать себя нужным – то малое, без чего ни одному человеку не выжить. Нет духовной связи с близкими – и ты уже дерево без корней. Чем больше таких деревьев, тем слабее страна. Неужели это так трудно понять?

Почувствуйте, лауреаты, дипломанты, жюри, просто читатели, все, кому попались на глаза мои строчки, почувствуйте, как на самом деле близки и родственны друг другу оказываются все подборки: и те, где «Бог сміється у вуса», и те, где «Бог пишет письмо»; и те, где «слава і воля», и те, где автор хочет «заступиться за кроны в сердцах людей»! Только если сердце слишком ожесточилось, только в этом случае не видно удивительной близости, на самом же деле любая духовная поэзия (если она духовная) – объединяет,

а не разобщает, усыновляет в единстве перед Богом.

И ещё важно понимать, что поэзия духовная и поэзия на библейские темы – это совершенно разные вещи. При составлении духовного альманаха важно придерживаться духовного аспекта, а не оценивать «правильность» или «неправильность» политических течений и противостоящих в военном конфликте сторон. Хотелось бы, чтобы в следующем году судьи конкурса почувствовали свою ответственность именно как духовных судей, определяющих, слово О ЧЁМ должно пойти в народ, будет ли это слово вносить гармонию, внушать любовь и милосердие ко всем, зажигать и одухотворять – или порождать ожесточение к другим народам, смятение и споры о различных трактовках евангельских образов, неуверенность в завтрашнем дне, отчаяние души и безвольное опускание рук.

Как хорошо это видно в подборке Юлии Стыркиной (Полтава, дипломант I степени)! Может, не случайно? Может, это оттого, что и сама Полтава – посреди Украины? Юлия пишет по-украински, но как же мудро и светло освещает для нас её поэзия наши же собственные сердца, их тёмные уголки и ниши, как покрывает покровом прощения и милосердия все агрессивные мысли, которыми мы невольно согрешили, как хорошо показывает вечность человеческих ошибок, ведущих к противостоянию и вражде!

В Книзі віри і марнословства, 

в Книзі вірності і вини

чи ти той, хто кричав «на царство»,

чи ти той, хто кричав «розпни»?

...........................................................

Що в тій Книзі про тебе? Хто ти?

Всі по черзі – в тобі, в мені...

Вічна Книга людської суті,

Книга істини, Книга книг...

Вітер рве сторінки забуті

у Писанні про нас усіх...

Бог у Юлии – тоже «схожий на дідуся», он «їсть гірку горобину й калину... іде попід тином / із ціпком в зашкарублих руках», но сердцем чувствуешь, какой он добрый к людям – никогда не поднимется у него рука рубить ветви традиций и поворачивать «час і простір» у своих братьев.

Хай кожному слову синонімом буде любов.

Ненависть сама віднайдеться, і кликать не варто.

Поставте любов коло себе, поставте на варту,

Бо зло, переможене злом, повертається знов.

То мужність насправді – любити цей нарваний світ

Таким, як він є, і палити у темряві свічку...

Здесь есть всё – и маяки Анастасии Сорокиной, и чистые криницы Марго Гейко, и «зоряний сад» Михайла Жайворона, и их общая любовь к природе и человеку, и тяга к небесам. Мы, наследники апостолов и пилатов, магдалин и иуд, современники этому новому, но такому же жестокому веку, все вмещаемся в «час і простір» трепетной и одновременно мужественной поэзии Юлии Стыркиной – сильной и прекрасной, какой только может быть поэзия. В её густо населённых библейскими персонажами стихах такая узнаваемая и современная реальность, наши жертвы и грехи, заблуждения и жалость, и такое кровное родство со всеми прадедами, и такой страшный разрыв с ними, который особенно бросается в глаза в больших городах.

Якби прийшов тепер Христос,

було б нам все одно –

чи змерз, чи вмер, а чи воскрес –

якщо це не кіно,

якщо не шоу і не дим,

не гуркіт, не пісні,

ми не впізнали би його

в безхатченку міськім.

Пройшов би світ, не зупинивсь,

ну що за диво? Хтось

на смітнику шука пожив...

Ну хоч би і Христос...

И происходит это из-за забвения братства со всеми людьми и из-за ориентации на успех – любой ценой, прямо по чужим ногам и душам: «Лиш той, хто кублиться вужем, / пролізе всюди й скрізь... / Той навіть рачки проповзе, / хто хоче стати кимсь, / хто через інших і себе / перейде, зрадить, здасть, / тому і буде далебі / іти козирна масть», «ми всі якісь криві, ...бо прогинались кожен крок крізь різні прохідні». В этом мы прямо наследуем Иуде.

Кстати, одноимённое стихотворение – на мой взгляд, одно из лучших в подборке. Оно построено на современном жаргоне и разговорных оборотах и потому вызывает впечатление невольного сближения времён и нравов: «Ти будеш мати все, що Кесар має – / чини, корону, почесті, – не зле? / Любов – а то! Бери – аби подужав!», «Ну що, готовий до грошей і втіх? / Та заспокойся, все ніштяк, Іудо».

Стихотворение колоритное, имеющее интересное решение, причём не за счёт искажения канона, что мы прослеживаем в альманахе в стихотворении Людмилы Некрасовской, посвящённом той же теме. Фактически в одном альманахе оказалось две версии Иуд, православная – и пришедшая из современных европейских, далёких от традиций Церкви кругов.

А в итоге в «хащах фальшивих істин» даже Слово, вместо того, чтобы «будити любов захмарну», в устах современных поэтов лишь «транжує зневір’я», и Бог, устав от нас, говорит:

Панькатись далі не буду – гидко,

виросли – що ж, відпер самі

відповідайте за ваші вчинки –

будьте дорослими, не дітьми!

Далі, як хочете, хочте – знищіть

все: і себе, і увесь цей світ!

Чувствуете перекличку с Гейко и Жайвороном?

Единственное, что, на мой взгляд, помешало Юлии Стыркиной попасть в лауреаты, – это пока ещё несовершенные рифмы. Их довольно много: «ГиДко-вЧиНки», «пройШОВ-вуЖЕМ», «відРіКся-несуМіСність», «ХрисТОс-воскРЕс», «НіЧ-ВіРш» и даже «дим-його» (!).

Было в макете у поэтессы стихотворение «З нотаток Марії Магдалини» (которое позже она всё-таки заменила), где, видимо, прельстившись модой на роман Дэна Брауна «Код Да Винчи», Юлия писала: «Так, він мене учив – він знався на повіях, / любив мене – один, бо був і сам такий», «а ми із ним плелись і їли виноград», «Прости мені, моя – від маківки до п’ятки», «А учні вже наспіх кропали небилиці, / про Матір, про Петра, про кожного із нас». В этой трактовке Магдалина является фактически женой или не узаконенной возлюбленной Христа. Люди православные могут допустить, что Магдалина могла быть любимой ученицей, самой дорогой Его сердцу. Но выше процитированные фразы из стихотворения – это уже попытка спорить с Библией. В конце концов, «Звезда Рождества» – альманах православный, и соблюдать в нём учение Церкви – одна из обязанностей составителей.

Может быть, противореча самой себе, скажу в защиту этого произведения, что его большая часть чрезвычайно сильна, в нём есть такие выразительные и важные места, которые могли бы считаться удачей даже у лучших современных мастеров слова, например:

«Любов» – мене він звав, а інші звали «шльондра».

Він був любов’ю сам, і по собі судив.

Любов – він говорив, хоч я звалась Марія...

Троянду як не зви...Чи з інших то розмов?

Чи то казав не він? Згадати не зумію,

я так давно живу під іменем «Любов»...

Да, такое великолепие поэтического слова жаль было исключать... Если б не перехлёсты!.. Но пусть этот досадный случай послужит на будущее как пример обязательности соблюдения в конкурсе православных трактовок Евангелия.

Эмилия Песочина (Германия, дипломант I степени). Да простят мне члены жюри, но это как раз тот случай, где безукоризненная техника стиха, виртуозные поэтические приёмы, которыми пока ещё редко кто пользуется, потрясающее единство современной лексики с высокой архаикой, сочные, выразительные рифмы и изобретательные и разнообразные системы рифмовки сочетаются с истинно духовным осмыслением простого человеческого бытия. Если такое не заслуживает звания лауреата, что же тогда заслуживает? А ошибок в подборке нет – ни одной.

В стихотворении «Поиски рая» исключительная образность, такое покоряет. Смотрите сами – вот солнце: «Солнце свою дудку золотую / вынимает медленно из ночи, / раздувает щёки что есть мочи / и лучи высвистывает в воздух». Вот журавли: «распороли / небо пополам и крик макают / в жидкий сумрак утренний по краю / окоёма, в глубь непроливайки / горизонта», «Слыхано ль, чтоб перья так кричали?!», «Рвётся выше линия косая, / тишину на лоскуты кромсая». Вот облака: «как ватки, / промокают заревую рану, / наливаясь тяжестью багряной». Мало того, что образность исключительно оригинальная, неожиданная, так здесь, если кто заметил, ещё и редкий поэтический приём – катахреза: лучи – высвистывают, крик – макают, тишину – кромсают... Сочетание того, что вне поэзии, в обычной речи, сочетаться явно не может: к явлению зрительного порядка подставлен глагол, отвечающий за слух, слышимость; к слову, передающему звук, относится глагол, применимый только к жидкости, которую мы пьём; к абстрактному понятию подобран глагол, подходящий лишь к физическим тканям. Часто ли вы такое видели в стихах? А если видели, то всегда ли это работает так гармонично и уместно?

В «Сбежавших» великолепная аллитерация («Ластится ветер щекотно и шёлково... / Понизу шоркают листики жёлтые... / Август затишные золотостишия / пишет небесного пёрышка кончиком»): повторения звуков щ-ш-ж и з-с создают ощущение ласкового осеннего шелеста и слепящей золотой листвы. Здесь же – поэтический приём ономатопея – использование слова, образованного путём звукоподражания, в данном случае – воронам: «В кронах вороны орут недовольные: / Карр-карраул! По-карр-рать ! Не-карр-ректно! / Арр-рестовать!». Здесь же – использование очень колоритной лексики: «трюхают» вместо обычного «бегут».

В «Потоке сознания» аллитерация в каждой строке, сочетаясь с отсутствием пунктуации и заглавных букв, создаёт впечатление потока – хаоса мыслей, действий, впечатлений и, в конечном итоге, размышлений, из которых, однако, вырисовывается вполне ясная и логичная картина, образно отражающая апокалипсис гражданской войны. Например:

стенка на стенку

низ и верхи

рьяные в стельку

слепы глухи

............................

гневные гномы

глобуса лоб

ловкие ломы

выхлопы злоб

В сочетании в одной подборке с выше процитированными филигранно классическими, очень тонкими лирическими стихотворениями этот суперсовременный поток сознания демонстрирует виртуозное владение поэтессой широчайшим спектром поэтических направлений. Я уж не говорю о звучании Серебряного века и конкретно Пастернака в «гортань / атавистична и смиренна, / и не шевелится под нёбом / смущённый отдыхом язык».

А поглощающая рифма «Соломкой ломкою стоят», являющаяся, к тому же, внутренней? А оксюморон «моя хрупчайшая твердыня»?

Эта подборка – мастерство самого высокого полёта, доступное только крупным поэтам, и оно буквально бросается в глаза, настолько ярче и выше того, что обычно приходится читать даже на престижных международных конкурсах.

Отдельное спасибо Эмилии Песочиной за «Не погаси» и «Живая вода» – то, что очень важно и очень созвучно лично мне: стихи о миссии поэта, поднимающие с колен возраста и бросающие в высокий горний полёт.

Анализируя подборку Евгении Бильченко (Киев, дипломант I степени) удивилась самому факту того, что поэтесса, широко известная и признанная и у нас в Украине, и в России (как ни странно, но фактически – за то, что отреклась от того, что вначале славила, хоть и не начала славить противоположное), поэтесса, обычно входившая в состав различных жюри, решилась выступить в роли участницы конкурса. Дипломант, пусть и I-й степени, – это всё-таки не то, что ей положено по присвоенному ранее рангу.

В подборке есть готовые афоризмы: «Худшая смерть − это когда живой для тебя погиб», и даже почти по Евангелию: «Ведь главное в этом мире − лиц не делить на морды... / Что толку, коль брата любишь? Поди возлюби и монстра» и «Те, кто в Иерусалиме, − такие правильные...».

Есть очень интересные приёмы: оксюморон «Столько вокруг чужих, что родные под стать точь-в-точь»; художественная инверсия под видом солецизма «Говорят: язычников на. / Говорят: необрезанных под»; умолчания «курит с тобой у хра... / православный» и «Твоя улы...»; каламбуры – «Воскресенье наступит. Ни от поста, ни от блок-поста, / ни от лирики Блока и ни от брата из-под куста... / Воскресение начинается с чистого нелиста» и «Я не делю вас, дети, / моя бра − ти − я. / Ты и я − это бра» (правда, последний довольно натянутый с точки зрения смысла: при чём здесь бра, т.е. светильник, прикреплённый к стене, к понятию «братья»?); аллюзии «мечет тень на плетень», «Не ищущих днём с огнём того, что видели в темноте».

Очень много суперсовременной лексики: «санкции, мемы, диссидент, веган, грант, дьюти-фри, рэп, фрик, сервер», лексики жаргонной «шнырять, пялиться, изгалялся, старояз» и даже сниженной «шлюха, дерьмо, выхаркивает, по понятиям, пацан». Есть даже звуковые повторы: «Дайте мне отдышаться − / в синь. В соль. В сон» и «Три столпа есть Любовь: / динь. Дон. День» (правда, тоже лишённые смысла). Возможно, таким образом поэтесса хотела передать бессмысленность современного существования.

Этому же служит приведённая выше жаргонная лексика (например: «Родина-шлюха меня ждала девственной у реки» или «Я вижу Родину и кричу ей молча: "Держись, пацан!"» – правда, здесь нет соответствия рода: Родина – пацан) и рассыпанные по тексту «Вырывать себе вены» и «повисли бы на верёвочках драных вен», «Любовь − рваная нить» и «Любовь − ...пепел и небосвод», «И остаются рвота − рвота и тошнота», «И не важно уже, кого ты сегодня вскрыл. / И не важно уже, что вскрыли давно тебя. / Так и ходишь с ножом...», «И с чекушкой водки Володька придёт к нему», «Курить и пялиться с ожиданием в небо серое», «Из тебя с сигаретным дымом выходит Маркс, / и заходит апостол с водкой наперевес», «У меня уже взгляд − жуток», «Ты становишься злым и скрытным», «научилась пить в дьюти-фри», а также «передрались», «блок-пост», «тюрьма», «допросы», «зона», «кончина», «смерть», «пули». То есть явно идёт передача ощущений не просто современного человека, а человека воевавшего, к тому же относящегося к маргиналам. Если учитывать то, как драматически напряжённо, звенящим децибеллами голосом, умеет читать свои стихи Евгения, мурашки побегут по коже и у бегемота. Одни названия чего стоят: «Когда темно», «Освенцим», «Единственное оружие», «Оставленность»...

Формулировка, за что диплом, в окончательной редакции звучит так: «За сповідальні мотиви та драматизм поезій про самовизначення особистості в бурхливому сьогоденні». Длинно, запутанно, но больше отвечает действительности – в макете сначала вообще значилось «За активну громадянську позицію». Но какая же «гражданская позиция» в изображении современного «героя», запутавшегося между двумя воюющими сторонами и вообще отвергшего понятие «братство»; «героя», которому все оказались чужими и который напрочь разочаровался в смысле жизни: «голосом Бога-Отца Твоего откликается Пустота»! Наоборот, всей подборке очень не хватает какого-то позитива, света духовной твёрдости и нерушимости перед жизненными испытаниями. Рисуя разочаровавшихся и опустившихся «героїв сьогодення», автор не предлагает нам альтернативы.

Двойственность позиции даже зашкаливает: «волынские раны» и тут же «имперская даль», «Столько вокруг своих, а никто не спас... / Столько вокруг чужих, что родные под стать точь-в-точь», «Быть двойною иголкой − в том и в другом стогу. / Быть двойною занозой − под ту и под ту кровать... / Быть двойным диссидентом − и этому, и тому... / Они уничтожили меня, Боже. Тот и этот вот, оба два», «Научилась скрывать, что я − русская и люблю этот русский мир. / Научилась скрывать, что я − украинка, сало из чёрных дыр», «Научилась жить с осознанием брата − брата, что не придёт, / не узрит, не поможет, не приголубит, не встретит ни тут, ни там... / кончились братья», «Научилась формуле бытия: "Не забудем и не простим. / Не забудем друг другу, убьём друг друга, смерть нам − отец и мать!"», «Научилась скрывать достоверно всё, что может вместиться в ямб. / Научилась не доверять серебряным и золотым друзьям».

Это предельно точное отражение души отвоевавшихся украинцев, в этом действительно потрясающий драматизм, если не трагедия. Есть во всём перечисленном и очень много от автора, т.е. явная исповедальность. Правда, неясно, «исповедальность» или всё же язвительная ирония слышится в «Недоразвитым детским воплем летят − курлы! − / то, чего они так боятся, − твои стихи».

И только с тем, что двойственности можно бояться и что это есть выражение гражданской позиции, согласиться никак не могу, поскольку в данном случае речь не идёт о двойственности общечеловеческой, гуманистической или христианской (которая вовсе и не двойственность, а ощущение человечества в целом как объекта равной любви), речь идёт о запутавшемся, растерявшемся человеке, потерявшем веру и в Христа (если эта вера у него когда-либо вообще была), и в братьев (и тех и других), и в человечество, и в смысл жизни. И это называется «особистість в бурхливому сьогоденні»?! Фактически разочаровалась в своих героях даже сама поэтесса: «Революция − ноль: твой сказочный друг-бунтарь / получает за Че Гевару солидный грант», где «Че Гевара» – просто роль революционера, майданщика, сыгранная по заказу. Настойчиво повторяет автор: «Идёт игра», «Такая игра». Удивляет только, почему мои сограждане не увидели этого сразу, всё было ясно как Божий день.

«Если пушкиных − тьма, то некому жечь пером»? – Да «жгли» все эти годы, с самого начала, но замалчивать тех, кто «жжёт», просто оказалось действеннее, чем давить. А если вас не «замолчали» и ваши страшные стихи на слуху, значит, вы не страшны.

Спасибо, что всё-таки изменили формулировку.

Очень хорошо продолжает и даже расширяет, углубляет тему Евгении Бильченко дипломант II-й степени Ирина Мостепан (Киевская область). У неё если речь идёт о современных жителях Украины, так это уже сразу такая валящая с ног оплеуха-аллегория, что ты не раскисаешь, а, напротив, собираешься в кулак. В «Анатомії порятунку»: «Усе... в нас... у голові... / Каже вчитель, що є така вправа від головної втрати: / треба назад закинути голову... / Потім дивитись у стелю... / Пригадати, скільки буде шість на дев’ять... / Усе це помножити, додати, / головне – не зупинятись, головне – не-зу-пи-ня-тись! / Є така вправа для ніг: ставати на коліна. / Є для спини така вправа: обпертись на Бога, якщо нема більш на кого./ А потім вголос порахувати / знайомих солдатів, / повторити Шевченкове «все йде, все минає / – і краю немає», / і тіла немає, і літа немає, / а серпень над бетонною головою... / дай передихати ніч цю, дай проходити цей день...» В этом зеркале как не увидеть шарахающихся уже даже от собственной тени сограждан, подсчитывающих всех убитых знакомых, поверивших в «пугалки» телеэфира, так и ждущих, что завтра на них рухнет крыша обвалившейся системы, или «поедет» своя, или... всё само собой рассосётся «по воле Божьей». Это так выразительно и правдиво и в то же время бережно и с состраданием нарисовано, что внушает стыд и вынуждает выныривать из депрессии и как-то бороться со своими фобиями.

«Різдво» – лучшее стихотворение в подборке Ирины, построенное на прямой речи от лица воюющего в АТО солдата-украинца:

Ти кажеш, завтра прийде Різдво?

Ну, і як мені Богу молитись знов?

Що мені розказувати йому щоночі,

що треба цілитись чітко в очі?

(Ні, я інколи цілюсь в серце або в плече).

......................................................................

І як мені після цього стріляти?

Мене і так завжди нудить, мені постійно пече.

Мам, як тепер мені, мам, ще і ще?!

..........................................................................

...до мене підійшов командир, сказав, що для мене є вісті,

сказав, що мені тепер не буде чути їх сердець,

не буде видно їх очей: мене переводять в танкісти.

Тоді я зрозумів, що й до мене прийшло Різдво.

Тут даже говорить о чём-то нет нужды – всё словно отчеканено и вырезано на сердце. Тема та же, а, как видите, более одухотворённо и приближено к христианским ценностям.

И последнее стихотворение – «Проси» – метафорическая молитва за Украину или молитва от самой Украины, современной, сегодняшней Украины, которая погибает от депрессии и непонимания всего, что творится вокруг, от неверия в объяснения того, что творится вокруг, погибает от неприемлемости списания всего на завтрашний день, на то, что «Бог управит», «и это пройдёт», погибает от собственного бессилия и собственной темноты:

Та що просити... Він же знає все й так:

про картання її, про гулаг,

про голокост, про самосуд, про саркофаг.

.......................................................................

Він все одно знаходить її в найглибших річках

у найтяжчих гріхах,

І виносить її сухою з води на руках, ось так...

І завше виправдає її, на якім би вона не була суді,

І щораз вчитиме її, ніби ніколи раніше й не вчив,

іти по землі, як по воді.

Дай Бог. Конечно, проси! «Якщо нема більш на кого» – это не о Боге, Он и так видит твою беду. Он простит, и вынесет сухой из воды, и научит – хоть когда-нибудь – тому, чему мы упорно не желаем учиться: отпусти ближнему своему, как Бог отпускает тебе...

Порадовала у Ирины и своя, не трафаретная ритмика стиха, то удлинённая, то укороченная, звучащая всегда прозрачно и приближенно к речи – это даже завораживает, поскольку в зависимости от смысла может дорастать и до заклинания, а это уже магия поэзии.

Стихи Игоря Маркеса (Полтава), тоже дипломанта II-й степени, соответствуют хорошему уровню и присвоенному диплому. Это добротная классическая поэзия, где можно встретить красивый неожиданный эпитет («в бледном фисташковом небе / Звезда Валаамовых снов»), уютное олицетворение («пряных вечеров стыдливую смущённость»), не резкую, хорошо воспринимаемую обычным читателем катахрезу («Я выпрошу у тех, кто в небе нас услышал, / плеснуть нам по чуть-чуть, по капельке любви»), не затёртые, свежие метафоры («И тают меж ладонных рытвин / все эти ночи, эти дни», «в комнате, разлукой стылой», «А в междурядье под крестами / барвинок вьёт судьбу мою»), разнообразную лексику, где есть и бытовой, разговорный слой («Пошаркивали по дороге проснувшиеся мудрецы»), и возвышенная архаика («Душа взыскует тишины», «И в недругов речах гневливых»), но, увы, и т.н. украшающие тропы («красивости», по распространённому выражению), в наше время воспринимаемые уже как что-то устаревшее: «Не обещаю никому / своей звучащей грустью лиры, / мелодий чувственных клавиры / не позволяю брать во тьму... / Не обещаю никому / свои рассветы и закаты».

Зато как гармонично и чисто звучит «В снегах неспешная молитва...» – вечная, неувядающая классика:

А пар дыхания со словом,

Со снегом смешанный подчас,

Клубится на морозе снова:

«Спаси, Господь, помилуй нас...»

И я, снегами окрещённый,

Почти безмолвный, чуть дыша,

Стою, застыв заворожённо,

И с Богом шепчется душа...

Может, только кое-где «царапнёт» слух слишком неточная рифма («небеСах-руКах», «миРов-вНовь», «покЛоном-Сонно», «шепТались-зНали»).

И ещё – странной показалась формулировка награждения: «За відчуття драматизму під час вибору життєвого шляху в поезії». – Очень уж нелогично построено предложение (почему «за ощущение» именно «во время» чего-то?). Но это уже вопрос не к Игорю.

Владимир Маслов (Львов), дипломант II-й степени, интересен именно незатёртостью, своеобразием мыслей. Если своеобразие образов, метафор мы можем встретить не так уж и редко, то собственные мысли рождает далеко не каждый сильный автор; у него может быть великолепная техника стиха, но мысли не идут дальше средних. А у Владимира живые камни «от деда кочуют к внуку», такой камень – основа Земли: «Ничто в нём не умирает, но служит всему началом». Фактически камень – «застывший сгусток горячей души планеты». Это уже не просто метафора – это именно собственная система взглядов.

Посмотрите, какая удивительная символика Начала и Конца как вечного круга (змея, глотающая свой хвост) выражена в сцене, когда кровь Христа с Голгофы просачивается в землю – и вырастает в Крест, воспринимаемый как Лествица Иакова:

В сухую расщелину в серой скале,

проникнув в седые глубины веков,

стекала по долгому жёлобу лет

на кости Адама Невинная Кровь.

Конец и Начало... И времени круг

замкнул на Голгофе воздвигнутый крест,

что словом Его из страданий и мук,

как лестница, встал от земли до небес.

Философски очень точно и поэтически интересно. Но ещё больше мне понравилась «Церковь на воде»: «Будто отошедшая от берега, / церковь с перекинутым мостом, / кажется, плывёт за дымкой белою, / пропадая в сумраке густом». Так начинается стихотворение. А заканчивается философским осмыслением видимого образа: «В жизни всем и каждому по вере нам / на пути по узкому мосту / к Церкви той, что отошла от берега, – / по воде к идущему Христу»

Есть у Владимира Маслова и ещё одна важная черта – поэтическая смелость. Затрагивая тему иудеев и христианства, на которую обычно стараются не покушаться, боясь кого-либо обидеть, в стихотворении «Евреям» он говорит о грубом и агрессивном отношении людей к ним достаточно прямо: «оттого, что нет на вас креста, / преследуя, выкручивают руки», «распятые людьми за кровь Христа» (последнее – вообще в самое яблочко: распинают за то, что те когда-то потребовали распять, чем фактически уравниваю самих себя с ними, – и при этом выдают свои поступки за учение о прощении ближних!).

И тут же автор отмечает у евреев те добродетели, которые нельзя не признать... христианскими: «Вы, злом не отвечавшие на зло, / глотали боль утрат своих безмерных», «сколько вас безвременно ушло, / своей одеждой не касаясь скверны».

Вы уже ждёте, что автор будет до конца защищать потерпевших муки стоиков, отстаивающих свою веру, а он, повинуясь своему смелому и сложному ассоциативному мышлению, вдруг выводит формулу вечной причастности евреев... Христу: «Передавая сотни лет Талмуд / из уст в уста своим упорным детям, / вы неизменно преданы Ему, / разбросанные, как зерно, по свету». Правда, здесь не совсем точная рифма, зато мышление – гуманистическое и общечеловеческое.

И очень хочется отметить потрясающее стихотворение «Зажглась свеча». В нём как раз полёта каких-то особенных мыслей нет – только полёт отчаявшегося, но на последнем пределе отчаяния рвущегося вверх духа. А передан он так, что и тебе всю душу переворачивает:

...Свети во мне, моя свеча,

когда я мрачен и отчаян, –

огня келейным языком

твори горячие молитвы,

когда словам мешает ком,

когда слова и чувства слиты.

Когда за пламенем душа,

сложив ладони, смотрит в небо

и к небу совершает шаг,

и к таинству вина и хлеба.

Диплом «за оспівування біблейських мотивів»? И только-то? Разве библейских мотивов нет у других участников альманаха? Опять же – вопрос не к автору.

Андрей Чупахин (Киев) – тоже дипломант II-й степени, и формулировка удивительно точная: «за поетичне поєднання вічного і сьогоденного». Да, это именно то, что поражает в его подборке.

Андрею присуща прекрасная техника стиха и глубокая философичность. Стихотворения «Миры» и «Два дерева» ему особенно удались.

Сначала о «Мирах», где, кроме всего прочего, есть ещё афористическое оформление мысли и аллегория. Путешествуя в мыслях и фантазиях по тем или иным географическим объектам (в данном случае – по барханам «выше контура Земли») и довольствуясь, как все туристы, внешней красотой их фасада («до песчинки правильным песком»), поэт обнаруживает «неровности рельефа»: «Вдруг замечаю: плоскости кривы, / и кажутся ошибочными мысли / о непоколебимости миров, / в то время как ...ровные поверхности провисли». До этого автор был похож на обычных туристов – «приветливых разинь», которых «держит неба пасмурная синь, / беспечность − справа, осторожность – слева», а свой компас считал «одним из точных».

Вчитываясь в это стихотворение, понимаешь, что речь вовсе не о географии, а о восприятии мира, о кумирах и мировоззрении. Во всём доверяя своим кумирам и их «до песчинки правильному» песку доказательств, поэт натыкается на «неровность рельефа», т.е. на глубокую брешь в стройном фасаде этого мировоззрения. Он идёт, «ориентируясь, вперёд», а оказывается, что его компас «размагнитился и врёт». И обнаружить это поэт смог лишь потому, что принадлежал к породе ищущих и был «прихотлив умеренно», а отдавал охотнее, чем брал. В том числе – знания.

Особенно запоминаются два его посыла, звучащие как философские афоризмы: «Я − ищущий, а стало быть, иском» и «Я − жаждущий, а стало быть, источник». На первый взгляд кажущиеся противоречивыми, эти отточенные фразы заключают в себе мудрую мысль. Человек, жаждущий знаний, так или иначе, но обязательно их найдёт и сам станет источником, превратившись таким образом из ищущего в искомого, т.е. в того, кто готов передать знания другим («искомый» означает «тот, кого ищут»).

Таким же прекрасным философским стихотворением являются «Два дерева», где исходной точкой повествования является старая фотография: «В молодые годы, на старой фотке, / в чёрно-белом парке, прохладным днём, / мы с тобой два дерева, одногодки». Чёрно-белое фото однозначно отсылает нас к временам единого Союза, где прошла молодость автора и его сверстника. Стихи Андрея вообще звучат очень исповедально, он охотнее пишет о себе, чем о других. Там, «где смешались запахи с перегаром», где герои «вдыхали кронами пьяный воздух», время «становилось ещё трезвей», т.е. суровей. Почему автор ассоциирует себя и друга с деревьями, понять не сложно: «Всё равно нас будут рубить под корень, / лесопилка любит свои дрова». Сколько горькой иронии и иносказательности в этом «любит»! Под «лесопилкой» поэт явно подразумевает государство.

На причины для беспокойства намекает и нервное поведение героев: «Кто из нас был больше обеспокоен? / Кто из нас, качаясь, качал права?» – кстати, обратите внимание на прекрасный каламбур «качаясь, качал права». И уже, видимо, вились гнёзда сплетен: «Так и будем годы считать по кольцам, / расплетая сплетен тугой клубок».

Лично меня, кроме хорошей образной системы, заинтересовал изумительный афоризм: «Тяжело быть хвойным, легко быть пнём», т.е. легко быть дураком или марионеткой, предоставляя мыслить за себя тем, кто сверху, но носить на себе тяжёлую крону собственных мыслей, да ещё и шуметь «листвой» – ох, как опасно...

Стихотворение «Лучше рисуйте» привлекает как изобретательностью рифм («нести - местности», «неровности - кров спасти»), так и каламбурной двузначностью смыслов. «Лучше держитесь и лучше держитесь» – что бы, вы подумали, это значило? Здесь первая часть – совет, мол, держитесь покрепче, а вторая – лишь часть предложения, которое дальше звучит как «...местности, той, на которой знаете все неровности». И так – во всех строфах: «лучше пишите и лучше пишите опусы...», «лучше рисуйте и лучше рисуйте граффити...» и т.д.

Но должна признаться, что к понятию «духовная поэзия» подборка Андрея не относится. Поэзия сильная, интересная, глубокая, но вся она посвящена совершенно иным, не духовным вопросам.

Заодно обратите внимание, насколько искусственной оказывается разделение на 1-ю, 2-ю и 3-ю степень. Диплом 1-й степени оказался у таких разных по уровню поэтесс, как Эмилия Песочина, Юлия Стыркина и Евгения Бильченко, но ещё больше поражает одна и та же 2-я степень у вообще несоизмеримых Ирины Мостепан, Андрея Чупахина, Владимира Маслова и Игоря Маркеса. Уже не говорю о том, что некоторые явно очень сильные поэты не были отмечены ничем – вот к чему привело жёсткое число мест. Не разумнее ли было бы наградить как лауреатов большее число авторов, а дипломантами признать всех достойных того участников? Они более-менее равны друг другу, степени не всегда означают действительный уровень поэтов, что обидно. К тому же, эта чехарда со степенями порождает не столько дух соревнования и стремление к мастерству, сколько разочарование, зависть, склоки и разобщение. А ведь прямая задача «Звезды Рождества» – объединять.

Подборка Елены Музыки из Запорожской области (III степень) совершенно справедливо получила диплом «за зворушливу любов до природи». Правда, в подборке тоже нет ничего, что касалось бы духовности, поскольку восхищение природой – это не совсем то же самое, что тема экологии и защиты природы и тема отношений человека с природой, входящие в круг тем «Звезды Рождества», которые прописаны в Положении фестиваля.

Тем не менее, хочу отметить уверенные достижения автора в плане образности и рифмовки. Рифмы Елены не только точные, но ещё и не являются грамматическими, чем грешили некоторые дипломанты и с более высокими степенями: «гарячі - скаче», «зірки - тонкий», «досі - Осінь». Кроме того, они необычайно разнообразны и принадлежат к разным видам рифм: «нездійснені - до рук мені», «Афродіту - по світу», «на дні - днів», «руки - перуки», «яблука - дерев блука», «коні - чи ні». Не случайно Елена Музыка на прошлых фестивалях несколько раз была отмечена наградами.

А посмотрите, какой интересный приём переплетения прямого и переносного значения в предложении «Осінь розхристана поміж дерев блука – / вітер у голові»! С одной стороны, «ветер в голове» можно воспринимать как образ легкомысленной девушки, с другой – в прямом смысле – как ветер в кронах, а значит, в «голове» у деревьев.

Ещё очень важно то, как последовательно соблюдается единство образной системы во всех стихотворениях этой подборки. Возьмём, например, «Передзім’я» (именно так должно читаться название, в котором, к сожалению, я пропустила опечатку). Там ветер выступает пастухом звёзд, а поскольку в отарах пастухи всегда на коне, ветер тоже оказывается всадником:

Випасає нічка зірочок отари,

Вітерець гарцює на баскім коні.

Проскакав по небу – наполохав тишу.

По ставку проїхав – плесо сколихнув,

Місячну доріжку бурунцями вишив

І, стомившись врешті, в комишах заснув.

Это последовательная, расширенная метафора.

Есть у Елены как образность, унизанная фольклорными мотивами («Тут край свій люблять понад все на світі. / Тому і вірші – зовсім не секрет! – / налиті сонцем і росою вмиті», «Над ставом вечір верби повінчав – / і в’яже павутинками їм руки, / мов рушниками»), так и оригинальные авторские находки («кульбабочок хитаються перуки / білесенькі, як марево», «Яблука зорями прямо до рук мені / падають, теплі ще») и сравнения («ромашка – скромна Афродіта»).

Сильно по душе пришлось её собственное, авторское определение несбывшейся мечты: «Мрії, що не здійснились, в інші світи летять. / Логіка тут не діє. Зайві теорія й практика / І не важливо зовсім, що не твої журавлі...».

И как промолчать об удивительно пастернаковской, так современно звучащей катахрезе:

І присмак диму у нічної тиші.

І запах смутку у коротких днів.

...А на горищі хазяйнують миші,

І гусне сум у келиху на дні...

Жаль, что в этой строфе на последней стадии макетирования почему-то пропала третья строка.

В рубрике «Переводы» в альманахе выступила только одна участница – не впервые приславшая стихи на конкурс «Звезды Рождества» Мина Сенина (Израиль). На этот раз конкурс принёс ей диплом III степени «За збагачення мови яскравими перекладами». Переводы действительно хороши, особенно «Мелодия» и «Тайна», с идиш и с английского. Автор неплохо владеет техникой стиха, чувствует стиль и настроение оригинала и в своих переводах старается это отразить. Посмотрите, как живо и органично звучит еврейская песенка портного:

Мелодию чудесную услышал я во сне –

Ах, музыка, ну пальчики оближешь!

Весь день теперь живёт она, поёт она во мне,

И нет её прекраснее и ближе.

...........................................................................

Ну кто я – сиротинушка, на свете я один,

Добро моё − лишь инструмент портняжный.

Но музыка звучит во мне, и с ней я − господин,

Над всеми господами самый важный!

Это, без сомнения, очень удачно: здесь есть бойкость песенки, музыкальность фраз, чувствуется, как при угнетённом положении герой неунывающе полон мечтами, надеждами и планами, в нём горит творческий огонь – и всё остальное отступает, оно не важно.

Поздравляю от души Мину, желаю ей продолжить разрабатывать это направление поэзии, которое ей, как оказалось, удаётся не хуже стихов для детей, и хочу заодно дать маленький совет – избегать проходных словечек, нужных лишь для заполнения строки, когда нужно дотянуть до определённого числа слогов (т.н. «втычки»), – слов типа «вот, этот, тут, лишь пока, ведь, уж, наш, свой, то, так, тот (та), себе, мне» и т.д. Естественно, не совсем отказаться от них, а избегать, когда по смыслу без них можно прекрасно обойтись.

Удивило то, что в номинации «Проза» трое из четырёх участников получили дипломы только III степени (четвёртый – вообще без степени) – может быть, рассказы не выделяли в отдельную номинацию, и они по сравнению с поэзией были хуже? Или действительно посчитали всё одинаково неплохим, но несовершенным? Не знаю, но для меня по прочтении было очевидно, что у авторов разная степень мастерства.

Данута Олейникова (Кривой Рог) подала на конкурс фантастический рассказ «Подарок Святого Николая», где героиня попадает в прошлое, в 30-е годы. Плюс – занимательный сюжет и понимание того, что пространство действия необходимо заселять не просто разговорами и мыслями, но и соответствующей эпохе обстановкой, нравами и отношениями. Минус – типичность развязки, когда все перемещения объясняются падением и ушибом (но попробуй тут придумай что-то новое – запаришься!), а главное – типичная беда молодых прозаиков! – неумение создавать из своего героя живого человека, неповторимого, обладающего уникальной душой, которого можно выделить из толпы по чему-то ему одному присущему, и ничем не объяснимый, бездоказательный хэппи-энд в самом конце (нет объяснения сходства героев из разных эпох). Тем не менее, чувство истории, верность изображения историческому времени в рассказе присутствует, и формулировка присвоенного диплома «За висвітлення зв’язку між минулим та майбутнім» вполне соответствует этому.

Все минусы у следующего дипломанта – Андрея Земскова (Харьков) – превращаются в плюсы. Рассказ «Ангел-хранитель» тоже фантастический, но у автора удивительно изобретательная фантазия (похоже, даже неистощимая); его ангелы, ненадолго появляющиеся на пространстве короткого рассказа, только мелькают, но успевают цепко засесть в памяти и удивить своей «настоящестью», несмотря на фантастический сюжет. Ненавязчивый, настоящий, исходящий из реальных жизненных положений и психологии человека юмор – ещё один огромный плюс. И уж, конечно, небанальная развязка – я, было, подумала, что чёрт под видом ангела-хранителя обязательно справится с искушением семейной пары, но нет, эта совсем не совершенная, со своими проблемами семья, которую, казалось, так легко было разрушить, его посрамила! Причём, это не выглядело «хэппи-эндом», а было естественно. В конце концов, проблемы есть у всех, искушения тоже (даже критический возраст неизбежен у каждого), но ведь не все пары распадаются. Недаром диплом автору присвоен «За яскраво втілене відчуття відповідальності за свої вчинки» – у героя чувство ответственности отменное.

Очень порадовал, посмешил, заставил задуматься и пришёлся по душе рассказ, Андрей просто умница.

С удовольствием читается «Матуся» Валентины Чепурко (Днепропетровская обл.) – короткое, но такое свежее, непосредственное произведение, напитанное впечатлениями из детства и дышащее любовью к тому времени, людям и обычаям. Всё колоритно, каждая подробность интересна, из рассказа встаёт живое село второй половины ХХ века – практически то же я застала у бабушки в небольшом городке в 70-е. Если припомнить побольше, добавить свои мысли и чувства того времени, расширить рассказ о своей семье, то вышло бы ещё ярче. У меня есть с чем сравнить – в 2018-м году на конкурс пришёл потрясающий рассказ Татьяны Прозоровой «Їхали козаки» (Кривой Рог) на ту же тему, и хотя из-за объёма мы не смогли его поместить, опубликовав лишь её стихи, он прочно засел в моей душе и памяти как яркий, образный отпечаток нашего народа. В нём была та живопись правды и наблюдательности вместе с долей сочного украинского юмора, сродни повестям «рудого Панька», которая отражает самую суть и душу Украины.

Поражена была тем, что совсем ничем не был отмечен самый лучший фантастический рассказ альманаха – «Последние Дни Лета» Степана Олейникова (тоже Кривой Рог, как у Дануты). Если б не знала, кем написано, была бы уверена, что это произведение какого-нибудь известного американского фантаста, вернее, глава, отрывок из большого романа. Сам сюжет уникальный, не трафаретный, его вполне можно было бы развить на целую повесть, да и написано профессионально. Обратите внимание на этого автора, у него явно обширный потенциал и неординарный талант.

Всегда жалею, когда вспоминаю, каких замечательных произведений из-за их длины не досчитался наш альманах, – взять хотя бы пьесу-сказку «Приключение в Рождественскую ночь» Радислава Гуслина. Но у нас был, как я считаю, справедливый подход: правильно ли напечатать одно сильное, но длинное произведение и лишить публикации два десятка не менее сильных стихов талантливых и пока малоизвестных авторов, для которых так важна, так необходима наша поддержка?

Новое жюри в такой же ситуации выбрало первое – напечатало большую неординарную пьесу Татьяны Мелиховой (Кривой Рог) «Велетень-егоїст, або Шлях до істини» (по мотивам произведений Оскара Уайльда), которая благодаря своим простым, доходчивым ситуациям-аллегориям и глубоким афористичным мыслям годится для любого возраста. У Татьяны диплом без степени «За пітвердження загальнолюдських цінностей» – это верно, но не полно: формулировка не отражает неординарную находку самой формы этой пьесы, к тому же, не отражена преемственность с Уайльдом, а она несомненна.

К счастью (наверное, из-за изменившихся условий конкурса и не слишком большого наплыва конкурсантов), несмотря на публикацию пьесы, вместилось и по одному произведению просто участников, не победителей. Среди них были как те, кого вообще не стоило бы брать в альманах, так и те, кто в предыдущие годы стали у нас лауреатами – поэты, несомненно, сильные и состоявшиеся, мастера слова, но в этом году не получившие наград. Именно чтобы не получилось такой неудобной ситуации, мы давали всем дипломантам грамоты (дипломы победителей – только лауреатам), но число дипломантов не было ограничено. Иначе получается, что «неотмеченностью» мы уравниваем и неопытного новичка, и подающего надежды талантливого автора, и явно опытного поэта со своими яркими, неординарными достижениями.

Итак, теперь о рядовых участниках конкурса, вошедших в альманах.

Фёдор Бусел (Беларусь, Гомель). Участвует впервые, у него маленькое, но такое уютное, выразительное и душевное стихотворение о семье. Сразу запомнилось наизусть. Хотелось бы, чтобы автор продолжал участвовать в «Звезде Рождества».

Ольга Васильева (Харьков). Неплохое, но дидактически звучащее стихотворение: концовка «...человек на земле этой должен» портит то, что хотел донести автор. Однако запомнила Ольгу по предыдущим фестивалям как интересного поэта, которому есть что сказать.

Очень жаль, но у Ларисы Губенко (Сажневой) из Запорожской области я на этот раз не отметила для себя никаких особых находок – все образы были слишком типичными, а в последней строфе ещё и «не-рифма» вклинилась («гармонійно - слухав»).

Валентину Гуменюк (Испания, Мадрид) читала впервые, но автор запоминается. В её «Казковій нічці на Андрія» хорошо передана вся атмосфера гоголевских Диканек:

А сніг мете, мов кужіль вовни

Влетів на веретені в ніч.

Бліді зірки та місяць повний,

Що зник, як кіт старий під піч.

І дух витає невимовний.

Буду рада новым публикациям этой интересной поэтессы. Только неплохо было бы немножко точнее подбирать слова в словосочетаниях: в «затія пряде містерії» первое слово кажется не обдуманно подобранным, а взятым для рифмы. Конечно, если бы у этого существительного рядом стояло бы какое-то намекающее на развитие действия прилагательное (какая именно затея), слово не показалось бы случайным.

Сёстры Анастасия и Екатерина Гуржий (Запорожье), наши молодые дарования (15 и 14 лет), участвуют в альманахе постоянно. Девочки ещё не выписались, но уже научились мыслить образами и подбирать не шаблонные, не грамматические рифмы.

Насте я посоветовала бы убрать 5-ю и 6-ю строфы – они ничего особого во впечатление не добавляют, по ходу сюжета нужной информации не несут, а звучат натянуто-аллегорически. Убрать лишнее и неудавшееся – и стихотворение избавится от слабых мест и будет звучать сильнее.

Однозначно надо что-то сделать и с началом. Слишком внезапны, резки переходы между «Грызут волки кости» и предыдущими и последующими строками, и читатель, пока не понявший основной темы стихов, находится в недоумении. Лучше постараться найти другую рифму вместо «костей».

И ещё одна неувязка в «Кусают за сердце / без соли, без перца, / словами-штыками, / змеи языками!» Здесь часть образов в одном предложении не сочетаются друг с другом, а стоят-то рядом. Их надо или развести в стороны, или заменить, т.к. нельзя «кусать без соли/перца», да и с солью-перцем тоже нельзя, и нельзя «кусать штыками» – штыками колют, а не кусают.

Зато хочу отметить очень образные и лаконичные последние две строфы – они удались.

А у Кати особенно хороша метафора «Нехай не тане білий сніг її сльозами» (о глазах матери).

Тараса Гуцаленко (Житомир) читала впервые. Стихотворение хорошее, понравилось лаконичной афористичностью. Надеюсь, что автор ещё будет у нас участвовать.

Сергея Дунева (тоже Житомир) давно знаю как сильного поэта со своим особым голосом, его не перепутаешь. Стихотворение резко выделяется в подборке просто участников сочетанием краткой лаконичности строк с их же удивительной музыкальностью, к тому же бесподобно точен подбор лексики. Сергею удаётся подбирать такие слова, которые дышат русской классикой и возвышенным Серебряным веком, но они настолько вневозрастные, прозрачные, не утяжелённые архаичностью, что понятны любому возрасту – как говорится, «от восьми до восьмидесяти». Предложения короткие, но наполненные и содержанием, и образами, а сама их конструкция разнообразна и по-хорошему народна – в фольклоре Сергей использует не штампы метафор, а принципы всегда прекрасно срабатывающих излюбленных приёмов народной песни (анафоры, изоколоны, синтаксические повторы, назывные предложения, противопоставления и т.д.). Он никогда не забивает пространство стиха густой метафоризацией, берёт для произведения (всегда краткого, редко больше четырёх строф) одну тему и идею, зато выражает её предельно образно и афористично. Он всегда ясен, но далеко не прост. Он живописует и мыслит, но его живопись словом поймёт и прислонит к своему сердечку даже ребёнок. У него нет пустот и «красивостей» – всё важно и подаётся в нужном месте.

Андрей Катрич (Сумы), наше открытие 2017-го года. После фестиваля мы даже пригласили его приехать и дать отдельный собственный концерт, о котором я писала («Творческая встреча с Андреем Катричем»). Не знаю, какие стихи были в конкурсной подборке, но в альманах попало стихотворение явно не его обычного уровня, мне даже нечего процитировать, чтобы показать, как талантливо он умеет писать. Очень жаль, что так вышло.

Зато по-хорошему удивил и порадовал давно знакомый участник наших фестивалей Константин Коваль из Донецкой области (Торецк). Знаю его как прекрасного сказочника, очень хороша и его историческая (чаще – не подходящая для формата духовного конкурса) поэзия, но в его стихах слишком часто хромали рифмы. Здесь же Костя превзошёл себя, рифмы не грамматические, интересные и довольно точные. Да и само стихотворение – может, благодаря опыту написания сказок – подходит для любого возраста: его можно счесть детским, но его с большим удовольствием прочтёт и взрослый. Тонкая лирика, присущая взрослой поэзии («И тёплые слова попеременно / на шёпот переводят нашу речь», «оголяются деревья... / серые дрова кладутся в печь»), органично и с долей лёгкого юмора сочетается с детским сказочным романтизмом («мышка спряталась в подъезде... / градусом смешным грозил мороз... / слагал припев для песни / к чудачествам привычный рыжий пёс»).

Что в стихах понравилось? Да всё. Но не могу особо не отметить удачные приёмы: олицетворения («ходики задумались слегка», «загрустившим тополям», «иней подбирался к куполам»), кольцевую анафору («О том, как благородный кот ангорский / по крышам, на ночь глядя, загулял» в начале и «Не ведая о том, что чудесами / заведует ангорский белый кот» в конце) и анафору строфико-синтаксическую (вопрос «О чём вчера рассказывали звёзды» порождает в начале каждой новой строфы «О том, как...»), метафору-катахрезу («к синему стеклу прижавшись лбами, / смотрели мы, как дышит дымоход»). А ещё – то, как одним предложением Костя превращает это стихотворение с детьми и животными, сдобренное классической лирикой, в стихи духовные («иней подбирался к куполам, / и в сумерках ночных, не очень поздно, / шёл самый добрый в мире Николай»).

Честное слово, заслуживал награды в номинации «Стихи для детей», которая раньше всегда была.

Открыла для себя нового автора, Алексея Костромина (Киевская обл., Боярка), чрезвычайно сильного поэта, даже с учётом того, что ознакомилась лишь с одним стихотворением. Боярка не впервые радует талантами, помню, там было раньше сильное литобъединение. Стихотворение Алексея «Детство как Имя» посвящено бабушке, и образ Детства, проходящий через него, – это именно бабушка: и потому, что говорится о её детстве, и потому, что для автора его собственное детство тоже связано с ней: «Ты же Детством моим была». Стихотворение – слепок с несправедливости человеческих судеб: сначала Детство «с бирочкой на спине», «не слишком свято, но почище, чем та же Зрелость или Юность»; «Детство многое повидало, вот и выглядело как старость, вот и было полно болезней». А конец у него и вовсе страшный: «достучавшись к приёмной Неба, / пролежав года три в кровати, отстрадав не пойми за что». Вот вам поколение наших бабушек или матерей (брата и старшую сестру моей мамы только чудом не угнали в Германию). Фактически всё произведение – одна расширенная аллегория, причём не прямая, в лоб, как это обычно делается и не вызывает ничего, кроме досады, а очень искусная и тонкая, заставляющая мыслить, чувствовать боль предыдущих поколений и свою невольную вину перед ними: «Словно ладаном, миррой, мятой пригвоздила вины стрела». Такой уровень дорогого стоит.

«Журавли и синицы» Игоря Костромина из Израиля интересны не столько исполнением, сколько точностью мысли. Тема, казалось бы, избитая, и кто не признаёт, что мы «тянемся за журавлями в небо, / не ценя в своих руках синиц»! Но Игорь прозрел главное: «Только журавля с трудом поймаешь – / станет он синицей в тот же миг». Образ даже более многослойный, чем задумывал сам автор, и может восприниматься не только как реализованная и враз прискучившая мечта, но и как недостижимая женщина, которую с трудом добился и которая вскоре надоела. А когда возможен второй слой смыслов, то возможен и третий, и четвёртый: образ оказывается удачным, мудрым и всё вмещающим. Непростой вышла и развязка сюжета:

Подержав в руках, я выпускаю

Ввысь, на волю все мечты свои.

Вон они – летают в небе стаей,

Бывшие синицы – журавли...

Ольгу Лебединскую (сейчас Днепр, а в юности – Запорожье) знаю много лет, знала ещё до того, как сама осела в Запорожье. Она неравномерная, зато уникальная, и если на один конкурс может послать неплохие, но не тянущие на лауреата (изредка и на дипломанта) стихи, то на другой присылает великолепные вещи. Невозможно не заметить мерцающее, чудесное волшебство вошедших в альманах её «Стихов о Рождестве», которые могут показаться простыми лишь тому, кто забыл в себе ребёнка и уже не помнит, какая она, Рождественская ночь, Сочельник – «земля из меха, предрождественский уют». А Сочельник для детской души – это «звёзды в сказке снега» и поющие ангелы, «блеск в магазинах» и тишина на сердце, когда становится «искренне и тихо, и прозрачно», это «радость крыльев голубиных, / зелень тающей сосны. / Столько будущего – Небо!»

И как «тихо и прозрачно», как ненавязчиво и бережно вписано в это будущее – прошлое обиженной и преданной души: «Не ори, тоска-шутиха», «Столько прошлого! Забудь». Боли столько, что даже о блёстках на ёлке говорится «От гирлянд пространство слепо», и трудно различить впереди не кончающуюся вместе с потерями, ведущую куда-то вперёд дорогу: «Чуть блестит нетвёрдый путь». Но оттого, что дорога не кончается, вновь воскресает в душе детство, и ты надеешься, надеешься изо всех силёнок:

Всё вокруг припорошило.

Да и ты припороши

Всё, что будет, всё, что было

В тайной пропасти души...

Наталию Литош (Запорожская обл.) мы неоднократно отмечали на фестивале за прекрасные стихи в народной традиции, но на этот раз она выступила в роли переводчика на украинский и – не справилась. То, что она попробовала озвучить, выглядит на порядок ниже и, к сожалению, грубее, чем высокие, одухотворённые и пронзительно драматические стихи Людмилы Некрасовской. И произошло это понятно, почему: перевод сделан в той же народной, шевченковской традиции, в духе поэзии Кобзаря с вполне органичными для простонародных, бунтующих против аристократов и их культуры, нарочито «неправильными» стихами (у филологов есть даже такой термин – «шевченковский стих»). В них допустимы перебои с ритмом (у Наталии «Відкриваю настіж вікно» там, где по смыслу так и просится «настіж», и если голосом это поправить можно, то на бумаге выглядит как есть – бросающийся в глаза сбой), и разговорное «та, що» вместо классического «та, которая» (у Наталии «як риба, що без води»): в украинской традиции всё это не противоречит смыслу произведения и не режет слух. В переводе же русских стихов, написанных высоким слогом, это становится не просто нарочито опрощённым, а вызывающе корявым. Нельзя переводить только слова – переводчику совершенно необходимо чувствовать стиль автора. Конец же вообще смазан и лишён смысла: сравните прекрасный афоризм Людмилы «Надышаться тобой желаю, / а вдохнуть уже не могу» и «А не можу, на жаль. Іди...», являющееся отсебятиной, а не переводом.

Говорю от сердца. Простите за прямоту, дорогая Наталия, люблю Вашу поэзию, но перевод – это особое искусство, и ему надо учиться. Может, именно благодаря моей прямоте Ваши новые переводы окажутся намного удачнее.

Стихотворение Виктора Мартыненко (Бердичев) пока имеет лишь тягу к отточенной классичности, и его «Рождество», несмотря на неплохие в отдельных местах образы, спотыкается на сбоях ритма («В Рождестве скрип шагов растворяется», «Рождество пахнет хлебом и мёдом» – два ударных слога рядом создают сбой; «пахнет шерстью овечьей вертеп» – сбой на первых же слогах, т.к. строка должна была начинаться с трёхсложного слова, и «пахнет» проскакивает вообще без ударения, словно это служебная частица, а не глагол). Штамп, которому уже не первый век («звезда, одинокая странница»), соседствует с авангардным олицетворением («Серебрится в руках синевы»). А удачно найденный, свежий образ с хорошей метонимией – «В старом храме звучит фисгармония, / и струится заснеженный Бах») портит чехарда с временами («Звукам Баха внимает природа. / Фисгармонии голос окреп», после чего до самого конца опять идут глаголы настоящего времени). И, наконец, в самом конце, там, где должна быть торжественная, мужественная, величественная развязка (ведь играют Баха!), появляются манерные, женственные «картинки – снежинки»: «В жёлтом кружеве фонарей / Бах на землю роняет снежинки», где бедного Баха не спасает уже даже метафора «в жёлтом кружеве фонарей» – наоборот, он в этих кружевах становится ещё утончённее.

На данном этапе у автора явно ещё не выработалось чувство стиля, чувство уместности при подборе образов и лексики.

У Татьяны Мелиховой, о пьесе которой я уже говорила, опубликовано ещё и стихотворение об ангеле-хранителе, где очень выразительное окончание:

Мне кажется, что иногда я слышу

Твой шорох крыльев в шелесте листвы,

И занавеску на окне колышет

Нездешний ветер с запахом травы.

В стихотворении о любви Николь Нешер (Израиль), постоянной участницы нашего конкурса, чьи стихи часто становились текстами песен, есть эмоции, есть отдельные удачные метафоры («Разлукою раскрошенные годы» – прекрасная находка!), но больше – привычной, часто использующейся образности («по краешку зимы», «объятья тьмы», «шальной март», «стылая зола», «по линии круга», «иду в Любовь» и т.д.). У стихотворения очень верная, точная концовка («Где Я и ТЫ звучат аккордом – МЫ. / И каждой ноте в этой песне верю»), но его портит непоэтичная натуралистичность («в душе... ржавые отметины от йода», «Вспоров тоски уродливое брюхо»).

Давно выделила для себя Анну Николаенко (Кривой Рог) как чрезвычайно интересную молодую поэтессу, но её стихотворения прошлых лет были сильнее, чем «Суламифь» этого года, где появились даже ошибки (сбой ритма). «В твоём кубке напиток редкий» – здесь надо либо, учитывая ритм стиха, ставить ударение на первом слоге, либо пропускать это слово вообще без ударения, а в «И пускай придёт час расплаты» сбой возникает там, где сходятся два ударных слога, наползая друг на друга. Конечно, у Анны хороши и олицетворения («Солнце бьёт, наклонив ресницы, / золотит виноград заря»), и оксюморон «Словно голос, поманит тишь», и афоризмы («А глаза не боятся риска – / это выбор, а не судьба», «Разве может не быть царицей / изменившая быт царя?»). И, тем не менее, этого мало, чтобы удивительный библейский образ Суламифи, которым восхищается каждый, кто читал Библию, расцвёл одухотворённым цветком. Общих фраз о шагах, аплодисментах, кубках и т.д. оказалось в стихотворении больше, чем неповторимых черт живой женщины. Решительность, энергия отражены, а человека, своеобразного и узнаваемого, – нет, только абстракция.

Помню по предыдущим конкурсам и Веру Половинко (Киев). В этом году она тоже порадовала хорошим стихотворением, герой которого – наш молодой современник, «хто забув, що в любові родився / на неймовірно прекрасній землі. / Ходить, блукає у сивій імлі, / зроду Всевишньому не помолився». Чувствуете, какое прекрасное фонетическое звучание строк, как плавно и мягко перетекают друг в друга бесконечные «л» и «в»? Да и неоднократно встречающаяся гипо- и гиперметрия придаёт большое своеобразие ритму стиха, какую-то неуловимую прелесть. Портят это интересное произведение только две вещи: путаница с ангелами, потому что, помимо того, что в стихотворении присутствует настоящий («Янгола в мир Він за ним посилає»), перед этим с обращением «Янгеле юний» Господь зовёт к себе молодого героя; а главное – всё тот же незадачливый сбой ритма, бич многих пишущих («Янголе юний, небес білих син» и «вічно терпляче чекати / тих, хто лукавить, грішить... Кого мати / в тяжкій розпуці навік прокляла»).

Татьяна Прозорова (Кривой Рог), как всегда, просто чудо. Это сильный, уверенный, состоявшийся поэт, каждый раз её участие украшает фестиваль и альманах. Помещённое «Білим – по-білому» звучит как прекрасная песня, как какая-то магия слова. Прекрасно всё: метафоры, рифмы, аллитерация, анафоры, и чего здесь только нет! Приводить отдельные места – только портить белую снежную вышиванку её метели, любви и боли. Моё сердце с Вами, Татьяна! Дай Бог Вам книг и читателей!

Без сомнения, и мудрый, лаконичный и очень образный Евгений Пугачёв (Ровно) в очередной раз показал себя настоящим мастером. Его читаешь, любуешься красотой слога, грустишь над мимолётностью бытия человеческого и радуешься бесценным частицам человеческого опыта, щедро рассыпанным в его миниатюрах. Вот и здесь столько подлинного чувства, что строки врезаются в память:

...так режут воздух быстрые стрижи

и ручейки бегут из подворотен,

что, Господи, стремительные дни

давно минувшей юности сродни.

Надежду Семену (Киев) читаю в первый раз, автор незнакомый. Образы очень интересные, эпитеты подбирает она свежие, колоритные («Солом’яно-яблучний запах в сінях», «кішка шипить гонорово»), есть замечательные аллитерации («під сволоком маківки сушена м’ята», «Застелено лави картатим рядном»). Но есть и сбой ритма («Згубилось в заметах ріки синє скло»). К тому же, несколько утомляет убаюкивающее перечисление предметов и их действий: «дрова потріскують», «стіл чекає гостей», «сніг блищить», «калина стоїть», а «ялини», конечно, «сплять». Перечисление превышает наличие образов, доминирует над ними, тем более что и действия, и предметы вполне привычные, затёртые. Если Надежда сумеет найти своё, присущее только её творческому миру и жизненному опыту, то и стихи заиграют всеми красками и гранями.

Павел Талаболин (Донецк) всегда берёт лаконичностью и точностью, притом мудрая одухотворённость мысли играет в его стихах немалую роль. И в этом альманахе у него всего в двух строфах уместилось то, что другой стал бы расписывать на восемь, – огромность Божьего мира, непостижимость его («Как необъятно Господа творенье! / Ни время, ни пространство здесь – не мера. / Непостижимость эту со смиреньем / и преклоненьем надо взять на веру»), хрупкость человеческой жизни («При всей громадности и хрупко, и ранимо / прекрасное созданье. Мы – частицы») и наша причастность к сотворению его («Творцу соавторством сумеем причаститься»).

Да простит меня Нина Третяк (Полтавская обл.), но то, что у неё в альманахе, – не стихи вообще. Возможно, есть у неё в творческом багаже гораздо более сильные произведения, я не спорю. Но данное стихотворение не выдерживает никакой критики. Такое лучше отсеивать сразу, на первом этапе, когда подборка только-только поступила на конкурс. Просто не рассматривать, и всё. Сплошные «вірую» и «віра», болящая душа, добро и слёзы и уже приевшаяся до оскомины «А Україна в нас єдина!» – голые штампы, сухие лозунги, в которых ни мысли, ни красоты.

Зрелый и опытный поэт Наталья Филиппова (Киев) прислала хорошее стихотворение, которое приятно читать, но которому несколько мешает слишком сильная степень аллегории, очень густой символизм, когда мысли, которые хочет донести автор, укутаны в густую шубу переносных значений и робких намёков. Явно видно, что и зима, и весна здесь не времена года, а метафоры («Солнцем расплавится зимнее чучело. / Грянет весна со своими разливами, / смоет всё то, что болело и мучило»), но они так надёжны скрыты, так подпёрты со всех сторон «правильными» словами («поступаем, по-своему, правильно» в «это нелёгкое, смутное времечко», «В городе N-ске все будут счастливыми»), что даже очень сильное сравнение «Падает снег, осторожный, как девственник», к сожалению, воспринимается как авторское кредо и вызывает мучительную жалость. Я знаю Наталью как прекрасного мастера высокой Поэзии, её стихи обычно ложатся на сердце и уносят в небеса или как неожиданный подарок погружают в уют и радость. Этому бы стихотворению просто чуть-чуть поменьше осторожности и побольше смелости, и до каждого сердца дошла бы близкая нам всем мольба: «Но небеса прояснятся! Дай, Господи, / силы дожить! Зацветает рождественник».

Очередной раз порадовала Валентина Чепурко (Днепропетровская обл.). Её стихотворение хоть и мало затрагивает духовность напрямую (разве что «Горять, мов лампадки, сузір’я, / аж іскри летять на дахи» – по-моему, прекрасное сравнение-гипербола), тем не менее, всё так прошито слиянием с Божьим миром, с его малыми тварями и далёкими звёздами, что эта любовь согревает, растапливает душу и возносит её выше. Здесь совершенно очаровательный, озорной юмор («Спізнілий, відлунює з шляху / бурчанням нічним грузовик, / а Місяць – півсонний невдаха – / у кузов впустив черевик. / Сміялися зорі-подружки: "В однім черевичку гуляй..."»), которому придаёт пикантность образ лунного пятна как «черевика». И высокая, торжественная образность «І нам в золотистії кружки / стемнілого неба вливай» нисколько при этом не противоречит комическим ноткам: «"А хочеш, позичимо глека? / Он – в пані наткнувсь на штахет". / Стривоживсь старенький лелека: / "Надумали знову банкет"». Только родившееся «телятко», и такая уютная, заботливая «матуся-корівка», и снующий под стрехой «павучок», и спрятавшийся в «кубло» пёсик – всё очаровательно и живо, – не случайно даже само название «Ніч у селі» ведёт преемственную перекличку с гоголевскими Диканьками. Тем более что и конец стихотворения относится к писательскому ремеслу:

Бо звик – в господині до ранку

Небесні горять каганці,

У кріслі старому на ґанку

Не спить із блокнотом в руці.

Лишь один маленький сбой ритма вкрался в это очарование: «Бо вперше вдень бачило зливу». Дорогие авторы, будьте внимательны, не ставьте рядом ударные слоги!

И, к сожалению, втычка «вже», да ещё повторённая два раза, не украшает эти хорошие стихи.

Перехожу к подборкам жюри и гостей фестиваля.

Приятно, что организаторы «Звезды Рождества» первые подают пример любви и братства, веротерпимости и уважения ко всем мировым религиям, ощущая самое важное – Единого Бога-Отца. Вот и у Радислава Гуслина не случайно можно встретить перечисление «в распятьях, свастиках, мандалах, куличах» и признание «Не сможешь любви различить / меж Христом и Аллахом», потому и «Мне и Авель брат, мне и Каин брат», как братьями по планете и её Адаму являются все народы мира.

Красота слога у Радислава удивительная. Льются лёгкой, певучей волной сквозные аллитерации «ле-лю-ли-ла» и рефрены («Лейся, лейся, Любимый, мы бездонные дети!», «Всё начнётся с улыбки – лёгкий свет и свобода!», «Эти крылья прозрачны, плавники, паруса ли»). Заговаривает боль и тревогу сердца врачующая магия заговора, народных рифмованных прибауток («Отчего трава так мудра-добра?», «Вот и вышел весь из избы вопрос», «У губы воды – камыши-времыши», «Посиди в тени да спустя рукава», «Голуба волна – на семь бед ответ»). Вспыхивают огоньки неожиданных оксюморонов («А вода души по огню соскучится», «Всё то, что успел, уже спел / немой тишиною»). Звенит отчаянная аллегория («Трепещет спасения нить / меж надеждой и страхом»). Качается прибой перетекающих друг в друга метафор («то Слово, что течёт с Лица Отца», «святые зайчики барашковой волны», «Стекающая слеза, / последняя капля молитвы»). А роскошное разнообразие размеров и ритмов – словно свободный джаз.

Маргарита Мыслякова (Запорожье) входила когда-то в состав самого первого жюри, которое впервые проводило конкурс нашего фестиваля. Я неоднократно писала о книгах Маргариты, но здесь хочу отметить коронные черты её стиля.

Во-первых, почти вся её поэзия построена на образах и сюжетах из Ветхого и Нового Завета; мало того – она развивает и углубляет эти сюжеты, нагружая их современными вопросами и давая порой свои ответы, хоть и в русле евангельской традиции. Взять хотя бы «куда потом исчезла та звезда, / что на востоке видели волхвы?» и ощущение, что «будет снова брошена она / в ночного неба мягкий чернозём, / как семя неизвестного цветка, / чьей тихой тайны Кеплер не раскрыл». Или о небоскрёбах Нью-Йорка и Чикаго, «лихих братьях Вавилонской башни»: «скажите, Он их любит или терпит – / богатства золотой апофеоз?!» с собственной пробой ответа как «мыслящей пичуги» («Господу всего милей лачуги. / Их несравненно больше на Земле»).

Ещё одна коронная черта, связанная, кстати, также и с пробами самой отвечать на возникающие вопросы злободневности, – это удивительная поэтическая смелость и желание докопаться до истины. Этакий философ-женщина, хоть и выставляющая себя малой птичкой Божией. Скажите, вы боитесь смерти? Маргарита – как человек верующий – не боится: «Я совсем не трушу / узнать, что провод жизни обесточен», «Смерть приму как рядовое событье. / В жизни вещи есть намного страшнее». Вот это «намного страшнее» так истинно, так верно, что удивляешься, что это сказал не какой-нибудь великий мудрец, а женщина, которой, казалось бы, пристало воспевать лютики-цветочки.

Третья присущая Маргарите черта – это полная, открытая исповедальность. Её не остановит ни страх перед признанием собственных грехов, ни безусловные нормы принятой морали, если надо будет излиться в стихах перед её первым слушателем – Богом, читающим с листа. Вот хотя бы «О, защити меня от праздности, / коль этот грех за мною водится» и «Я в жизни вовсе не проворная – / из дев, грехов своих не помнящих».

Уже одни эти три особенности ставят поэтессу в ряд выдающихся поэтов Украины, – а если б я ещё стала перечислять отличия стиля, отточенность неожиданных рифм, богатство поэтических приёмов, удивительную красочность метафор, глубокую начитанность, внимание и любовь к каждой Божьей букашке и примете человеческого быта...

Василий Толстоус (Макеевка) недаром включён в альманах, хотя, казалось бы, не числился в жюри или в участниках конкурса. Включён по праву благотворителя, щедрого жертвователя на Божьи дела: именно он когда-то выпустил огромную антологию «Песни Южной Руси», где собрал стихи многих наших современников – поэтов Украины, пишущих на русском языке. Именно он помогал Анатолию Воронову выпускать книги из серии «Многоцветье имён», в том числе мой последний сборник. Именно он собрал и выпустил в свет стихи покойной Екатерины Литвиновой (Лики Светлой), чья подборка замыкает наш альманах. И именно он отобрал стихи для этой подборки.

О Василии Толстоусе как о зрелом и интересном поэте и о его книгах я писала не раз. В том, что вошло в «Звезду Рождества», больше всего меня затронули бережные, тихие стихи памяти мамы, создающие эффект присутствия её одновременно и в комнате дома, и в заоблачных мирах («Их только двое в нашем зале опустелом: / старушка-чтица здесь, а мама где-то Там», «Впервые мама на почётном месте дома / и – где, не знаю, где-то очень далеко») и, конечно, сильнейшая вещь по «Мастеру и Маргарите» об Иисусе и мытаре Левии Матфее. Стихотворение построено по принципам романа, с обозначением места действия и главных героев («Босые ноги. Пыль. В зените солнце. / Две тени от оборванных бродяг... в затерянных полях», «Один чуть выше. Оба бородаты», «Тот, что пониже, с резкими чертами, молчал и свиток к сердцу прижимал. / Второй был скор и тонкими перстами / вязал слова незримого письма», «Вдали Ершалаим / плыл над землёй горячей»). И задаётся оно вопросами Нагорной проповеди:

Любить людей – достойная наука,

Её поймёшь – и ближе станет рай...

Но как простить продавшегося друга?

Что ближе нам: «Люби!» или «Карай!»?

В стихотворении передан облик Христа («Высокий лоб качнулся к небесам», «В глазах не гас горячечный огонь»), разговор с мытарем и даже чисто физически ощущается эффект нашего присутствия при этом, так реальны ощущения: «а ветер нёс и свитка тихий шелест, / и козьей кожи благостную вонь».

Ну а теперь перейдём к подборкам членов жюри.

Председатель жюри Олег Озарянин (Антонюк) из Житомира, как и Василий Толстоус, не причисляет себя к давно и прочно верующим людям («Так віра в серці день за днем / росте невпинно та старанно, / зціляючи безвір’я рану / прийдешніх радостей дощем»), но, несомненно, в его поэтический мир входит Новый Завет. Он задаётся вопросом «Що станеться, коли земний скінчиться шлях? / Коли відлічить всі, до крайньої хвилини / годинник днів моїх?». Ему доступно, мысленно приблизившись к таинству Рождества, прочитать мысли Бога-Отца: «Найдорожче людям / віддаю... Чи врозуміють суть? / Чи безгрішність раптом не осудять? / Може схаменуться і не вб’ють...» И, перебирая вопли толпы, молитву Вараввы, овеваемые ветром складки плащей на Голгофе, удивляясь про себя «Ов-ва... Авва?», он словом-звуком слышимо передаёт явление Христа как простейшее и в то же время величайшее чудо, происходящее въяве, воочию, так странно, но истинно. – Вот эти волшебные аллитерации: «Дивак дивився у звичайний світ, / і світ ставав одразу надзвичайним!», «Дививсь дивак – і коїлись дива, / і небувале відбувалось в світі!», «ворожнечі всі та нелюбові / не застилали очі дивакові», «Світ задивлявся в нього, як уперше, / і щиро дивувався диваку». Рефреном-анафорой настойчиво звучит призыв к человеку: «Не бійся і не плач, улюблений мій сину! / Не бійся і не плач, ти зовсім не помреш», «Не бійся і не плач! Не морщ своє чоло», «Не бійся і не плач! Згадай-но мій завіт: / там, ставши молодим із пружною ходою, / відкриєш ти новий, найкращий з кращих світ».

А если уж говорить о Рождестве как о родном празднике детства, то на сердце сама ложится «Різдвяна круговерть, якась дитяча радість...» как наиболее приближенное к нам и внятное душе каждого стихотворение-воспоминание: «у бік чудес зміщається реальність, / де запах мандарин і фарби олів’є, / де хитрий шоколад ховається в коробках / з картону та фольги», «Там світиться вікно в очікуванні свята, / і казку на шибках малює сніговій», «Родина за столом, і батько ще живий...» – и вот уже ты сам, раскрыв тайну запечатанных подарков и обнаружив желанный шоколад, «ласуєш їм, як миш, що має таїну»...

Инесса Доленник (Кривой Рог) – горячее и живое сердце нашего фестиваля, она больше всех, как заботливая мама, нянчилась с подборками и добивалась, чтобы все участники были представлены в альманахе, и мне совсем не трудно представить её даже мамой её собственной мамы, как это драматически остро отражено в стихотворении «Дежавю»:

Пам’ятаю – тоді я визирнула у хвіртку

Дізнатися, чи потужний надворі вітер,

Аж бачу – юна матуся вчить доню ходити,

І від них струменить і їх огортає світло...

А я металеву відчула у серці голку...

Это было как дежавю – повторение того, что произошло с Инессой, когда о её маме «лікарі найгірше підтвердили: безнадійна... / І зачинили... двері лікарні». Но ещё оставался один процент вероятности выздоровления. Один из ста, и отказываться от него они права не имели – «тож жили собі так, неначе все іще буде: / вишивали, вчились ходити, топили баню... / А ми учились ходити... Ходити вчились...» И когда Инесса «себе відчула мамою мами», свершилось невозможное – «Дочірнє і материнське в Космічнім Колі / Любові – помінялися полюсами», и от застрявшего в горле кома она, задыхаясь, увидела, как её прекрасная мама, «наче Мадонна, / шепоче: "Мамо" і... втрачає свідомість...»

Говорить о таком, выискивая и подавая на блюде читателю красоты, будет просто профанацией высокого Искусства Слова – Слова, которым сотворялось всё и вся. Поэтому я просто расскажу дальше, что творит со словом Инесса и что претворённою ею слово творит с нами.

Как и победители конкурса, Инесса тоже обращается к теме Земли, страдающей от человека, который завёлся на ней как злой гений истребления: «ті, що нареклись її царями, / стріляють один в одного, і ями / загиблим риють, й знову в них війна...» Вот отчего гнев Земли вырывается из неё «як смерчі, землетруси і пожежі, / як паводки, вулкани і тайфун... / Залізна зброя давить і пече», а необходимость её применения против своих собратьев с пеной у рта доказывается каждой газетной и медийной проплаченной моськой:

А від брехні вже закладає вуха

та мін, що в ній не вибухнули ще.

І згадує Земля, мов древній сон,

Як самогубців поглинала злива.

Теж думали – все можна і можливо,

Наївні люди! І пішли на дно...

Красивая жизнь настала после возобновления жизни – слышатся «вірші й дитячий сміх», на Земле «мов душ, цей дощ / зелені коси миє, гори-груди... / Змива жалі, огріхи та облуди, / зове до прощ», но человек вечно недоволен тем, что имеет, вечно стремится по головам к невозможному, вечно скалит зубы и кусает соседа... Какие там «прощі» – кровь на голову брата своего, гнев Божий и молнию призывает он, и мы слышим это ежедневно, стократно размноженное и усиленное телеэфиром...

Но есть такие странные чудаки, подобные Христу, Божии чудики, смех и грех человечества, как оно считает, блаженные дурачки, недостойные топтать Землю, и они, эти уродцы, даже умереть не могут по-человечески, как людям положено, – то есть толкаясь и ругаясь, даже в последний момент стремясь урвать чужое и навечно зажать в кулак.

Шло Рождество. Плыла восхитительная ночь Сочельника: «О, як сніг лоскотав обличчя! / Як санчата котились жваво!», и «у різдвяній цій круговерті / світ забув про свої печалі». И в эту ночь в старой сельской хате «преставлявся сільський музика», один из подобных дурачков. Несчастный, он вбил себе в голову, что незачем в ночь Рождества напоминать людям про смерть, потому и «домашнім велів мовчати – лиш подати кохану скрипку...» И была эта смерть весёлая навзрыд, праздничная, как голова на эшафоте. Нет, не умеют глупцы умирать достойно, важно, торжественно, потихоньку хрипя, испуская дух и попадая в объятия чертей, уже толпящихся вокруг с довольными ухмылками. Только дурак будет портить себе такую важнейшую в жизни минуту и ублажать ненавидящих его оскорбительно игривыми мелодиями.

Это поэзия? Это жизнь. И это мы, наши грехи и наши святые. И Инесса не «сочиняет стихи» – она просто заставляет нас посмотреть на себя в зеркало. Лишь три стихотворения из подборки рассмотрела я, но вы и так уже представили, чем она отличается от других, – не красотами стиля, не вылезанием из кожи, чтоб показать непревзойдённую себя. Сердцем.

Людмила Некрасовская (Днепр) немало потрудилась на ниве библейской поэзии. Многие её произведения посвящены героям Ветхого Завета. Вот и в этой подборке альманаха мы видим Моисея, прозревшего, почему «с минутой каждою заметней / земля, рождённая мечтою», и всё же ему «не сделать шаг последний». Грех маловерия сказался на нём, не поверил Моисей в то, что может именем Божьим творить чудеса, извлекать воду из скалы. И как результат – он привёл свой народ в землю обетованную, но сам ступить на неё уже никогда не сможет.

Здесь же и отец Соломона, передающий сыну свои мечты и тревоги, рассказывает, как он «желал всей душой процветанья родимой земли», когда «родную страну от набегов врагов защищал». Но именно потому ему и «не дано возвести Вседержителю храм: / прегрешения есть, да и руки по локоть в крови». Лишь одну заветную мечту, мечту, которую он так и не смог осуществить, просит он претворить в жизнь – разрушить ненавистные капища идолопоклонников и выстроить храм Единому Богу. И слышит отец от сына на своём смертном ложе удивительный ответ:

Государство сильно единеньем людей и богов.

А кумирни снесём – будут вспыхивать бунты в стране.

Так недолго, поверь, на кусочки страну разорвать.

Да, мы выстроим храм. Только он, представляется он,

Должен силу Творца и величье Его показать.

Я хотел бы, отец, Божье Слово в стране утвердить

Не насильем, а тем, что людскую вражду превозмог.

Рождаются у Людмилы иногда и сцены из Нового Завета, и тогда как современники и очевидцы казни на Голгофе мы видим то, что случилось более двух тысяч лет назад:

Толпа стихала понемногу,

На крест взирая с изумленьем.

Распятый попросил у Бога

К ней, ждущей крови, снисхожденья.

Отрицая стихийные знамения («Нет, не разверзлась твердь земная, / затменья солнца не случилось»), Людмила делает упор на главное: «Толпа добро познать старалась / и называла словом «вера» / любовь, что в душах разгоралась».

Она приводит иную, занесённую к нам на волне развала Союза и внезапно вспыхнувшей любви к Европе версию поступка Иуды, – я сама читала её в годы перестройки и в 90-е. Это тогда нам «открыли глаза» на то, что Иисус имел жену и дочь, что Иуда был Его лучший и самый верный ученик и последователь и своим поцелуем запечатлел их тайный сговор. Позже, искусно сдобрив писательским мастерством эти «открытия», Дэн Браун преподнёс их всем в своих книгах, а кинематограф претворил его легенды в красочное и убедительно действующее зрелище. Кто бы смог устоять?! Так и появилось стихотворение «Иуда». Принимать его вам как истину в последней инстанции (от Дэна Брауна) или поверить Апостолам, решайте сами.

А я ещё хочу отметить, что недаром поэтесса побывала во многих странах мира и своими глазами видела стройные чудеса готической архитектуры. Эти величественные, шпилями достигающие самого неба здания помогли ей не только ощутить живое присутствие Божие в храмах, но и понять то, что мы со своими докучливыми к Богу просьбами так понять и не смогли, – молитва должна быть не о насущном, а о духовном – о гармонии и ясности душевной, ладе в семье и т.д., – иначе она походит на выпрашивание чудес:

Я минувшее итожу,

Но Небесного Отца

Словесами не тревожу.

Он за день от нас устал.

Мы к Нему – то с тем, то с этим.

Для того ли Он создал

Человечество на свете...

(«В костёле Варшавы»)

Людмила пишет легко и свободно, ясными словами, доступными каждому, её надёжная, поющая во славу Божию классика охотно воспринимается на концертах, с которыми она часто выступает. Ну а расхождения, которые имеют место быть, для людей не так важны, как возможность услышать из уст настоящего мастера красивые и убедительные духовные стихи, объясняющие, что такое добро.

Какая-то непрямая перекличка по духу объединила в альманахе стихотворения Людмилы и Виталия Ковальчука (Харьков), чей «Брат» удивительно напоминает разговор Христа с предавшим Его.

Слишком дорого я в этом мире другим обхожусь.

То ору, что не тем, кому надо, стоят обелиски,

То начну сомневаться, законна ли эта печать.

И меня убивают руками кого-то из близких.

Так надёжней, и в символ удобно потом превращать.

.......................................................................................

Ты убьёшь меня, брат мой. Однажды уже это было.

Ты убьёшь меня снова. И я тебя снова прощу.

Почему мне это показалось перекличкой? Да всего лишь из-за слов «Мы нужны в этом мире как символ греха и прощенья. / Так что ты не подумай. Я знаю – ты любишь меня». Миру нужен символ, а иначе, бескровно, он не желает запоминать своих пророков и учителей. Иуды служат для того, чтобы живые (вернее, убиенные) символы могли остаться в памяти человечества.

Оправдание вроде бы логичное. Только как быть с Гаутамой (Буддой), которого никто не предавал? Как быть с Махатмой Ганди, который «развёл» Индию с Англией совершенно мирным способом, даже не получив от неё на память отравленную пулю? А ведь их помнят. «Дело прочно, когда под ним струится кровь»? Предательство – благой путь?

Впрочем, оставим эту тему. В подборке Виталия Ковальчука, которого я помню и поэзию которого очень ценю ещё с тех времён, когда Влад Клён устроил в Запорожье крутой фестиваль и Виталий стал на нём одним из победителей, есть немало стихотворений с более устойчивыми и не меняющими свои трактовки духовными вопросами. Что интересно – Виталий вовсе и не старается изображать из себя духовного поэта. В его произведении «Прапорщик Сидорчук», которое в последний момент решили заменить, недаром встречались выражения вроде «С точки зрения прапорщика Сидорчука, / Бога нет, а иначе откуда так много войн?» и «С точки зрения прапорщика Сидорчука, / Бог – иллюзия, но не худшая изо всех». И всё же эти стихи именно духовны. Не по букве, а по духу. Как бы сам Виталий к этому ни относился. Даже если он при этих словах будет усмехаться. Потому что –

Сидорчук уверен: единственная из войн –

Между злом и добром в человеке, и в этом – жизнь.

Перед тем как упасть и гранату накрыть собой,

Не молитву шептал он, а громко кричал: «Ложись!»

И лежит он на поле, не чуя ни ног, ни рук,

И закат разрезает небо острей ножа...

С точки зрения Бога, прапорщик Сидорчук –

Это Ангел-хранитель последнего рубежа.

Это стихотворение было заменено на уже для всех явно духовное – о жертве Великим как о мосте в эпоху Водолея: «сотрётся даже имя. / Но – уберечь от ядерной зимы. / Но – вечно жить, пусть не собой – другими... / Он не умрёт, он лишь проложит мост / над пропастью меж двух тысячелетий», зато «за ним потянутся мосты – / наукой, словом, музыкой, искусством». Но духовнее ли и сильнее ли эти стихи, чем те, заменённые? Не знаю. Для того чтобы творить добро, вовсе не обязательно кричать: «Верую!», и самые первые войны, убивающие в человеке добро, происходят действительно сначала в душе человека. А уже потом посылают прапорщиков Сидорчуков вести ребят на гибель. Да и то – кто он Богу, этот Сидорчук, – поджигающий материал или тот, кто, не веруя, совершил подвиг, «отдал душу за други своя»? Или и то, и другое вместе? В человеке ведь многое намешано.

Такие же острые стихи – «Время». Они не о прощении врагов и подставлении щеки. Они честны и трезвы: «Функция времени – сделать тебя прожжённым, / то есть пройти сквозь пламя, но не сгореть», «Функция времени – врезать тебе по полной, / но лишь затем, чтобы ты его стал ценить». Это – стихи о мужестве и стойкости, а мужество может быть не только в бою, но и в совсем не военных действиях абсолютно гражданских людей. Людей, для которых слова «Бог, совесть, честь, род, Отчизна» – не пустой звук. Людей, которым не всё равно, сотрут ли им историческую память, вошьют ли новый чип и новую модель поведения.

Вот так и стихи о любви – это стихи духовные, при условии если речь идёт не о знойной страсти, а о том чувстве, что «выводит из тьмы, / даже если не видно дороги, / у окна зажигает свечу / и в бою поднимает с колен». «Это странное чувство – любить, / ничего не желая взамен», – вот о какой любви можно сказать, что она духовная. И для этого не обязательно вспарывать «тоски уродливое брюхо» и «идти в Любовь» «по краешку зимы». Достаточно во имя любимого творить добро, не получая для себя ничего, даже не ожидая этого, потому что любимый ведь может тебя и не любить. Взаимность – не самый распространённый на Земле закон.

А можно ли назвать стихи духовными, если речь в них идёт о детстве, старости и вообще о возрасте человека? Да, если Детство учит «верить в бессмертие – так, без любого средства», а у умирающей Старости «в небо глазами ребёнка смеётся Вечность». Да и можно ли такое – непонятное вечное детство – называть Старостью? «В разные годы к людям приходит Старость», – пишет Виталий, и он прав. Старость приходит, когда тебя сломали. А сломать могут в любом возрасте. Кто? Неважно. Люди, обстоятельства, болезни, заботы, предательства, наконец. А ты попробуй, уцелей. Сохрани в себе то чистое детское начало, о котором говорил Христос. Вот и не наступит Старость.

В подборке стихов Екатерины Литвиновой лично для меня заключён «Свет Невечерний» – что-то мощное, обжигающе духовное, идущее не от ума, а всасываемое с детства с молоком матери. «Не случайно память цепко / душу в детство забрала. / Надо мной взметнулась церковь – / голубые купола». Мне не так повезло, я хоть и с детства, но к вере именно шла, и шла по собственному желанию, а не по семейной традиции. Поэтому мне никогда не написать таких безыскусно-детских, наивно-прелестных стихов, как «Рождественское» Екатерины: «С первою звездой настал сочельник, / лес одет в светящийся стихарь. / Белый Ангел наряжает ели / и поёт Рождественский тропарь». У Екатерины «невылитой нежность / ясной радости полна» даже тогда, когда нет крыши над головой и надёжного плеча рядом. Она прощает всё, даже то, что простить невозможно, да и нельзя: «И простишь? – Уже простил. / Где душа душе внимает, / тихий трепет белых крыл». Ей бывало потрясающе тяжело в жизни, она сама признавалась: «Очень трудно порой с людьми, / если людям с тобой легко» – и всё равно превыше всего ставила беззлобность и прощение: «Первый день Великого поста. / Отзвуком прощений и прощаний, / милости прося, канон плывёт... / Как весна, легко и беспечально». И, читая такие строки, хочется к самой Лике Светлой отнести слова «Есть тихий Свет, ходящий по земле, / он оживляет высохшие души». Она, уже умершая, продолжает быть верна своему же завету: «Свети, Непостижимый Свет, свети!» И хочется согласиться с ней: «Где есть любовь, там можно всё снести», «Всё великое – на рубеже / меж твореньем и благодареньем». Хочется благодарить, хочется прощать, хочется покрывать милостью. Спасибо, Лика!

Душою я всегда останусь со «Звездой Рождества». С духовной поэзии я когда-то начинала свой путь в литературу, она всегда меня интересует. Да и просто невозможно не любить этот фестиваль за удивительный сплав музыкальности, образности, артистичности и духовности, фестиваль, одаряющий нас верой и надеждой, согревающий задушевностью и щедростью, радующий глаз яркостью и пестротой украинского фольклора и вдохновенной гармонией русского и украинского поэтического слова. А альманаху «Звезда Рождества» от души желаю доброго пути и верных читателей.